Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

исчезли.

– Раз ты так говоришь, – вмешался Хагбарт, – значит признаешь ее слова правдой. Что видения приходят не извне, а изнутри. А внутренне Шеф убежден, что у него не должно быть видений, вот их и нет. Но мы-то всегда верили, что видения приходят извне. И я видел тому доказательства. Я помню, как Виглейк Провидец очнулся после видения и рассказал нам вещи, которых он не мог знать. Позднее все подтвердилось. То же самое бывало и с Фарманом, жрецом Фрейра, и со многими другими. Эта женщина не права! А коль скоро она не права, твое простое объяснение не годится.

– Но есть еще одно простое объяснение, – продолжал Торвин. – Что все рассказанное им – правда. Что Локи вырвался на волю и день Рагнарёка близок. Его отец Риг не может говорить с ним, потому что… его посадили в темницу? заставили молчать? Что делают с побежденными богами? На небесах идет война. И наши уже проиграли.

Последовало долгое молчание, жрецы и их гости обдумывали сказанное. Торвин вытянул из-за пояса свой молоток, в задумчивости стал ритмично постукивать им по левой ладони. Глубоко внутри у него крепло убеждение, что высказанная им точка зрения правильна. Единый король Шеф, которого Торвин впервые встретил в качестве беглого английского раба, был избранником богов – тем, кто должен прийти с Севера, героем одного из священных пророчеств Пути. Мирный король, который сменит воинственных владык и вернет мир на правильную дорогу, уведет его от христианского мира Скульд. Сначала Торвин не хотел в это поверить, разделяя предубеждение своего народа и своей религии против англичан, против всех, кто не умеет говорить по-норвежски. Постепенно он изменил свое мнение. Видения. Свидетельство Фармана. Старинная легенда о короле Шефе. Победы над другими королями. Торвин вспомнил норвежского короля Олафа, предсказателя и провидца, который смерть своих родственников и то, что его род прервался, безропотно принял в качестве воли богов. Он вспомнил смерть Вальгрима Мудрого, у которого не хватило мудрости прекратить сопротивляться неизбежному даже после того, как испытание доказало правоту Шефа.

И наконец, сильнее всего веру Торвина поддерживало то обстоятельство, что все свершалось так непредсказуемо. Мальчишка Шеф, даже когда стал взрослым, вел себя не так, как надлежит посланцу богов. Он вообще почти не интересовался волей богов, с большой неохотой носил нагрудный амулет и, по-видимому, постоянно спорил даже со своим отцом и небесным покровителем. Он не любил Одина и плохо слушал священные истории. Его интересовали только машины и разные хитроумные устройства. И это совсем не то, чего мог бы ждать от него любой жрец Пути. Но Торвину снова и снова приходило на ум, что боги посылают совсем не то, чего ждут от них люди – как мужчины, так и женщины, даже весьма необычные женщины вроде Свандис. Все, что посылают боги, все, что они делают, можно узнать по особому ощущению, по своеобразному «привкусу». Однажды почувствовав, его уже невозможно ни с чем спутать. Торвин слышал рассуждения еврея Соломона об удивительном свойстве христианских Евангелий, которые, даже противореча друг другу, были свидетельствами действительно происходивших событий. Именно такое ощущение появлялось у Торвина при мысли о Шефе и его видениях. Они ни с чем не сообразны, бесполезны, иногда просто нежелательны. И это доказывает их истинность.

Наконец Торвин подвел итоги:

– Дело вот в чем. Если видения ложны, у нас не остается доказательств, что наши боги существуют. Тогда мы спокойно можем избавиться от наших одежд, амулетов и других священных атрибутов, можем просто заниматься ремеслами, которыми всегда зарабатывали себе на жизнь. Видения приходят либо изнутри, как сны, как расстройства мозга и желудка; либо они приходят извне, из мира, где живут наши боги, и не зависят от нас. Я не знаю, как это выяснить.

В круге зазвучал четвертый голос, тихий и усталый: голос лекаря Хунда. Уже несколько недель, с самой первой встречи его друга Шефа и предполагаемой ученицы Свандис, маленький лекарь выглядел неприветливо, замкнуто, даже сердито. Ревность, полагали окружающие: у него отнял любимую женщину человек, от которого этого меньше всего можно было ожидать. Сейчас Хунд заговорил решительно:

– Я могу выяснить это для вас.

– Каким образом? – спросил Хагбарт.

– Я уже давно знаю – с тех пор как мы с Шефом выпили у финнов особое зелье, – что и у меня могут быть видения, если приму требуемое снадобье. И по-моему, все видения Шефа происходят от одного и того же корня. Вернее сказать, не от корня, а от грибка. Вам всем известно: когда рожь при уборке отсыревает, на ней появляются такие черные рожки, спорынья. У вас, норманнов, она зовется rugulfr, ржаной волк. И мы все знаем, что зерно нужно высушивать, а со спорыньей есть его нельзя. Но полностью избавиться от спорыньи очень трудно. Она вызывает видения, а в больших дозах сводит с ума. Думаю, наш друг особенно к этому восприимчив, так бывает с некоторыми людьми. Его видения появляются после того, как он поест ржаной хлеб или ржаную кашу. А что мы едим здесь, с тех пор как кончились наши запасы? Белый хлеб из хорошо просушенной пшеницы. Но у меня хранится снадобье из рожков спорыньи. Я в любой момент могу вернуть его видения.

– Но если ты так считаешь, – начал Хагбарт, – значит ты согласен со Скальдфинном и Свандис. Все видения – просто болезнь пищеварения, а не послания богов. И богов не существует.

Хунд окинул слушателей невыразительным взором, не надеясь отстоять свою точку зрения.

– Я много думал об этом. Вы все жертвы того способа мыслить, которого я избегаю. Вы рассуждаете: «или – или». Или изнутри, или извне. Или ложь, или истина. Этот способ годится только для самых простых вещей. Но не там, где замешаны боги. Я лекарь. Я научился смотреть на организм человека как на единое целое, а уж потом определять, какая у него болезнь. Иногда болезней сразу несколько. Поэтому наши представления о богах я тоже рассматриваю как единое целое. Если бы нам, жрецам Пути, предложили выразить наши верования словами, мы сказали бы, что боги существуют где-то вне нас, скажем, на небе, и они были там прежде нас. Мы созданы ими. Что касается богов других народов, например христиан или встреченных нами здесь иудеев, это просто ошибка, их богов на самом деле не существует. Но то же самое они говорят о наших богах! А из чего следует, что правы мы, тогда как они ошибаются? Или что правы они, а мы ошибаемся? Может быть, правы все. И все