На горах (Книга 1, часть 2) - Павел Мельников-Печерский

- Что-то не помнится,- нехотя ответил Герасим.

- Коротка же у вас стала память! Коротенька!..- продолжала тетка Арина обиженным голосом.- Ну а сами-то вы, сударь, в каких странах побывали?

- В разных местах, всего не припомнишь.

- Коротенька память, коротенька!..- продолжала свое неотвязная тетка Арина.- Где же вы в последнее-то время, сударь мой, проживали, чем торговали?

- По разным местам проживал,- сквозь зубы промолвил Герасим и, отворотясь от надоедницы, высунул голову в окошко и стал по сторонам смотреть. - Видно, где день, где ночь, куда пришел, тотчас и прочь... Дело! - насмешливо молвила Арина Исаишна.

Герасим больше не отвечал. Молчал и Абрам с Пелагеей. Дети, не видавшие дома такой лакомой еды, какую принес отец, с жадностью пожирали ее глазами, и как ни были голодны, но при чужом человеке не смели до нее дотронуться. Стала было тетка Арина расспрашивать Абрама, где был-побывал его брательник, чем торг ведет, где торгует, но Абрам н сам еще не знал ничего и ничего не мог ей ответить. А уж как хотелось закусочнице хоть что-нибудь разузнать и сейчас же по деревне разблаговестить. Увидела она, наконец, что, видно, хоть вечер и всю ночь в избе у Абрама сиди, ничего не добьешься, жеманно сузила рот и вполголоса хозяйке промолвила:

- Опростала бы ты мне, Филиппьевна, посудинку-то. Пора уж, матка, домой мне идти. Мужики, поди, на лужайке гуляют, может им что-нибудь и потребуется. Перецеди-ка квасок-от, моя милая, опростай жбан-от... Это я тебе, сударыня, кваску-то от своего усердия, а не то чтобы за деньги...

Да и ягодки-то пересыпала бы, сударыня, найдется, чай, во что пересыпать-то, я возьму; это ведь моя Анютка ради вашего гостя ягодок набрала.

Низко поклонилась и поблагодарила тетку Арину Пелагея. Ягоды высыпала на лавку в стряпном углу, а квас не во что было ей перелить, опричь пустого горшка из-под щей. С злорадством глядела тетка Арина на ее смущенье, и злоба ее разбирала при мысли, что пришел конец убожеству Чубаловых. А когда домой шла, такие мысли в уме раскидывала. "Чем лукавый не шутит? Заживет теперь Палашка - рвана рубашка, что твоя барыня. Шутка сказать, три воза товаров, да воза-то все грузные, один опростали, и то чуть не все сени коробами завалили... А деньжищ-то что, чать, у него лоботряса!..

Видимо-невидимо, казна бессчетная. А он, побродяга, и говорить-то со мной не хотел... Слова от проклятика не добилась. "Забыл да не помню" - только и речей от него. Может, по ночам на большой дороге да в лесу торговал, мерил не аршином, а топором да кистенем... Где пятнадцать-то годов, в самом деле, шатался, по каким местам, по каким городам? Еще угодишь, может быть, к дяде в каменный дом... (В острог. Дядя - палач.) Не увернешься, разбойник, не увернешься, душегубец... А Палашка-то, Палашка-то, поди-ка, как нос-от вверх задерет...

Фу ты, ну ты, вот расфуфырится-то!.. Ведьма ты этакая, эфиопка треклятая! Первым же бы сладким куском тебе подавиться, свету бы божьего тебе не взвидеть, ни дна бы тебе, ни покрышки, ни дыху (Дыхание.) , ни передышки!.. Приступу к ней не будет, поклонов ото всех потребует... Только уж ты на меня, сударыня, не надейся, моих поклонов вовеки тебе не видать, во всю твою жизнь не дождаться. И не жди их, анафемская душа твоя! И не жди, поганая!.."

И уж чего-то, чего не наплела тетка Арина про Чубаловых, придя на лужайку, где пьянствовал на даровщину сосновский мир-народ.

* * *

Только что вышла тетка Арина, Абрам положил перед братом на стол сколько-то медных денег и молвил ему :

- Сдача.

- Что же ты, братан, не послушал меня? Сказано было тебе, на все покупай. Зачем же ты этак?..- попрекнул брата Герасим.

- Брать-то больше нечего,-- ответил Абрам.- Что видишь, только-то и было у Арины в закусочной.

- Так пряников бы побольше купил,- молвил Герасим.

- Зачем, родимый?- вступилась Пелагея.- И того с них станет, ведь они у нас к этому непривычны. И то должны за счастье почесть.

- Так возьми же ты эти деньги к себе, невестушка, да утре похлопочи, чтобы ребятишкам было молоко,- молвил Герасим, подвигая к Пелагее кучку медных.

- Моёко, моёко! - закартавил и радостно запрыгал веселенький Саввушка. Глазенки у него так и разгорелись, все детишки развеселились, улыбнулся даже угрюмый Максимушка.

- Право, напрасно, родной,- легонько отодвигая от себя деньги, говорила Пелагея.- Они ведь у нас непривычны.

- Так пусть привыкают,- перебил Герасим.- Как же это можно малым детям без молока?.. Особенно этой крошке,- прибавил, указывая на зыбку.- Нет, невестушка, возьми, не обижай меня. Да не упрямься же. Эк, какая непослушная! Взяла деньги Пелагея, медленно отошла к бабьему куту и, выдвинув из-под лавки укладку (Укладка, иначе коробья,- маленький сундучок.), положила туда деньги. На глазах опять слезы у ней показались, а Абрам стоял перед братом, ровно не в себе - вымолвить слова не может.

- Садитесь, родные, закусим покамест,- весело сказал Герасим.- А ты, невестушка, хозяйничай. Иванушка, Гаврилушка, тащите переметку (Переметка, или переметная скамья,- скамейка, приставляемая к столу во время обеда или ужина. ), голубчики, ставьте к столу ее. Вот так. Ну, теперь богу молитесь. И все положили по семи поклонов перед иконами.

- Усаживайтесь, детушки, усаживайтесь. Вот так. Ну, теперь потчуй нас, хозяюшка, да и сама кушай.

Пелагея накрошила коренной с маленьким душком рыбы и хлеба в щанную ( Щанная чашка - из которой щи хлебают.) чашку, зеленого луку туда нарезала, квасу налила. Хоть рыба была голая соль, а квас такой, что, хлебни, так глаза в лоб уйдут, но тюря (Хлебная или сухарная окрошка на квасу. ) голодной семье показалась до того вкусною, что чашка за чашкой быстро опрастывались. Ели так, что только за ушами трещало.

- А вам бы, ребятки, не больно на тюрю-то наваливаться; питье одолеет. Бог пошлет, получше вам будет еда,- сказал Герасим.-- Хозяюшка, давай-ка сюда яйца...

После яиц и пирога с молитвой поели, большие пивца испили, малых дядя ягодами оделил.

Встали из-за стола, богу помолились, и Абрам, громко зарыдав, младшему брату в ноги поклонился.

- На доброте на твоей поклоняюсь тебе, братец родной,- через силу он выговаривал.- Поклон тебе до земли, как богу, царю али родителю!.. За то тебе земной поклон, что не погнушался ты моим убожеством, не обошел пустого моего домишка, накормил, напоил и потешил моих детушек.

И Пелагея со слезами в ноги повалилась деверю. Ребятишки, глядя на отца с матерью, подумали, что всем так следует дядю благодарить, тоже в ноги упали перед ним.

- Полноте, полноте,- говорил смущенный Герасим, подымая с полу невестку и брата.- Как вам не стыдно? Перестаньте ж господа ради!.. Нешто разобидеть меня хотите?.. И вы, мелюзга, туда же... Идите ко мне, божьи птенчики, идите к дяде, ангельски душеньки... Держите крепче подолы, гостинцами вас оделю.

И стал в подолы детских рубашонок класть пряники, орехи, подсолнухи. Дети ног под собой не слышали.

- Федосьюшке ни орехов, ни подсолнухов не дам,- шутливо молвил Герасим.Не заслужила еще такой милости, зубов не вырастила, а вот на-ка тебе жемочков, невестушка, сделай ей сосочку, пущай и она дядиных гостинцев отведает. Сама-то что не берешь? Кушай, голубка, полакомись.

Пелагея только кланялась, речей больше не стало у ней.

- Рыбку-то я тебе, родной, к ужину схороню,- сказала она потом, ставя тюрю в стряпнй поставец.

- Не примай лишней заботы,- молвил Герасим.

- Родной ты мой, нет ведь у меня ничем-ничегохонько... Это я было тебе поужинать.

- Сказано, не хлопочи. Обожди маленько; скоро мой Ермолаич приедет из города.

Замолчала Пелагея, не понимая, про какого Ермолаича говорит доверь. Дети с гостинцами в подолах вперегонышки побежали на улицу, хвалиться перед деревенскими ребятишками орехами да пряниками. Герасим, оставшись с глазу на глаз с братом и невесткой, стал расспрашивать, отчего они дошли до такой бедности. Вот что узнал он.

Скоро после Герасимова ухода старшего женатого брата в солдаты забрали. По ревизским сказкам и по волостным спискам семейство Силы Чубалова значилось в четверниках: отец из годов еще не вышел, а было у него два взрослых сына да третий подросток, шестнадцати лет. Когда сказан был набор и с семьи чубаловской рекрут потребовался, отцом-матерью решено было - и сам Абрам, тогда еще холостой, охотно на то соглашался - идти ему в солдаты за женатого брата, но во время приема нашли у него какой-то недостаток.

Надо было женатому идти в службу. Сдали его, и году не прошло с той поры, как новобранцев в полки угнали, пали вести в Сосновку, что помер рядовой Иван Чубалов в какой-то больнице. Двоих ребятишек, что остались после него, одного за другим снесли на погост, а невестка-солдатка в свекровом дому жить не пожелала, ушла куда-то далеко, и про нее не стало ни слуху ни духу... Тут оженили Абрама. Женился он на круглой сироте, а брал он ее из-за Волги, из казенной деревеньки, что стоит в "Чищи" (Узкая безлесная полоса вдоль левого берега Волги. ), неподалеку от лесов керженских и чернораменских.