Хрущевцы - Энвер Ходжа

После формального письма, направленного Центральному Комитету партии, Надь вновь был принят в партию и, наверняка, ждал, что дальнейший ход событий приведет его к власти. И они вскоре наступили.

После Райка на сцене появились многие другие, ранее осужденные офицеры и священники, политические преступники и воры, которым доставлялось моральное и материальное удовольствие. Вдова Райка получила в качестве вознаграждения за измену своего мужа 200 000 форинтов, а будапештские газеты помещали сообщение о великодушии "госпожи Райк", подарившей эту сумму народным колледжам. Осужденные правосудием были объявлены жертвами Ракоши, Габора Петера и Михайла Фаркаша, который был арестован в те же дни. Высокопоставленные лица оправдывались перед реакцией за свои "преступления". "Но что же нам было делать, -говорил министр юстиции, - когда товарищ Райк сам принял обвинения?"

Хеледюш, еще будучи премьер-министром, под давлением Хрущева заявил: "Мы выражаем глубокое сожаление по поводу того, что наша партия и наше правительство оклеветали югославов", тогда как Герэ в своей первой речи после своего избрания руководителем партии сказал, что "наша партия еще остается в долгу перед Союзом коммунистов Югославии и руководителями Югославии, она должна осудить клеветнические измышления, распространенные нами в ущерб Федеративной Республике Югославии".

Герэ, один из старейших партийных руководителей, во всем происходившем показал себя оппортунистом и трусом, колебавшимся то в одну, то в другую сторону и двигавшимся подобно куколке, нитями привязанной к истинным актерам венгерской трагедии. Когда Тито находился "на отдыхе" в Крыму, Герэ съездил туда и поговорил с ним на даче Хрущева и они все трое, вместе со своими свитами, "гуляли по берегу моря, беседовали и фотографировались". Ничего не скажешь, "исторические" фотоснимки, если когда-либо будет написана история интриг и сделок в ущерб народам! Здесь, на даче Хрущева, в Ялте, состоялось первое примирение, а несколько дней спустя Герэ, Хегедюш и Кадар съездили в Белград, где имели переговоры с Ранковичем. Прошло не так уж много времени, и начались беспорядки, Герэ был выброшен вон, в мусорный ящик, а Кадар, с .благословения Хрущева и благодаря ухищрениям Микояна и ревизионистского идеолога - Суслова, был выдвинут на пост первого секретаря.

Между тем Имре Надь, выйдя из своей норы, приобрел силу, издал крик торжества, провозгласил "демократию", а Тито торжествовал победу. Реакция пришла к власти, разбушевался разбой извне, вновь сформировались партии буржуазии - фашистские, хортистские, клерикальные. Империализм наводнил страну шпионами и ввозил в большом количестве оружие через Австрию. Радиостанция "Свободная Европа" круглые сутки раздувала контрреволюцию, призывая к свержению и полной ликвидации социалистического строя. Двери Венгрии еще раньше были распахнуты перед шпионами, выдававшими себя за туристов.

Когда по пути из Китая на Родину в октябре 1956 года мы проезжали через Будапешт, сами члены Политбюро Венгерской партии трудящихся сказали нам, что "в последнее время Венгрию посещают 20 000 туристов". Когда я сказал им, что это дело опасное, они ответили мне: "Мы получаем от них доходы в валюте". После свержения Ракоши, особенно в злополучные октябрьские дни, распахнулись двери для хортистов, баронов и графов, для бывших владельцев и угнетателей Венгрии. Эстерхаз из центра Будапешта по телефону сообщал иностранным посольствам, что намеревался стать во главе правительства. Миндсенти, еще раньше выпущенный из тюрьмы, входил в свой дворец в сопровождении "национальной гвардии" и благословлял народ. Подобно червям в гнойнике возродились старые партии - партии владельцев, крестьян, социал-демократов, католиков, им были возвращены прежние резиденции, они стали выпускать газеты, тогда как Надь и Кадар вошли в состав правительства. Контрреволюция уже охватила всю столицу и распространялась и на остальные края Венгрии.

Как рассказывал нам потом наш посол в Будапеште, разъяренные толпы контрреволюционеров вначале направились к медному памятнику Сталину, который еще оставался на одной из площадей Будапешта. Подобно тому, как некогда штурмовые отряды Гитлера набрасывались на все передовое, так хортисты и другие подонки венгерского общества яростно набросились на памятник Сталину, пытаясь опрокинуть его. Поскольку это им не удалось даже при помощи стальных тросов, которые тянул тяжелый трактор, разбойники сделали свое при помощи сварочной машины. Их первый акт был символичным: опрокидывая памятник Сталину, они хотели сказать, что опрокинут все, что еще осталось в Венгрии от социализма, от диктатуры пролетариата, от марксизма-ленинизма. Во всем городе царили разрушения, убийства, беспорядки.

Хрущев и Суслов выпустили из рук также паршивую птичку - Имре Надя. Этот изменник, на которого Москва рассчитывала, подобно тонущему, который хватается за свои волосы, как за якорь спасения, в разгаре контрреволюционной ярости показал свое истинное лицо, провозгласил свою реакционную программу и выступил с публичными заявлениями о выходе Венгрии из Варшавского Договора. Советским послом] в Венгрии был некий Андропов, работник КГБ, который затем был выдвинут по чину и сыграл подлую роль также против нас. Этот агент с этикеткой посла оказался в водовороте разразившейся контрреволюции. Даже тогда, когда контрреволюционные события развертывались в открытую, когда Надь пришел во главе правительства, советские еще продолжали поддерживать его, надеясь, по-видимому, держать его под своим контролем. В те дни после первого половинчатого вмешательства Советской армии Андропов говорил нашему послу в Будапеште:

- Повстанцев нельзя называть контрреволюционерами, так как среди них есть и честные люди. Новое правительство - хорошее и его необходимо поддерживать, чтобы восстановить положение.

- Как вы находите выступления Надя? - спросил его наш посол.

- Неплохие. - ответил Андропов, и, когда наш товарищ сказал, что ему кажется неправильным то, что говорили о Советском Союзе, он ответил:

- Антисоветчина есть, но последнее выступление Надя было неплохим, было не антисоветской направленности. Он старается поддерживать связи с массами. Политбюро - хорошее и пользуется доверием.

Контрреволюционеры орудовали настолько нагло, что самого Андропова и весь персонал посольства вывели на улицу и задержали там целые часы. Мы дали указание нашему послу в Будапеште принять меры по защите посольства и его персонала и установить пулемет у крыльца; в случае, если контрреволюционеры осмелятся посягнуть на посольство, не колеблясь открыть по ним огонь, но, когда наш посол попросил у Андропова оружия для защиты нашего посольства, тот не согласился:

- Мы пользуемся дипломатическим иммунитетом, так что вас никто не тронет.

- Какой там дипломатический иммунитет?! - сказал наш посол. - Они вас вывели на улицу.

- Нет, нет, - ответил ему Андропов. - Если мы дадим вам оружие, это может вызвать инциденты.

- Ну что же, - сказал ему наш представитель, - в таком случае я официально прошу вас от имени албанского правительства.

- Спрошу Москву, - сказал Андропов, а когда наша просьба была отклонена, наш посол заявил ему:

- Ну ладно, только знайте, что мы будем защищаться тем револьвером и теми охотничьими ружьями, которые у нас есть.

Советский посол заперся в посольстве, он не осмеливался высунуть голову. Один ответственный работник венгерского Министерства иностранных дел, которого преследовали бандиты, попросил убежища в нашем посольстве и мы дали ему его. Он сказал нашим товарищам, что был и в советском посольстве, но /там его не приняли.

Советские войска, размещенные в Венгрии, вначале вмешались, но затем отступили по требованию Надя и Кадара, а советское правительство заявило, что оно готово начать переговоры об их выводе из Венгрии. И в то время, как контрреволюционеры неистовствовали, Москва боялась. Хрущев дрожал, не решался вмешаться. Тито выступал королем положения и опорой Имре Надя и даже выстроил войска и готовился к вторжению. Тогда Москва направила в Будапешт подходящего человека, купца Микояна, вместе с петушком Сусловым.

Мы здесь, в Тиране, не преминули выступить. Я позвал советского посла и гневно сказал ему:

- Мы совершенно не осведомлены о том, что происходит в некоторых социалистических странах. Тито и его сообщники причастны к организации контрреволюции в Венгрии. Вы отдаете Венгрию империализму и Тито. Вам надо вмешаться вооруженными силами и fare piazza pulita ( По-итальянски: очистить место) пока не поздно.

Я говорил ему о намерениях Тито и осудил Хрущева за то, что он верил ему, как и Суслова за то, что он верил "самокритике" Имре Надя.

- Вот кем был Имре Надь, - говорю я ему. - Теперь в Венгрии проливается кровь, так что надо выявить виновников.