Фигурки страсти - Елена Арсеньева

– Извините, – пробормотала Алёна, отключаясь.

Как интересно…

«Здесь нет никакой мадемуазель Чжэн», – сказал незнакомец.

Но с чего он взял, что речь идет о девушке? Алёна и словом не обмолвилась, в ее речи не было ни намека на то, что она хочет поговорить с девушкой, а не с мужчиной, носящим это имя!

Получается, незнакомец знает, что Чжэн – женщина?

Или телефон Чжэн сейчас находится у какого-то мужчины, который скрывает знакомство с ней, или горничная замка Талле диктовала кому-то вовсе не свой номер, когда ее подслушивал Жак Бланкет.

Алёна вдруг прыснула, представив, как ее неизвестный собеседник получает любовную эсэмэску от Жака Бланкета… Но улыбка тут же сошла с ее лица. В этой истории на самом деле немного смешного. То есть все было бы смешно, когда бы не было так грустно. И самое печальное – это труп в конюшне, тело, которое видела Алёна, когда тот самый итальянец, Карло Витали, еще, может быть, был жив, и если бы она устроила скандал, начала звать на помощь, то спасла бы ему жизнь…

Странным образом писательница Дмитриева ощущала ответственность за все случившееся в Талле. Ограбление, труп… записка в музыкальном ящике… диковинным способом зашифрованный номер телефона… Обычно цифрами заменяют буквы, а здесь кто-то поступил наоборот…

«Ну и что мне делать со всем этим?» – возмущенно спросила Алёна сама себя.

Ответа не было. И так спать хотелось! Ну, утро вечера всегда мудренее. Может, завтра во время пробежки ее осенит?

Вторая половина XIX века, Китай

Евнухи при китайском императорском дворе были всегда, еще при первом монархе из династии Чжоу, в 1050 году до нашей эры.

Процедуре гунсин, кастрации, сначала подвергали только пленных хорошего происхождения, но со временем бедные благородные семьи сами стали поставлять красивых мальчиков на должность лиогунянь, жертвы императорского дворца. Ведь приносимая жертва хорошо вознаграждалась. Начиная примерно с 250 года до н. э., когда императоры стали заводить все больше наложниц, а для службы в гаремах требовалось все больше евнухов, спрос на таких мальчиков возрастал и возрастал.

Для людей низкого происхождения это был один из немногих путей к вершинам власти. Старший евнух был все время при особе императора, знал его интимнейшие желания и тайны. Он являлся доверенным человеком, и потому нет ничего удивительного в том, что многие евнухи занимали ключевые позиции в государстве. Иногда они становились фактически вторыми лицами в иерархии Срединной империи.

Как ни покажется странным, но евнухи имели свои семьи – усыновляли детей, брали себе жен и наложниц, с помощью искусственного органа вполне ловко имитируя любовь. Назывался тот заменитель «дилдо».

Непревзойденно управляться с ним умел один красавец, к которому необычайно привязалась Цыси. Звали его Ли Ляньин, и он издавна состоял при особе царевича Тунчжи. Ли Ляньин был необычайно хорош собой, так диво ли, что Цыси влюбилась? Императрица ничего не имела против того, что ее возлюбленный лишен нефритового стержня – его заменял «дилдо». Иногда, когда Цыси взбредала охота отведать настоящей мужской плоти, Ли Ляньин отыскивал среди стражников парня покрепче, чтоб уж стержень был так стержень, привязывал красавчика к своему телу и услаждал возлюбленную императрицу. А поскольку властительница любила разнообразие, наготове стояло еще с десяток молодых «стержненосцев». Но она даже не смотрела на их лица – для нее это был Ли Ляньин, он один!

И получалось совершенно как в стихах:

Они трудились день и ночь,Сменяя друг друга.А их приходилось менятьКаждые полгода.А императрица хорошелаС каждым годом,Наполняясь жизненной силой…

Да, Цыси не замечала, как идут годы. Однако они шли, и вот оказалось, что сын, будущий император Тунчжи, вырос, его нужно женить.

Нужно – значит, нужно. Невеста была красавица, из хорошей семьи, сын казался с ней вполне счастливым. Вообще он стал мужчиной, а значит, у него имелась теперь не только жена, но и наложницы. Цыси сначала взирала на них насмешливо, вспоминая себя, но постепенно ее снисходительность стала уступать место раздражению. Девчонки были все так молоды и свежи, а она… О нет, Цыси по-прежнему свежа, ее непременная пища – рыба, мясо утки и куры, ее привычка выпивать каждый день большую чашку свежего женского молока (для чего при дворе жили особые «кормилицы императрицы») результаты дают, и еще какие. Она выглядит, как девушка… Но вот именно: как! А этим девчонкам ничего, никаких средств не нужно, чтобы так выглядеть.

Цыси теперь была натянута от зависти как струна, но зависть не шла ни в какое сравнение с той бурей гнева и ужаса, которая разразилась, когда Цыси узнала, что Ли Ляньин, ее любимый евнух, влюбился в одну такую наложницу и намерен просить у императора разрешения выкупить ее.

Самое обидное, что та девчонка тоже была маньчжуркой! Совершенно как Цыси когда-то…

Теперь, встречаясь на ложе с Ли Ляньином, императрица истинно чувствовала, что не он наслаждает ее, а «дилдо» или привязанный к его телу юнец. Всякая духовная связь между ними исчезла! Любовь в сердце Ли Ляньина умерла.

А скоро умерла и в сердце Цыси. Вернее, как всегда бывает в таких случаях, зависть и ревность превратили любовь в ненависть.

Пусть теперь Ли Ляньин был не нужен Цыси, она не могла отпустить его просто так. Отдать другой? Ну нет! Ли Ляньин был обречен умереть. Но императрица не хотела, чтобы заподозрили ее. То есть и так, конечно, заподозрят, пойдут слухи и сплетни… И все же имя Цыси Тайхоу должно было остаться белее белого снега.

Конечно, она могла бы сделать ему какой-нибудь подарок… Но после смерти бедняжки Цициан к внезапным подаркам императрицы стали относиться с опаской.

Тогда можно пустить в ход что-нибудь из арсенала хитростей, которых набралась Цыси за годы жизни.

…В тот день среди перемены блюд были цзяоцзы – пельмени. Цыси обожала цзяоцзы из мяса курицы. Их варили в самоваре, который назывался «императрица-мать», поэтому и пельмени назывались так же – «императрица-мать». Среди множества сортов цзяоцзы это – самые маленькие, по виду напоминающие жемчужину. Правда, Тунчжи нравились совсем другие пельмени, покрупней и пожирней. Его руки и лицо вечно были забрызганы их жирным соком, так что принц то и дело подзывал стоящего рядом евнуха, который подавал ему столовые полотенца.

Надо сказать, что за обедом в Китае салфетками не пользовались. Вместо них обедающим подавали маленькие квадратные полотенца, обработанные паром. Ими вытирали лицо и губы после каждого блюда. Китайцы считали, что это более гигиенично, чем использование сухих столовых салфеток, принятых у европейцев.

За тем обедом Тунчжи прислуживал Ли Ляньин. Так приказала Цыси.

А на другой день оба занемогли – и евнух и принц. У них открылась какая-то странная сыпь, начался жар…

Придворный врач с ужасом узнал оспу. Да такую стремительную! В Пекине было отмечено несколько случаев страшной болезни. Но не во дворце, а в самых дальних, самых бедных кварталах. Как же оспа попала во дворец, почему запятнала будущего императора?

Конечно, судачили люди, он ее подцепил в каком-нибудь притоне!

Ну что же, за Тунчжи водилось множество слабостей, в том числе и эта – принц был блудлив. Причем любил самый грязный разврат. И чем грязнее, тем лучше. Его жена, на счастье, была беременна и не допускала его до себя, не то заразилась бы и она. Наверняка именно Тунчжи принес заразу во дворец.

Правда, странно, что в то же время заразился и Ли Ляньин. А также очень странно, что после обеда, на котором императрица почему-то заставила именно этого евнуха прислуживать сыну…

А вот говорят, что если горячим пропаренным полотенцем провести по лицу больного, покрытому заразной сыпью, а потом приложить к лицу намеченной жертвы, то заболеет и тот, чье лицо было вытерто, и тот, кто брал салфетку в руки…

Если кто умел складывать два и два, чтобы получить четыре, он и получил нужную сумму. Однако об этом предпочитали помалкивать. Вообще делали вид, что не умеют считать даже до двух, не то чтобы еще складывать числа.

Цыси горько рыдала, оплакивая сына. Конечно, ей было его жаль… Конечно, она могла убить одного Ли Ляньина. Но, поразмыслив, решила, как говорится, прикончить одним выстрелом двух куропаток.

Тунчжи… Он вырос. Ему уже не нужна опека матери. Он сам жаждал править страной, причем все больше склонялся к тому, чтобы отдать Китай во власть «белых дьяволов» и перенять всю ту европейскую заразу, которой был пропитан весь мир. Между прочим, и оспу в портовые кварталы привезли из Индии британские моряки! Так что рано или поздно Тунчжи, завсегдатай портовых кабаков, все равно заразился бы. Да еще и полдворца перезаразил бы, пока распознали бы болезнь.

Наверное, кому-то это могло показаться смешным – что императорский сын послужил орудием убийства евнуха. Однако Цыси придерживалась другой точки зрения: во имя желанной цели хороши любые средства, даже если они по степени превосходят самую цель.