Кризисное обществоведение. Часть 2 - Сергей Кара-Мурза

Мировая «популяция» научных работников оставляет около 4 млн человек. Отыскание в этой массе искомой общности, т. е. ученых, занятых исследованиями в интересующем нас направлении,18 облегчается тем, что любое научное сообщество тесно связано со своим авангардом — той международной «бригадой» ученых, лидеров, которая работает на «переднем крае» науки. Лидеры не назначаются администрациями, не избираются на съездах — их «выдвигают», не сговариваясь и даже не осознавая этого шага, исследователи, вместе составляющие сообщество.

Это — видимая, небольшая группа (в среднем она насчитывает около 2% от численности сообщества), «актив» научного сообщества. Она включает в себя: авторов открытий, давших начало новому направлению; ученых, давших теоретическую трактовку этим открытиям; тех, кто изобрел или нашел эффективные методы исследования нового предмета. Кто-то из них получает престижные премии, кто-то становится видным административным руководителем, кто-то пишет учебники и выступает в прессе, но эти положения они занимают как представители невидимого для публики сообщества, создающего массив ценного знания. И в то же время, можно сказать, что это сообщество создано пионерскими работами этого «актива».

В принципе, то же самое можно сказать об общностях в других сферах деятельности — вот что для нас важно.

Подобные группы, «представляющие» общность (актив), в разных сферах формируются по-разному. Но именно эти группы видны обществу, и их образ — язык, поведение, ценности и интересы, образ действий — приписывается стоящим за их спиной общностям. Если такая группа не образуется, то общность не видна, а значит, ее как социального явления не существует, ибо не имеет канонического образа «самой себя» и не может обрести самосознания. Она остается, перефразируя Маркса, «общностью-в-себе».

В последние десятилетия эти представления о формировании социальных (точнее, социокультурных) групп были развиты ведущими социологами, в частности, П. Бурдье. Общепринятым мнением эти представления воспринимаются болезненно. Мы привыкли «видеть» социальные общности как объективную реальность, хотя это — продукт нашего мыслительного конструирования образа реальности, а иногда и сложной теоретической работы. П. Бурдье сказал в интервью (1992 г.):

«Тот особый случай, который представляет собой проблема социальных классов, считающаяся уже решенной, очевидно, чрезвычайно важен. Конечно, если мы говорим о классе, то это в основном благодаря Марксу. И можно было бы даже сказать, если в реальности и есть что-то вроде классов, то во многом благодаря Марксу, или более точно, благодаря теоретическому эффекту, произведенному трудами Маркса» [26].

Для «сборки» менее крупной, чем классы, общности необходима конструктивная деятельность особой группы, которая выстраивает матрицу когнитивной, информационной и нормативной системы будущей общности (поначалу «общности в себе»). Так, например, возникают сообщества, которые на карте науки обозначаются как «научные направления» или «исследовательские области». Эти группы и представляют в социальном мире возникающую и развивающуюся общность (за это представительство чаще всего сразу возникает борьба, нередко приобретающая драматические формы, как например, в случае борьбы за представительство научного сообщества генетиков в СССР в 40-е годы XX века). П. Бурдье говорит:

«Я не устаю напоминать, приводя знаменитое название работы Шопенгауэра, что социальный мир есть также представление и воля. Представление в психологическом смысле, но еще и в театральном, в политическом, т. е. как делегирование, как группа уполномоченных представителей кого-либо. То, что мы рассматриваем, как социальную реальность, есть по большей части представление или продукт представления во всех смыслах этого термина. А социологический дискурс входит в первую очередь в эту игру, и с той особой силой, которую ему придает его научный авторитет. Когда речь идет о социальном мире, то говорить авторитетно значит делать: если, например, я авторитетно заявляю, что социальные классы существуют, я в значительной степени способствую тому, чтобы они существовали» [26].

Основательный обзор этих представлений (в основном по трудам Бурдье) опубликовали Ю.Л. Качанов и Н.А. Шматко [73]. Они пишут, ссылаясь на эти труды, о «бытийной недостаточности» группы, о необходимости для нее «делать себя», а не просто «быть собой»:

«Группу, мобилизованную вокруг общего интереса и обладающую единством действия, нужно производить, создавать путем постоянной целенаправленной работы — социально-культурной и в то же время политической — как через конструирование представлений (в широком интервале от номинаций и практических таксономий до идеологем, мифов и «научных» теорий) о группе, так и через репрезентирующие ее институции (от «групп давления», возникающих ad hoc, до ассоциаций, обществ и партий)» (см. [73]).

Выдвигается тезис, согласно которому «социальная группа практически существует лишь как субститут группы, субститут, способный действовать в качестве практической группы, как более или менее осознанная метонимия».19 Отношение между этим субститутом и социальной группой подобно отношению между обозначающим и обозначаемым. Об этом отношении Бурдье писал:

«Обозначающее — это не только тот, кто выражает и представляет обозначаемую группу; это тот, благодаря кому группа узнает, что она существует, тот, кто обладает способностью, мобилизуя обозначаемую им группу, обеспечить ей внешнее существование» (см. [73]).20

Надо уточнить, что эта группа-субститут (то есть, заместитель) не изобретает абстрактную сущность, а возникает на основе существующего в социальной системе материала — того контингента группы-в-себе, который и надо мобилизовать и консолидировать дополнительными связями. Это наглядно видно на примере научных сообществ, которые активно «генерируют» свой авангард. Более классический случай: Маркс и его соратники смогли не только обозначить, но и создать класс пролетариата потому, что произошла промышленная революция и появилась масса людей, ставших наемными работниками на заводах и фабриках. Труды Маркса помогли этим людям узнать, что они существуют как класс, как субъект исторического процесса. Более того, во многих случаях группа-в-себе активно выбирает себе группу-субститут путем перебора кандидатов и в большой мере корректирует их доктрины.

Это, например, произошло в русской революции, где роль обозначающей группы перешла от эсеров к большевикам. Конечно, этого бы не произошло, если бы большевики не вели интенсивной политической борьбы с эсерами, но исход этой борьбы во многом определялся той частью солдат, рабочих и крестьян, которые внимательно следили за этой борьбой и соотносили позиции сторон со своими чаяниями.

Но и когда большевики вышли на первый план, об их отношении с революционными массами Брехт сказал: «Ведомые ведут ведущих». Поэтому во многих случаях утверждение, что «субституты лишь в том случае представляют социальную группу, если сами производят ее, продуцируют своих доверителей» [73], является преувеличением («перегибанием палки»). Английский историк Э. Карр в 14-томной «Истории Советской России» (с 1917 до 1929 года) пишет о первых месяцах после Октября:

«Большевиков ожидал на заводах тот же обескураживающий опыт, что и с землей. Развитие революции принесло с собой не только стихийный захват земель крестьянами, но и стихийный захват промышленных предприятий рабочими. В промышленности, как и в сельском хозяйстве, революционная партия, а позднее и революционное правительство оказались захвачены ходом событий, которые во многих отношениях смущали и обременяли их, но, поскольку они [эти события] представляли главную движущую силу революции, они не могли уклониться от того, чтобы оказать им поддержку».

После этих вводных рассуждений рассмотрим процесс дезинтеграции общества, идя «сверху вниз».

Лекция 8

Социокультурные общности. Часть 2

Мы говорили ранее в особой лекции, что самым первым объектом демонтажа стал народ (нация). Выполнение политической задачи «разборки» советского народа привело к повреждению или разрушению многих связей, соединявших граждан в народ. Эта операция велась в двух планах как ослабление и разрушение ядра советской гражданской нации, русского народа, и как разрушение системы межэтнического общежития. Альтернативной матрицы для сборки народа (нации), адекватной по силе и разнообразию связей, создано не было. Никакой программы нациестроительства государство не выработало до сих пор.

Разделение народа становится привычным фактом — разведенные реформой части общества уже осознали наличие между ними пропасти. Вот выводы некоторых исследований, в которых проблема рассматривалась под разными углами зрения.