Зеленая кровь - Юрий Яровой

— Меня обстоятельства не интересуют.

— Да, тебя обстоятельства не интересуют — знаю. Но психологическое состояние испытателей тебя должно интересовать? — Молчит. Смотрит непонимающе. — Этот растяпа Куницын даже не объяснил ей, что уходит на месяц в гермокамеру. И она бог знает, что вообразила. Ревет.

— Ну и что?

— Куницын об этом, думаешь, не догадывается?

Уставился на меня… Сейчас ляпнет: «С каких это ты пор, Стишов, стал поклонником телепатии?»

— Послушай, Гриша, ну что случится, если она посмотрит на него по видеоканалу? Увидит, что жив, здоров, смеется, разговаривает… У них сегодня такой праздник — фитотрон подключили! Редиску, салат ели… До смерти им, видно, надоели эти лиофилы — консервы и есть консервы. Да еще засушенные.

Я понимал, что несу чепуху, лицедействую похлеще Михаила. Но как, чем его пронять? Ни на шаг от программы, железная дисциплина, эксперимент «должен быть доведен до конца чисто и безукоризненно… Что ему до Наташиных слез? Шелуха…

— У тебя все?

Будь ты… Чурбан.

— Скажи, я к тебе когда-нибудь обращался с личной просьбой? — У меня иссякли все аргументы, я не знаю, как его убедить, но я знаю, что Наташе Михаила показать надо — я не помню ее такой — на грани истерики. — Мне неприятно, поверь, страшно неприятно обращаться к тебе с личной просьбой… — Я как мог нажимал на слово «личной» — неужели не проймет? Неужели в нем ничего не осталось человеческого? Дело, дело и еще раз только дело…

Смотрит удивленно. Откинулся на спинку стула. Думает. А может, ищет удобную форму — как выяснить, почему эта просьба о пропуске жене Куницына носит у Стишова личный характер. Во всяком случае, что-то треснуло. Но если все же спросит… Что ж, отвечу. Ничего позорного я в этом не вижу. Друг юности, полюбила другого…

— Ладно. — На столе опять синий бланк пропуска. — Только видеоканал — никаких разговоров. Под твою личную ответственность.

Ладно. Личная просьба под личную ответственность.

Я спустился вниз, отдал пропуск вахтеру, вернулся к себе наверх. Сел за стол, взял в руки не законченный Аллочкой график дыхания испытателей. Но ничего не лезло в голову…

Представил: сходит с трамвая, озирается — она же у нас никогда не бывала! «Не скажете, где Экологический?» Сколько же я ее не видел? Сколько лет, сколько зим… Но почему Михаил не сказал ей, что идет в гермокамеру? Боялся испугать? Чепуха какая-то. А может… стыдно? Так крестил наш метод, а тут — сам испытывает! «Вы идете неверным путем. Циолковский, — вы его толкуете слишком однобоко — когда говорил о возможности симбиоза человека и растений в кабине космического корабля, имел в виду не только то, что вы сейчас делаете. Сколько вы денег тратите на эти исследования? Если бы эти деньги повернуть на исследования более широкого плана, на создание подлинного симбиоза, который бы позволил человечеству вообще освободиться от необходимости иметь дело с техникой…» — «Что ты имеешь в виду?» — «Я хочу сказать, что вы решаете задачу узко — это лишь выход из положения, а не решение проблемы. Общее решение в другом: не к человеку приспосабливать механику — всю эту систему жизнеобеспечения космического корабля, как делаете вы, а самого человека приспосабливать для существования в космосе — вот что имел в виду Циолковский». — «Но это же фантастика!» — «Так, к сожалению, думают многие. Но не все. Ты знаком с идеями Вернадского?» — «Относительно». — «Понимаешь, вы, биологи, идете каким-то неандертальским путем. Медицина те же задачи решает совсем иначе. Сейчас на повестке дня — замена внутренних органов, трансплантация. Мы скоро будем менять изношенные сердца, почки, печень, легкие… Почки уже меняем, сердца тоже пересаживаются. А вы?» — «Не понимаю. Что, систему жизнеобеспечения нам нужно вживлять в тело космонавта? Эта система в два раза больше самого человека! Да и зачем?» — «Как мне тебе объяснить? В космосе человек должен есть, пить, дышать кислородом так же, как на Земле. Вы бьетесь над задачей обратить отходы жизнедеятельности человека — мочу, фекальные массы, пот, выдыхаемый воздух — в воду, пищу, кислород. Так? И решаете эту задачу, копируя механизм превращения отходов в полезные продукты, которые природа выработала на Земле. При помощи микроводорослей и бактерий. Но ведь в самом человеке, в его организме уже заложены природой все эти восстановительные функции! Эволюция их, конечно, приглушила…» — «Очень уж ты гигантски мыслишь». — «Не гигантски, а правильно. В организме человека многое сохраняется с древнейших клеток. Только все, что было в нем микроводорослевого и бактериального, изменилось до неузнаваемости. Но не исчезло совсем!..» — «Оригинально, впервые слышу…»

Теперь он мою иронию заметил, но странная реакция: не обиделся, не разозлился, а уставился на меня, словно я с Луны свалился.

«Ах да, ты ведь специалист по эмбриогенезу…»

И опять моя ирония мимо — глупо так, ужасно глупо. Вместо того чтобы вспылить, кивнул: да, я специалист по эмбриогенезу… А ведь его бывший завлаб, с которым я тогда разговорился, тот самый завлаб, который в ответ на мой вопрос — а как там у них двигает науку мой приятель Куницын, так выразительно вздохнул — вслед за вздохом сказал: «А мог бы стать крупным специалистом. Но редкая способность: самого себя вышучивать. Такая голова, такой нетривиальный метод анализа задачи, и вот на тебе!..» Действительно сам себя вышучивает — метко замечено! А как иначе оценить весь этот бред с трансплантацией регенераторов? «Зачем вам пристраивать к человеку культиватор с микроводорослями, с этой самой хлореллой, трубопроводы всякие, когда все это в нем свое собственное. Понимаешь? На клеточном уровне». — «Не понимаю».

Я действительно его не понимал, вернее — решил, что он просто неудачно шутит. Есть такие остряки — шутят «на полном серьезе». И чем больше он тебе объясняет свою сногсшибательную идею, тем все больше уверяется в ее серьезности сам. Так мы в тот раз и не поняли друг друга… Но был у нас еще один разговор. Да, был…

О чем он тогда говорил? Сидел па такте — пиджак нараспашку, галстук набок, с любопытством оглядывал комнату… А, да, увидел в шкафу «Антиномии[10] биологии»! Фолиант в восемьсот страниц, главный труд профессора Скорика (так он сам считал), философскобиологический трактат, повергший в ужас и раздражение эволюционистов-стоиков, тех самых, которые… Как он их обозвал в предисловии? Дай бог памяти… Plus royalistes que le roi.[11] «Признавая себя диалектиками, едва речь заходит о науке, которая и выдвинула диалектический метод познания как единственно объективнонаучный, мы тотчас забываем о сем методе, ибо диалектика немыслима без антиномий. А что может быть для статус-кво страшнее антиномии?..»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});