4 любовника и подруга - Татьяна Полякова

Характеристика, данная Ольге Леонидовне, заставила меня задуматься. О бывших возлюбленных говорят или хорошо, или плохо, в зависимости от того, как расстались, и особо доверять подобным высказываниям не приходится. Правдин назвал Ольгу Леонидовну милейшей женщиной, но, впервые увидев ее, я бы так не сказала. А вот то, что она знакома с Павликовым, очень интересно, ведь его застрелили вскоре после того, как я встретила Ольгу в «Клеопатре» и подслушала разговор, показавшийся мне подозрительным.

– Почему ты о ней спросила? – проявил интерес Мигель.

– Не знаю, – ответила я. – В последнее время она то и дело попадается мне на глаза.

– Хочешь совет? – усмехнулся он. – Держись от этой дамочки подальше.

День прошел спокойно. Позвонил папа, потом дважды звонила Сонька. Я отговаривалась головной болью и нежеланием кого-либо видеть. Глеб не звонил, меня это беспокоило. То, что я неожиданно отказалась провести с ним выходные, могло его обидеть. По этой причине Мигель меня здорово раздражал, хотя и без того поводов было достаточно. Мысль о том, что я провела ночь в объятиях мафиози, хоть и были они вполне невинны, смущала. Искушать судьбу и дальше не хотелось, вот я весь день и старалась держаться от моего гостя на расстоянии, чему он, надо сказать, не препятствовал. Большую часть времени он провел в гостиной, а я в кабинете отца. Судя по всему, чувствовал себя Мигель неплохо, что меня порадовало.

Вечером мы поужинали, я решила, что сейчас самое подходящее время задать ему вопрос, и задала:

– Когда ты собираешься уходить?

– Под утро. Будешь ложиться спать, сними дом с охраны.

Я не смогла скрыть вздоха облегчения, что не осталось незамеченным.

– Не терпится от меня избавиться? – усмехнулся он.

– Эти два дня стоили мне нервов.

– Серьезно? Лично я буду вспоминать их как два счастливейших дня в своей жизни.

– Тогда тебе не позавидуешь.

– Может, все-таки познакомимся поближе? – насмешливо поинтересовался он. Я внимательно посмотрела на него, собралась ответить колкостью, но вместо этого сказала:

– Знал бы ты, каково это – сидеть рядом с тобой и делать вид, что мне совсем не страшно.

– Не меня же ты боишься.

– А кого, по-твоему? До сих пор я имела дело только с одной твоей половиной и совсем не хочу познакомиться с другой.

– Тебе и ни к чему, – он опять усмехнулся.

Мы сидели рядом перед работающим телевизором, мало обращая на него внимание. Я хотела встать и уйти, но Мигель удержал меня за руку, положил мою ладонь на свое колено и провел пальцем по едва заметным шрамам на запястье.

– Это откуда?

– Не помню, – ответила я, постаравшись высвободить руку.

– Не хочешь говорить? Я и так знаю. Проявил любопытство, когда собирался приударить за тобой. Твой парень погиб, а ты, вообразив себя Джульеттой, надумала отправиться следом за ним. И оказалась в психушке. Где тебе самое место.

– Мой парень заслуживал того, чтобы отправиться за ним, и даже того, чтобы оказаться в психушке. Будь на его месте такой, как ты, мне бы это и в голову не пришло.

Он долго смотрел на меня и вдруг улыбнулся. Улыбка вышла неожиданно грустной и мало соответствовала моему представлению об этом типе.

– Любовь такая штука, деточка, двинет по башке и по сердцу, тут уж не до разборок, кто чего заслуживает.

– С трудом верится, что ты знаток в таких вопросах, – усмехнулась я, теряясь в догадках, зачем он болтает всякую чушь.

– Хочешь, расскажу свою историю? – засмеялся он, но смех тоже вышел невеселым.

– Не уверена.

– Я все-таки расскажу. Это было довольно давно, я тогда отчаянно рвал свою долю из зубастых пастей и оказался в передряге. Пришлось залечь на дно. Где я прятался, знала моя подружка. Она чем-то похожа на тебя. Тоже ершистая. Была. Я велел ей убираться из города, но она не послушалась. И угодила в лапы к тем, кто очень хотел со мной увидеться.

– И что? – помедлив, спросила я, чувствуя себя крайне неуютно, потому что догадывалась, что он скажет.

– Они спрашивали, она молчала. Не буду тебя пугать рассказами, до чего могут додуматься четверо озверевших мужиков… Я узнал об этом слишком поздно, если честно, когда узнал, не особо думал о ней, был уверен, что она сразу все выложит и они придут за мной. А они все не шли. Так вот, когда я узнал… ну, передушил я их, как котят, предварительно яйца отрезав. И что? Помогло ей это? Самое скверное, я ведь даже не любил ее по-настоящему, так… самую малость. А она…

– Эта девушка жива? – испуганно спросила я.

– Она в Англии, в психушке, из дорогих. Меня не узнает, вообще никого не узнает.

Он замолчал, я смотрела на него. Потом покачала головой, не зная, как еще могу выразить свои чувства, и ушла в кухню. Включила кофеварку и замерла, разглядывая стену напротив. Звука шагов я не услышала, но поняла, что Мигель стоит сзади. Я чувствовала его присутствие. Дыхание вдруг перехватило, и казалось немыслимым повернуться и встретиться с ним взглядом. Я схватила чашку с горячим кофе, она выскользнула из пальцев, и кофе залил мраморную столешницу. Чашка упала на пол и разбилась, а я заревела.

Мигель коснулся моей руки, его пальцы сплелись с моими, а я жалко всхлипнула.

– Все хорошо, – шепнул он, касаясь губами моего виска.

– Чашку жалко, – пробормотала я.

– Понимаю, – кивнул он и серьезно продолжил: – Я тоже обычно реву, когда разбиваю чашку. Она была любимой? – Он обнял меня за плечи, развернул к себе и вновь сжал мою руку, а я опять не решилась поднять глаза.

Сердце билось в горле, еще мгновение, и оно, казалось, взорвется, и в ту минуту это воспринималось избавлением. А потом Мигель меня поцеловал, и я, зажмурившись, откинула голову назад, застонав от наслаждения и ужаса. «Я спятила», – успела подумать я, понимая, что это ничего не изменит.

Уже позже, лежа в темноте спальни, я изводила себя вопросом, как такое могло случиться со мной? Я люблю одного человека и оказываюсь в постели с другим. И этот другой ничего, кроме ужаса и отвращения, вызывать не может. Однако ужас и отвращение вовсе не мешали страсти, которую я вполне обоснованно считала постыдной. Подозреваю, что в какой-то степени они ей даже способствовали, и я поспешила записать себя в извращенки.

Самобичевание ближе к утру достигло критической точки, и я в самый неподходящий момент вскочила с постели со словами:

– Все это ужасно глупо.

– Что все? – обалдел Мигель.

– Это не имеет никакого значения, – повысила я голос. – Просто минутная слабость.

– Минутная? – усмехнулся Мигель, выразительно взглянув на часы.

– Ты!.. – рявкнула я.

– Я понял, понял, – кивнул он. – Я для тебя ничего не значу. И то, что было между нами, тоже.

– Вот именно, и не делай вид, что это что-то значит для тебя.

– Хорошо, не буду, – вновь усмехнулся он.

– Вот и отлично, – направилась я к двери. – Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

– Это вряд ли. Тут наши желания не совпадают, а я привык потакать своим.

– Прощай, – отрезала я и поспешила удалиться.

Лежа в постели в спальне отца, я пыталась уснуть, изводя себя все теми же мыслями. «Лучшее, что я могу для себя сделать, – в конце концов решила я, – это поскорее забыть о том, что произошло».

Против воли я прислушивалась, ожидая, когда Мигель покинет дом. Я надеялась, ему не придет в голову зайти проститься. Нам нечего сказать друг другу.

Под утро я все-таки уснула, разбудил меня трезвон будильника. Я вышла из комнаты и первым делом заглянула в свою спальню, она была пуста. Вздохнув с облегчением, я спустилась на первый этаж. Под магнитом на дверце холодильника висела записка. «Взял рубашку и ветровку твоего отца, мой пиджак ни на что не годен. При случае верну».

Скомкав записку, я выбросила ее в мусорное ведро. Еще раз прошлась по дому. Чувство было такое, что прошедшие два дня мне попросту приснились. И теперь, стремительно шагнув из сна в реальность, я потерянно брожу по дому.

С Сонькой мы встретились на работе. Рассказывать о своем приключении я не стала. Как ей объяснить мой поступок? Я сама не находила ему объяснения. Допустим, я промолчу о своем грехопадении, но все равно останется вопрос: почему, имея возможность позвонить в милицию, я этого не сделала?

Подруга затаила обиду за то, что два дня я не желала ее видеть, и даже обедать со мной не пошла, сославшись на срочную работу. После обеда позвонил Глеб, голос его звучал как-то неуверенно, и я поспешно заговорила о том, как счастлива его звонку и скорой возможности увидеться, заливаясь краской стыда и радуясь, что он не может видеть меня в эту минуту.

После работы мы встретились.

– Не возражаешь, если мы заедем к Максиму? – спросил Глеб. – Он звонил полчаса назад, это ненадолго.

– Не возражаю, – улыбнулась я. – Лишь бы он был не против.

И мы поехали к Максиму. Жил он в новом коттеджном поселке. Остановившись возле двухэтажного дома с низкой изгородью и зеленой лужайкой, Глеб помог мне выйти из машины, и мы поднялись на крыльцо. Дверь открылась раньше, чем Глеб успел позвонить. Максим Петрович предстал перед нами в полосатой пижаме, волосы всклочены, глаза красные, словно он не спал трое суток. Глеб взглянул на него с удивлением.