Путь Найденыша - Евгений Щепетнов

Кладовщик, кряхтя, встал со скамьи и начал демонстративно закрывать ворота, не обращая внимания на Неда.

– Эй, парень, – Нед тронул кладовщика за плечо, – прими барахло. И тебе ничего не будет. Кроме… вот этого, – он подал кладовщику серебряный пул, который тот тут же опустил в свой безразмерный карман.

– Вот это другое дело! – воссиял кладовщик. – На пиво есть! А то все беспокоят, а позаботиться о несчастном служивом некому! А ты будешь хорошим офицером, я точно знаю! Ты понимаешь душу солдата, а все почему? Сам из солдат! Уверен, ты далеко пойдешь. Айда за мной. Вот тут выкладывай броню… ага. Бросай на пол, я потом разберу. Тебе же еще пообедать надо, угадал? Ничего страшного, полежит. Так… комплектность… ага… пластины… наголенники… бросай, я тебе сейчас новые выдам, получше качеством. И форму другую. Тебе положено три комплекта – два на каждый день и один выходной, парадный, чтобы в городе на девок впечатление производить. У меня есть одна партия мундиров – по ошибке забабахали из майорского сукна, эх и классная штучка вышла! Сукно тонкое, шерстяное, продувается – на жаре ходить можно… ага, спасибо! Вот ты молодец! (Нед понял намеки и дал еще серебреник. Он уже знал, как важно хорошее снаряжение, а от этого козла зависело, каким оно будет. Так что экономить себе дороже. Это его Дранкон предупредил.) Ну, молодчик! Всегда заходи к Перналю – я тебе самое лучшее подберу! Вот, гляди, какой выходной мундир – класс! Он не серый, а голубоватый, как у высших офицеров! И ничего против устава – все проходит по требованиям! Виноваты мы, что ли, что по ошибке для сержантов нашили из майорского сукна? Не сжигать же их? Для своих держу, пользуйся на здоровье! Такому красавчику, как ты, – обязательно надо! Все девки твои будут, это медяк против ста золотых! Теперь сапоги. Итак – двое сандалий, сапоги выходные и сапоги для поля. Смотри – вот крепкие, окованные железом. Крепкие, как броня! Ими и пнуть можно как следует. Советую. А для парада и прогулок с девкой – вот эти, мягкие. В них нога не устает. Померяй. Впору? Хорошо. Ты переодевайся прямо тут, потом я одежду запишу в ведомость. И сапоги тоже. Сандалии пока надень, жарко. Вот, есть. Вещмешок тебе дам новый – два вещмешка, один для брони, другой для мундира. Тэ-э-экс… боевой костюм под броню… он у всех одинаков… аптечка – бинты и мазь, портупея, фуражка… эх, красавчик! Форма на тебе сидит как влитая! Потом немножко отвисится, морщины пропадут. Пошли оружие тебе подберем. Доверься Перналю – я знаю толк в пырялках. Айда сюда, в угол. Ну-ка, глянь этот меч… – Кладовщик вытянул откуда-то из-под кучи старых мечей, разложенных на стеллаже, длинный клинок, тускло блеснувший матовым острием. Он был пыльным, совсем невидным, и Нед слегка разочарованно поглядел на это произведение неизвестного кузнеца. Кладовщик, видимо, это заметил, потому что хихикнул и поманил Неда за собой:

– Не понял, да? Пошли, пошли за мной!

Они вышли из полутемного склада, и Нед несколько секунд привыкал к яркому свету, беспомощно моргая глазами. Кладовщик успел захватить с собой тряпку и, любовно вытерев клинок, взял его за рукоять, взвесил:

– Каков баланс, чудо! Вообще-то я хотел его дать сержанту Эвосу. Он давно просил меня подобрать что-то настоящее, крутое!

– А в чем крутость? – пожал плечами Нед.

– Глянь сюда! – Кладовщик подбросил тряпку, легко свистнул меч, и тряпка упала на землю разделенная на две части. – А еще – он броню рубит, как бумажную! И не тупится! Глянь на рисунок клинка! Видишь узор? Такие мечи проковывали месяцами, потом давали отдохнуть и снова ковали. А видишь у него на лезвии какие-то знаки? Говорят, эти мечи заколдованные, они обладают какими-то сверхъестественными способностями! Ну, это не гарантирую, но то, что он потрясающе острый и всегда держит заточку, – могу сказать с полной уверенностью.

Нед осторожно взял меч в руки и стал внимательно разглядывать, пробуя на остроту и баланс. Он был прекрасен. Странный рисунок металла, которого Нед не видел никогда, – серо-стальной, переплетающийся, волнистый. Острейшее лезвие – стоило прикоснуться, и кожа тут же стала подаваться, распускаясь под легчайшим нажимом. На лезвии, в середине, по желобку – мелкие золотистые буквы на неизвестном Неду языке. Рукоять – простая, прямая, без всяких изысков, обмотанная каким-то шероховатым черным материалом.

– Акулья кожа! – с видом знатока пояснил кладовщик. – Говорят, очень старый меч. Ему несколько сотен лет. Откуда взялся? Да кто знает? Тут всякого железа хватает. Я приборку делал и нашел его в углу. Хотел продать… – кладовщик осекся и покосился на Неда – понял ли? Убедился, что тот не отреагировал, и продолжил: – Вот держу его для своих… может, кому-то жизнь спасет… Ага, спасибо! Вот молодец! Вот умница! Вот и я премию заработал! Я сейчас тебе ножны подберу, и кинжал, и засапожный нож, и два метательных ножа с перевязью! Три ножа! Вот тут поставь отпечаток пальца… ага. И распишись, умеешь? Молодец. Вот так. Отлично. Пошли, я тебе все найду. Оставь тут, не бойся. Сейчас все на обеде, никто не сопрет. Оглоблю возьми с собой. Хватит тебе ее таскать.

Нагруженный, как вьючный осел, Нед побрел к общежитию сержантов. Внутри него таился некий холодок – вот так запросто взять и прийти в офицерское общежитие – сердце екало и билось часто, как птичка в клетке. До сих пор у него внутри держалось некое почтение перед сержантами, символами армейской службы. Потому шел медленно, как бы оттягивая момент прибытия на место.

Впрочем – все прошло спокойно и рутинно. Он представился дневальному, попросил, чтобы ему показали свободную комнату, тот отвел к угловой, выходящей окнами на горы – что Неду очень понравилось, – и, пожелав приятного отдыха, удалился к своему столу, где снова принял позу отдыха, задрав ноги как можно выше.

Нед опустил мешки на пол, встал посреди комнаты и счастливо рассмеялся – его комната! Его первая комната, и никто, никто не может войти сюда без разрешения! Он может запереть ее и уйти! Положить здесь вещи так, как он хочет, и никто не скажет, что они лежат не так, как надо!

Окно, заделанное толстой решеткой, простой стол, три стула – сержант ведь может принять гостей, своих товарищей! Кровать – узкая, совсем не для сна с подружкой. Да и какая подружка здесь, в военном лагере?

Здесь было самое главное, самое ценное, что может быть в армии, – уединение. Ведь солдату никуда не спрятаться – спит он со всеми, ест со всеми, моется со всеми, даже в сортире и то со всеми! Как горные орлы, стройными рядами… Многие ругались – хоть перегородки бы поставили, что ли, а то все на виду. Но так было заведено с давних времен, и менять положение вещей никто не собирался. Здесь, в общежитии, сортир был в коридоре, как и душевая – дневальный сразу показал ему, где находятся «удобства», – война войной, а сортир, как и обед, – это важно.

Нед аккуратно положил свою фуражку на тумбочку у кровати и, не застилая постель, повалился на матрас, закинув руки за голову. Неизвестно, что там впереди, но сейчас ему было хорошо. Очень хорошо!

Полежав, встал, разложил вещи по полкам в шкафу, броню и меч – в специальный оружейный шкаф, обувь – в обувной. Полюбовался, потом спохватился – обед! Какого демона он не пошел на обед?! Сразу забурчал живот, и ужасно захотелось есть. Организм привык получать пищу в строго отведенное для этого время и теперь бурно возмущался допущенным над ним насилием. Выглянул в окно – судя по солнцу, обеденный перерыв подходит к концу. Солдаты давно поели, а что с офицерской столовой? Открыта?

Быстро надел сапоги, одернул мундир, вышел в коридор, заперев дверь на ключ, и мимо проводившего взглядом дневального вышел под солнечные лучи, впившиеся в него, как будто желали превратить в поджаренный кусок мяса. Секунду подумал и решительно направился к офицерской столовой.

Здесь было прохладнее, толстые каменные стены укрывали от жары. В отличие от солдатской, казарменного вида столовой, офицерская разделена на небольшие кабинеты, отгороженные плетенной из прутьев сеткой, на которую прицеплены небольшие деревянные плашки с выжженными рисунками. В основном – прекрасные девы с мужественными юношами на конях или батальные сцены с грудами поверженных врагов.

Вероятно, безызвестный художник считал, что для военного нет ничего слаще, чем вид куч поверженных врагов и образов полуобнаженных дам в нижнем белье возле плакучей ивы. Что касается второго – возможно, и скорее всего так и есть. А вот первое уже обрыдло офицерам за время их службы в самом крутом из корпусов замарской армии, и они постоянно ворчали, что эту похабень-расчлененку давно надо снять и демонстративно сжечь на плацу, а потом помочиться на золу. Но, как всегда, руки ни у кого до этих картинок не доходили, так что висели те с незапамятных времен и провисят еще столько же, если только их не спалит случайная молния, пущенная богом-созидателем.