Парижский треугольник - Кристина Лестер

– Думаю, так она и сделала. Но объяснять ему было бессмысленно, он разъярился и слышать ничего не хотел.

– Значит, я был прав. Алекс устроил этот цирк с твоей работой в агентстве, чтобы каждый день видеть тебя. А тут – такое. Знаешь, как он кричал, что бывшие сотрудники его не интересуют, когда я ему звонил в ноябре?

Она со всхлипом втянула в себя воздух.

– Оскар! Ну что мне делать, а? Скажи – что?!! Ведь это – нечестно. Нечестно по отношению к Грегу. Он готов все стерпеть. Мне нужно просто быть рядом – ему этого достаточно. Он тоже мне очень дорог. Но…

– Любишь ты Алекса.

– Да. Получается абсурд: мы с Грегом совершенно одинаково относимся к предметам своего обожания, только весь казус в том, что я сама – один из них. Правда, Оскар, я ему сочувствую!

– Но это не мешает вам казаться счастливой парой. Во всяком случае, со стороны. Ты очень похорошела, Мэг. Так может выглядеть только женщина, которую любят, и которая довольна своим мужем. Это бросается в глаза.

– А я и довольна своим мужем. А с Алексом…

Как объяснить Оскару? Ее отношение к Алексу было более сложным, непонятным ей самой. Мэг чувствовала к нему какую-то пугающую ее нежность, чуть ли не материнскую привязанность и гордость за его ум, обаяние. Они совершенно одинаково думали, и часто он мог читать ее мысли. Да и не в этом, по-настоящему, было дело. На первой же встрече она увидела в нем своего человека, ведь просто «случайному попутчику» не станешь рассказывать так много о себе.

С Грегом ей было проще, свою власть над ним она чувствовала абсолютно, но Алекс вообще никак не прогнозировался и тем становился дороже. Она, как и Грег, была бы счастлива просто видеть его, быть возле него и обожать…

– Да ничего у нас не будет с Алексом никогда. Он мне не простит этого брака. А знаешь, Оскар, я помню, как подслушала ваш разговор с отцом у тебя в саду, когда Майкл погиб. Ведь ты – первый, кто проговорился. Ты сказал тогда, что я люблю другого, и как будто подписал приговор. До этого мне самой было еще не ясно, как я к нему отношусь, а после твоих слов…

– Ага! Значит, виноватый найден. Вот он, подлец, сидит рядом и снова готов подписать роковой приговор.

– Не обижайся. Ладно, я устала говорить об этом. Лучше расскажи, как ты?

– Я? Прекрасно. У меня контракт с журналом, кое-какие планы в двух других издательствах и много проблем с банковским делом. Что еще? Куча приятелей и… – Он замолчал.

– Много женщин. Ты это хотел сказать?

– Да ну тебя! Ты переживаешь за Натали?

– Она серьезно к тебе относится.

– А я тут причем? У нее наверняка уже новый любовник завелся.

– И этот человек только что выслушивал мои глубокие переживания. Оскар, ты хоть знаешь, с какой буквы писать слово «любовь»?

– Ни разу не писал!

Они шли вдоль парка аттракционов. Редкие прохожие спешили упрятаться в теплые дома, по городу гулял ветер, он срывал с ветвей снег и растаскивал его по асфальту. На Мэг было надето короткое меховое пальто, предназначенное скорее для езды в автомобиле, капюшон нисколько не грел голову, и у нее уже онемели щеки и уши.

– Не рождественская погода. – Оскар поежился, кутая шею в шарф. – Давай домой пойдем, там тепло, вино есть.

– Ты завтра – в Париж? – Мэг не хотелось с ним расставаться. А дома трудно будет говорить.

– Посмотрим. Может, с вами останусь. Там-то меня никто не ждет.

Она открыла было рот, но Оскар ее оборвал:

– И не смей жалобить меня своей Натали! Мы еще с ней успеем повидаться. Впереди – праздники. Новый год еще скоро. А Рождество все-таки семейный праздник, значит, мне надо провести его с тобой и отцом. Мы же теперь…

Мэг влепила ему снежком по воротнику.

– Ладно, – он поднял руки, – обещаю больше не смеяться над вами! Гм, родители…

Рождество они провели в Вашингтоне, Оскар не полетел в Париж. Два дня не расставались, гуляли все вместе по городу, Мэг гоняла продрогших голубей на площади, Оскар с отцом снисходительно наблюдали за ней, словно два престарелых родственника. Конечно, Оскар не выполнял своего обещания, и время от времени у него вырывались двусмысленные словечки, но никто не обижался, и выходными все остались довольны.

Утром двадцать седьмого он собрался в аэропорт.

– Мэгги, я хотел тебе сказать. – Он мялся на пороге, и Грег, вышедший было провожать сына, с досадой ушел в комнату. – Я хочу дать совет. Ты не обижайся, но выход здесь очень простой. Уйди от отца на время и разберись в себе. Уезжай куда-нибудь, только пусть это будет не Париж, куда-нибудь далеко.

– В Австралии мы уже были.

– Я не шучу. Уезжай. Может быть, самое главное в твоей жизни уже случилось прошлой весной, а ты, как страус прячешь голову в песок и снова идешь по замкнутому кругу. Пока.

10

Был дивный весенний рассвет. Где-то далеко-далеко, за ореховой рощей, за виноградными полями струилась мелодия. И никто не слышал ее. А она слышала. Это была музыка тихой бургундской провинции, музыка ее детства, французская гармошка. Она наигрывала нехитрый мотив, и Мэг блаженно улыбалась прекрасной песне. Что это за композитор? Сначала вкрадчиво вступала гармошка, а за ней со сладостным всхлипом, словно возвещая о начале прекрасного бального танца, взрывались скрипки. Они так искренне звали за собой, что Мэг пожалела, что у нее нет крыльев. Теперь она поняла, что именно эта мелодия так часто звучала лейтмотивом в ее голове, когда она думала о Париже, о море, о Марселе – обо всем, что связано с любимой страной. И об Алексе.

Снова весна. Маленький домик, к северу от Лиона, где поселилась молодая американка, был окружен зелеными виноградниками, вечной свежестью и чистыми голосами птиц по утрам. Она стояла на балконе и вдыхала в себя ароматы и звуки рассвета. Это всего лишь рассвет, всего лишь начало нового дня, почему она так разволновалась? Год… Ровно год прошел с тех пор, как началась ее новая жизнь. Все как в прошлом апреле, кроме того, что она совсем другая! Круг замкнулся: желания загаданы, ставки сделаны, цена заплачена. Мэг казалось, что она вышла на финишную прямую, ее несет мощным потоком, и она не в силах что либо изменить.

Она не выполнила пожелание Оскара, не уехала далеко-далеко. Она не покидала Грега всю зиму, а ее все это время не покидали сомнения. А потом поняла, что если сейчас не уйдет и не попытается вернуть Алекса, то оставшаяся жизнь превратится в тягучую резину тоскливых дней.

После Рождества она возобновила общение с парижскими знакомыми. Все вдруг вспомнили про нее, звонили, поздравляли с прошедшей свадьбой. Натали жаловалась на нахальство Оскара, который приехал, обаял ее с новой силой и оставил в мучительной неизвестности, возвратившись в университет. Он звонил Мэг из Англии, говорил, что имел «сенсационный» разговор с Алексом на тему ее свадьбы, но по телефону рассказывать ничего не стал, пообещав приехать лично, после чего, как всегда, пропал на два месяца.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});