Первобытный менталитет - Люсьен Леви-Брюль

Таким образом, во время сна устанавливаются с трудом понимаемые нами сопричастия, примеры которых привел в своем характерном наблюдении Рот. «На Тулли Ривер всякий раз, как мужчина (или женщина)… собирается спать, или утром, когда он встает, он более или менее тихо произносит название животного или растения, либо своего, либо принадлежащего той части группы, куда входит и он сам… Если есть особый, связанный с этим названием звук, крик или зов, он может воспроизвести его. Цель такой практики, которой старики обучают молодых сразу же, как сочтут их достаточно взрослыми, чтобы понять эти вещи, — получить ловкость и счастье на охоте и быть достаточно предупрежденным о любой опасности, которая в противном случае могла бы угрожать ему со стороны этого животного и т. п., чье имя он носит. Если человек, носящий название рыбы, регулярно взывает к ней таким образом, то в тот день, когда он будет страдать от голода, он добудет ее. Если человек не взывает к грому, дождю и т. п. (конечно, в том случае, когда он носит их имя), он потеряет способность их вызывать. Змеи, аллигаторы, если к ним регулярно обращаться таким образом, никогда не нападут на своих омонимов, не предупредив их об этом. Если туземец пренебрегал этим, то получив укус, он может упрекать только самого себя. Если люди взывают не к тем животным или предметам, которые являются их омонимами, это не будет иметь ни хороших, ни дурных последствий… На Прозерпин Ривер перед тем, как лечь спать, туземцы обращаются по имени к тому или иному из животных или растений или предметов, связанных с той частью группы, к которой они принадлежат… Я спросил о причине этого. Мне ответили, что, будучи таким образом названы, они предупреждают спящих туземцев о приближении других животных»[15].

Итак, есть сновидения, вызываемые как предзнаменования, потерявшие со временем свое первоначальное значение мистических причин и сохранившие лишь значение знака и предсказания. До того как стали просто просить у спонтанных или вызываемых сновидений открыть будущее, через них старались обеспечить себе защиту сил невидимого мира и успех в предприятиях. В настоящее время за тем вниманием, которое уделяют во многих обществах сновидениям как предзнаменованиям, продолжает жить более или менее сгладившееся воспоминание о том более глубоком мистическом значении, которое им приписывали первоначально.

Сновидение почти повсюду вначале было гидом, за которым всегда следовали, непогрешимым советчиком и часто даже, как в Новой Франции, — повелителем, приказы которого не оспаривались. Что же может быть более естественным, чем попытка заставить говорить этого советчика, посоветоваться с этим хозяином, спросить в трудных обстоятельствах его мнение? Вот типичный пример этого в рассказе миссионера Макдональда. «Вождь прощается. Мы убеждаем его отправить своего сына в школу, а он отвечает нам: «Я посмотрю об этом сон». Он сообщает, что вожди Магололо очень часто руководствуются сновидениями. Мы обмениваемся несколькими замечаниями по этому поводу и, покидая его, делаем подарок, чтобы побудить его увидеть благоприятный сон»[16].

По ироническому тону миссионера чувствуется, что он принял слова вождя за неуклюжее оправдание. Поскольку у того не было никакого желания отправлять своего сына в школу при миссии, а прямо заявить «нет» он не осмеливался, то кажется, будто он выпутывается из положения, обещая «увидеть об этом сон». Трудно сказать, не присутствует ли в его ответе и в самом деле отчасти желание выиграть время. Однако столь же вероятно, что в этом ответе чистосердечно выражен ход мыслей вождя. Если он уступит просьбе миссионеров, если он доверит им своего ребенка, то он отважится на то, чего никогда не делал, он порвет с традицией, он, безусловно, прогневит предков, а кто знает, каковы будут последствия их гнева? Прежде чем решиться на такое, он хочет, следовательно, побеседовать с ними и спросить их мнение; он узнает, согласны ли они или против того, чтобы его сын посещал школу белых.

Есть ли лучший способ, нежели сновидение, чтобы узнать их отношение? Европеец сказал бы: «Я об этом подумаю». Вождь Магололо отвечает: «Я увижу об этом сон». Один размышляет о возможных следствиях своего решения. Другой советуется во сне с предками, которые, хотя и мертвые, составляют все еще часть социальной группы, держат в своих руках ее судьбу и неудовольствие которых нельзя навлечь ни в коем случае.

II

Сновидения, несмотря на то, что его домогаются и вызывают, может и не быть. В этом случае первобытный человек прибегнет к другим способам общения с силами невидимого мира. Самый простой и самый действенный из них — это прямой вопрос всякий раз, когда это возможно. Этот способ используют по отношению к мертвым, чьи связи с группой живых еще не до конца разорваны, и особенно по отношению к недавно умершим. Последние обычно находятся недалеко. Присутствие тела либо в хижине, либо поблизости, либо в своей еще совсем свежей могиле равнозначно самому присутствию умершего. Следовательно, если живые заинтересованы от него что-нибудь узнать, то они его об этом спросят. Конечно, он больше не разговаривает, однако еще слышит, а способов получить его ответ имеется множество.

Спрашивать могут еще даже до того, как смерть, в нашем понимании, станет окончательной, то есть в тот промежуток времени, когда «душа», обитающая в теле, уже его покинула, но умирающий еще не перестал дышать, а его сердце — биться. Для первобытных людей такой умирающий, как нам известно, уже мертв, и именно этим объясняются столь частые поспешные погребения еще живых бедняг. «Когда больной находится при смерти, собирается вся его семья, и в доме не разрешается разводить огонь из-за опасения напугать табаран (духа). Туземцы полагают, что больной является онги (то есть одержим табараном), и задают ему вопросы самого разного характера. Голос умирающего передает ответы, однако говорит не он, а табаран. Его спрашивают: «Кто ты? Кто заколдовал тебя? Отвечай скорее или тебя сейчас сожгут»[17]. Это наблюдение неясно, однако из него следует, что семья умирающего (который, по ее мнению, уже умер) задает ему вопросы, на которые должен ответить табаран. В провинции Виктория в Австралии родственники наблюдают за ногами умирающего: их движения указывают направление, откуда пришло преступление, а также служат проводником туда, где совершится месть[18]. Тем не менее присутствующие в это время обычно заняты исключительно теми обрядами, которые надо совершить в момент смерти. Чаще всего они испытывают сильнейшее чувство страха и ничего так не желают, как поскорее избавиться от присутствия покойника. Поэтому они ни в коем случае не осмеливаются его задерживать. Итак, они воздерживаются задавать ему вопросы. Это будет сделано позже, когда пройдут первые, столь критические часы.

В первобытных обществах, где смерть никогда или почти никогда не является «естественной», семье покойного нужно знать, кто является ответственным за колдовство, жертвой которого он стал. Никто не знает этого лучше и никто этого вернее не откроет, чем сама жертва. Задавая ему вопросы, живые достигают сразу двух целей. Они разоблачают колдуна, чья смертоносная деятельность является постоянной угрозой для социальной группы, и одновременно они показывают только что умершему, что они не забыли свою обязанность отомстить за него. Таким образом, они предохраняют себя от гнева, который покойник обязательно дал бы им почувствовать, если бы счел, что им пренебрегли.

У нарриньери «в первую ночь после смерти человека его самый близкий родственник спит, положив голову на труп с целью вызвать сновидение о том, кто же тот колдун, который вызвал эту смерть… На следующий день несколько мужчин держат на плечах труп, помещенный в нечто похожее на гроб, называемый нгаратта. Затем друзья покойного образуют вокруг них круг и произносят разные имена, чтобы увидеть, производят ли они какое-либо действие на труп. Под конец самый близкий родственник произносит имя человека, которого он видел во сне: тогда, говорят они, труп сообщает тем, кто его держит, некий толчок, которому, как они утверждают, невозможно противостоять, и все они движутся к этому ближайшему родственнику. Этот толчок — знак того, что произнесенное имя принадлежит именно тому, которого искали»[19].

Те же вопросы, только еще более прямо, задают покойнику на Новой Британии. «В ночь после смерти принято, чтобы близкие покойника собрались около его дома. «Доктор» (тена агагара) громким голосом зовет дух умершего и спрашивает у него имя заколдовавшего его человека. Если ответа нет, тена агагара произносит имя человека, и отношении которого есть подозрения, а все вокруг внимательно прислушиваются. Если никакого ответа нет, произносится другое имя, и так продолжается до тех пор, пока наконец, в момент, когда названо определенное имя, внутри дома или из раковины, которую держит в руке тена агагара, не раздастся звук, похожий на то, как если бы кто-нибудь стучал пальцем по дощечке или по циновке: это и есть ясное доказательство виновности названного»[20].