Сердце, живущее в согласии - Ян-Филипп Зендкер

– Монах сказал правду. И мы нашли именно ту Ну Ну. – У Ба замолчал на несколько минут, затем продолжил: – Я думаю, она не успокоится, пока мы не узнаем все остальное. Как еще мятущаяся душа обретет покой?

– То есть Кхин Кхин нам лгала?

– Нет. Но мы должны выяснить судьбу Тхара Тхара. Мать хочет узнать, когда и при каких обстоятельствах умер ее сын. Где похоронен. Пока это неизвестно, она не успокоится.

У Ба откинул волосы с моего лица и задумчиво посмотрел на меня.

– Может, Кхин Кхин рассказала что-то еще, о чем ты мне не сказал? Вдруг в ее словах есть зацепка?

– Я бы не назвал это зацепкой. Не более чем слух. Кхин Кхин пересказала мне его вчера, но я не обратил внимания.

– Что за слух?

– Говорили, одному парню из той деревни удалось ускользнуть. Попытки к бегству редко бывают успешными. В деревне никто не станет говорить о них, даже виду не подадут, что им что-то известно. Люди боятся. Смертная казнь грозит не только дезертирам, но и их семьям и тем, кто им помогает. Однако слух такой есть.

Мой брат был взволнован, рассеянно гладил меня по голове, но мысли его были далеко, дышал он часто, а в животе урчало. У Ба вдруг встал, молча ушел к себе и вернулся полностью одетым.

– Скоро взойдет солнце. Мне нужно снова поговорить с Кхин Кхин. Вчера я ее не спросил, – быть может, она знает о дальнейшей судьбе того парня.

Мне не хотелось оставаться одной.

– Можно, я с тобой?

У Ба покачал головой:

– Пожалуй, в этот раз лучше пойти одному. Я не задержусь. Жди здесь; если меня будут спрашивать, отвечай, что не знаешь, куда я ушел и когда вернусь.

Я неохотно кивнула.

У Ба проворно спустился и ушел.

Комнату залили первые солнечные лучи. Кричали петухи, хрюкали свиньи, окрестные дома просыпались. Я подумывала встать, разжечь очаг, согреть воды и приготовить завтрак, но усталость была сильнее голода, и я снова забралась под одеяло. Тхар Тхар не шел у меня из головы. Наверное, он был удивительным человеком. Почти мой ровесник. Жаль, что нам не встретиться.

Я вспомнила о матери и американском брате. Когда-то мы тоже много времени проводили втроем. Отец работал допоздна и часто уезжал по делам. В памяти всплыли события давнего летнего дня. Мы с матерью и братом отдыхали на Лонг-Айленде и, как всегда, пошли на пляж. Мне было лет шесть или семь, я смотрела, как они намазывают друг друга солнцезащитным кремом: спину, руки, ноги, лицо. Потом они побежали к воде, забыв про меня. Я помчалась следом. Мать с братом заплыли далеко. Заходить в воду я боялась и плескалась на границе воды и песка, роя ямки и наблюдая, как они заполняются водой. К вечеру мои бедра, руки и нос настолько покраснели, что отец повез меня к врачу.

У меня были ожоги первой и второй степени. Словно меня опалило не солнцем, а огнем.

Мы не были близки. Во всяком случае, близости с братом у меня не было. Пожалуй, с матерью тоже. Сказать с уверенностью не могу, но мне так казалось. Возможно, она не обрадовалась моему рождению. Думаю, как и Тхар Тхар, я вторглась в мир, где двоим было хорошо без меня. Я не знала, хотели ли родители второго ребенка, или я, как говорят, «получилась». У нас в семье никогда об этом не говорили.

Кто я? Взрослая жительница Нью-Йорка, у которой маленькое сердце? Сердце, где слишком мало свободного места? Но другого у меня нет.

Я все еще лежала, когда вернулся У Ба. Он запыхался от быстрой ходьбы, таким взволнованным я его никогда не видела. Найдя меня валяющейся в постели, брат слегка нахмурился.

– Она думает, слух верен, – сказал У Ба, втягивая в себя воздух.

– Значит, кому-то из парней удалось бежать?

– Да.

У Ба покосился на мой рюкзак:

– Ты готова быстро собраться?

– Да. Но зачем?

– Мы отправляемся в небольшое путешествие.

– Когда?

– Сейчас.

– Надолго?

– На пару дней.

– И куда?

– На остров, – чуть помешкав, ответил У Ба.

– На какой?

– Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май, – по-бирмански ответил брат.

– Я не поняла ни слова!

Глава 21

Кхин Кхин рассказала мало. Нужный нам человек давно жил в Тхази – городке, через который проходила железнодорожная линия Мандалай – Рангун. Из Кало до него – пять часов тряски на автобусе. Человек этот был женат, растил двоих или троих детей и якобы работал механиком в гараже тестя, на главной улице. Он был одним из деревенских парней, увезенных в то утро военными. Через несколько лет ему удалось сбежать. Сможет ли он рассказать о Тхаре Тхаре?

Автобусы ходили редко, и У Ба остановил грузовик, шедший в сторону Тхази. Брат проворно влез на крышу, где среди мешков и узлов сгрудилось с полдюжины молодых людей. Кто-то поднял меня в кузов, забитый до отказа, я хотела сказать У Ба, что нам лучше дождаться следующей машины, но пассажиры подвинулись, освобождая место. Ребенок пересел к матери на колени, я втиснулась между ними и старухой, ощутив под собой жесткую деревянную скамью. Сев, мигом вспотела, стало трудно дышать.

Дорога змеилась по крутому склону, опускаясь в долину. С каждым поворотом становилось все тревожнее, меня замутило, и я испугалась, как бы не стошнило прямо на соседок. Мечтала я только об одном – выбраться из этой давки. А потому на первой же остановке перебралась на крышу и примостилась рядом с У Ба. Мы сидели над головой водителя, держась за решетку, что служила сиденьем. Чудовищно перегруженную машину опасно кренило на каждом повороте.

Дорога была усеяна ухабами, которые разрастались от дождей. С моих плеч капало, как из плохо закрытого душа. Там, где мы сидели, не было ни бортиков, ни перил. На очередном повороте, в кустах, я увидела покореженный остов опрокинувшейся машины и запаниковала. Брат почувствовал мой страх:

– Смотри на небо. Глубоко дыши и думай о чем-нибудь другом.

Я постаралась внять его совету. Подняла голову, сосредоточилась на дыхании и представила себе Нью-Йорк, Эми и свою квартиру. Спокойнее не стало. Тогда я подумала о море, о песчаном пляже, уходящем вдаль, и монотонном шуме волн. У Ба о чем-то говорил, но я не вслушивалась. Из близлежащего монастыря донеслось пение послушников. Мне стало легче.

Сначала мы увидели длинные тощие ноги Маунга Туна. Он лежал под машиной и постукивал молотком. Остальные механики, одетые в высоко подвязанные лоунджи и потные футболки, с любопытством глядели на нас.

Потом один из них что-то крикнул. У Ба перевел: «Эй, Маунг Тун, к тебе пришли».

Молоток смолк. Из-под машины вылез человек в замасленной футболке. Он был одного роста со мной, на нас смотрел с не меньшим любопытством, чем товарищи. Жилистое тело, глубоко посаженные глаза, кустистые брови, узкое лицо, сильные скулы и глубокий шрам на лбу. Губы и зубы покраснели от сока бетельных орешков. На левой руке недоставало двух пальцев.

Маунг Тун смотрел то на меня, то на брата. У Ба о чем-то спросил его, Маунг Тун кивнул, схватил кусок ветоши и стал вытирать руки, сумев избавиться лишь от части масла и грязи.

У Ба снова заговорил. Я не понимала ни слова, но догадывалась об их значении. Мы приглашали Маунга Туна в чайный домик, а если он проголодался, то в ближайший китайский ресторан.

Маунг Тун кивнул и что-то сказал товарищам. Те продолжили работу.

– Он не голоден, – шепотом перевел брат, – но с удовольствием посидит с нами в чайном домике.

В Тхази было жарче, чем в Кало. Солнце слепило. Я надела солнцезащитные очки, но тут же сняла – стало неловко, ведь у моих спутников очков не было.

У Ба и Маунг Тун шли впереди и оживленно болтали. Мы миновали главную улицу. Я успела отвыкнуть от такого количества транспорта: легковые машины, грузовики, тракторы и автобусы катились, обгоняя воловьи упряжки, конные повозки, пешеходов и велосипедистов. Дорога была сухой, никакого асфальта. Каждая проезжавшая машина поднимала облако пыли. На середине улицы У Ба вдруг остановился и закашлялся, ухватившись за меня. Маунг Тун осторожно взял его под руку и перевел на другую сторону.

В чайном домике Маунг Тун закурил сигарету, дважды глубоко затянулся и что-то сказал, глядя на меня.

– Он хочет знать, почему ты заинтересовалась Тхаром Тхаром, – перевел У Ба.

Этого вопроса я ожидала, но мне не хотелось выглядеть в глазах незнакомого человека идиоткой, заявляющей, что слышит голоса. Я придумала замысловатую историю о дальних родственниках Тхара Тхара, которые жили в Америке и случайно оказались моими соседями. Они и… У Ба заговорил раньше.

– О чем ты ему рассказываешь? – перебила я брата.

– О том, что ты слышишь голос умершей матери Тхара Тхара, которая хочет знать о судьбе сына. Ты надеешься, что потом она оставит тебя в покое.