Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бот и чемодан мой! и он порадуется спокойствию, и ему протерли бока.
Денщик и суруджи вдвоемВтащили в комнату мой дом.
Суруджи– Хэ! маре драку! [487]
Денщик– Тяжеленек!– Да, – думал я, – не мудрено!В нем все, что богом мне дано,Все, кроме радостей и денег!
CCCXVIЛасковые хозяева приняли меня, как родного.
Вскоре явилось ко мне с вином на подносе, с дульчецом, и кофием, и с трубкою дюбеку презанимательное лицо.
«Пуфтим, боерь! – сказало оно мне, – кала краси! дульцец, кафэ ши люлэ!» [488]
– Благодарю, друг мой. Скажи, пожалуйста, ты здешний? «Ey целовек грек, капитан Микулай; ам зинка, коптел мулт! [489] нам камес, нет страи! [490] дают кукон си куконица стран си камее; турци мынкать со! [491]»
– Жаль; выпей с горя вина.
«А, халоса! кала ине краси! [492] Капитан Микулай слузил государски… [493] сол антелериски, такой большой тунуруле [494] ey показит дорога: дела Хотин, на Бендерь, мерже на Измаил… Инарал командирски [495] дают на капитан Микулай зна хартия!…. такой пальсой пумаг!… пецат-луит: и проци и проци и проци! [496]… Кульерски пумаг!.. ги!… гуляй на поцта кульерски!… динь, динь, динь, динь! пасоль, пасоль!… и дают ина-раль командирски другой пумаг… халоса!… писит: капитан Микулай слузил государски, халоса… дают цин капитан, халоса цин, государски!… Сто пайдот на Царьград?»
– Пойдем.
«Сы ey пайдот!… я был на баталия ку немца! [497]… на Фоксань! [498] Кнезь паслот меиэ с провиантски каруца на Кобурски! [499]… Немца идот, идот, идот!… так! Венгерски гусарски… так… халоса!… Бозе мой!! Тур-ци!!! многа, многа!! Визирь ку кавалерия, на армасарь Анатольски!! [500] идот! Я лезит на карэ [501]. Бум, бум, бум! тунурулэ. А! страсна!… я лезит на земля… Бозе мой, бозе мой! пропадит немца!… Венит Суворов!!! [502] Бум, бум, бум!!! пжи-жи-жи-жи, пжи-жи-жи-жи!!! Хи! Фужит драку турци!! [503]»
Пылкое воображение целовека грека, недовольное смешением греческого, молдаванского и русского языка, дополняло слова представлением всего в лицах. Для изображения визирской кавалерии и венгерского гусарского полка указательный и средний палец правой руки седлали указательный палец левой.
При слове идот! правая ладонь плавно двигалась параллельно земле, а голова Микулая поднималась гордо вверх, как у всадника. С словом: ey [504]лезит на земля – он распростирался по полу и лежал несколько мгновений молча, неподвижно. При слове венит Суворов! весь корпус целовека грека встряхнула радость о избавлении от гибели.
Дорого бы дал иной италианский импрезарио, чтоб иметь право показывать капитана Микулая на площади.
Насмеявшись вдоволь, я прервал рассказ его о взятии Хотина, о пришествии турок в Яссы, о битве этеристов при Скулянах.
– Где тут бывает гулянье? – спросил я его.
«Гуляй?… пи улица. Куношща мулт [505], молдаванка, грецанка, ирмэнь [506]».
– Хороши куконицы?
«Халоса? гуляй… так… Хэ! Капитан Микулай знай… Мой тата си мама зивот на Царьградски бурика [507]. Их! там девка халоса! Бозе мой! какой халоса!»
– Прощай, я иду гулять. «Бун, бун, боярилэ [508]».
CCCXVIIСчастия миг, юность лови!
Путай себя в цепи любви!
Время, как молния, быстро летит,
Юность увянет, сердце сгорит.
(Эпиграмма)С этою мыслию сел я на дрожки и пустился в Копо. Два ряда экипажей совершенно стеснили улицу, мне не хотелось тянуться в рядах, – мимо!
Кто знает московские гулянья, тот может себе представить, что в Яссах всякий день, без исключения… виноват… исключая бурные дни… подобные гулянья в экипажах составляют некоторую обязанность почти всех классов жителей. Это род моциону от засидения, от скуки; род выставки по части промышленности сердечной; род far niente [509], от нечего делать; род привычки, основанной, как большая часть постановлений и законов молдаванских, на слове дупа обычулуй [510].
Два рода экипажей тянутся от сгоревшего господарского дворца вверх и вниз но улице-маре, чрез поле Копо.
Природа красится присутствием людей,А жизнь чистейшею любовью;Но что же жизнь, когда должны мы в нейПредать все чувства хладнокровью!
И потому я ехал, рассматривая внимательно все, чем движущиеся оранжереи были наполнены.
День XLV
CCCXVIIICimmeriae tenebrae [511]
В пылкие, неопытные лета юноша горделиво воображает, что он создан разгадать тайну мироздания. «Много прошло времени от начала мира, – думает он, – может быть, еще более остается до конца его… Были великие люди, соединявшие в себе ум и чувства целых народов и целых столетий… они разгадали кое-что… Должен же родиться на свет гений, у которого зрение будет телескопическое, слух подобен фокусу эллиптическому, память велика, как книга Вселенной, ум ясен и основателен, как формула алгебраическая, а рассудок верен, как вывод… Почему знать… может быть… я…»
Таким образом рассуждая, молодой человек внезапно встречает небольшое существо, лет… но лета ничего не значат… нежное, чувствительное, полное жизни и красоты. Забыта высокая цель существования! С этого мгновения не тайну создания разгадывает юноша, а сердце чудной своей встречи. С каждым ударом пульса, с каждым словом, с каждым взглядом, шагом и вздохом она увеличивается в глазах и понятиях юноши до бесконечности и, наконец, обращается во Вселенную, а вся Вселенная, постепенно уменьшаясь, принимает на себя вид ее. Какой переворот!
CCCXIXТвой друг с тобой, моя Лавиния [512]!С тобой! но тыТаишь следыКакой-то грусти и уныния?Любовь моя!Ужели яПокину рай мой и Италию?Как честный грек,Я твой навек!Не убивай себя печалию!
Ainsi parloit Enée, les larme aux yeux: cependant sa flotte voguoit а pleines voiles…[513]
Enéide.CCCXXЯ не могу скрыть от вас, мои читательницы, что человеческое сердце имеет совершенное подобие с земным шаром. Так же, как и на Земле, на нем есть полюсы, а потому-то, разложив его по методе Меркатора [514] на плоскость, мы увидим, что оно имеет поясы жара и холода и что сердечные крайности, так же как и земные, никуда не годятся. Из сего что заключаете вы? То, что тогда только хорошо жить в чьем-нибудь сердце, когда занимаем в нем пояс умеренный, в котором не задушат вас ни объятия, ни проклятия.
Кажется мне, что это справедливо?
(Все молчат.)
Глупо было бы думать в нынешнем веке, что молчание есть знак согласия.
CCCXXIМожет быть, спросят меня: что я видел в Копо?
Что видел я, не помню, право:Как на круженье колоса,Смотрел я прямо, влево, вправо,Ничто не бросилось в глаза!Там, как в созвездье Козерога,На небе, очень много звезд,Изрядных женщин было многоИ куча зреющих невест.
Скучно было мне ездить одному, без знатока в красавицах ясских. К счастию, попадается мне навстречу товарищ. – Покажи мне всех, расскажи мне все!
«Хорошо», – отвечал он. Но память его была уже потеряна в рядах экипажей. Долго еще ездили мы взад и вперед, как вдруг товарищ мой вскрикнул:
Ах, вот Елена молодая!Соперница сирийских роз!
ЯНе та ль, которую увез Парис у грека Менелая?
ОнАх нет!… блуждающий огонь,Арабский своенравный конь!…Во всем чудна, во всем примерна,Нежна, как вздох [515], быстра, как серна,Досадна так, как звук не тронь
CCCXXIICommeun ver, qui devient chrysallide, aure-lie, nymphe, et enfin papillon.
Ет Swedenborg[516]
Точно так же… но… Время идет ни тише, ни скорее. Чувства, вспыхнув от радости, что встретили спокойствие и негу, оживленные новостию жизни ясской, вскоре пришли в обыкновенное свое положение. Опять отражались в них то временное довольствие, то беспокойная грусть. Все чего-то недоставало им; обманываясь желаниями, они видели одну только скуку в исполнении желаний. Однажды, отягченный думами, спустился я с террасы загородного сада Михайлаки Стурдзы [517], обошел кругом пруд, перебрался по легкому мостику на островок, скрывавший акациями пасмурную беседку…
- Завтра была война… - Борис Васильев - Классическая проза
- Земля - Пэрл Бак - Классическая проза
- Сэр Гибби - Джордж Макдональд - Классическая проза
- Петербург - Андрей Белый - Классическая проза
- Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс - Грэм Грин - Классическая проза
- Путешествия Гулливера (в пересказе для детей) - Джонатан Свифт - Классическая проза
- Эмма - Шарлотта Бронте - Классическая проза
- Брат Жоконд - Анатоль Франс - Классическая проза
- Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения - Дафна дю Морье - Классическая проза / Русская классическая проза
- Вели мне жить - Хильда Дулитл - Классическая проза