Ароматы кофе - Энтони Капелла

Глава двадцать шестая

«Пикантный» — мягко возбуждающий нёбо. Приятный; резковатый; пронзительный или будоражащий; с остротой.

Роуз Пэнгборн. «Принципы чувственного восприятия пищи»

Через полчаса я все еще сидел там, на прежнем месте, когда Гектор прибежал обратно.

— Нас зовут, — коротко бросил он. — Прибыл Ибрагим Бей и теперь, кажется, треклятый негритосский король наконец будет с нами беседовать.

— Что ж, славно, хоть что-то сдвинулось. Наконец.

— Вот что я вам скажу: это, черт побери, форменная наглость!

Я встаю со складного стула, чтобы идти на берег, но Гектор меня останавливает:

— Считаю, Роберт, нам надо ему все высказать. Мы здесь не как частные лица, как этот вор и негодяй Хэммонд. Мы представляем здесь британскую индустрию. Пусть человек для него ничто, но это он уважать должен.

И вот мы идем ко двору Абу Бакра, гнусного диктатора этой Богом забытой навозной кучи в крохотном, засиженном мухами уголке дикой земли, — разодевшись, насколько сумели, пошикарней: белые галстуки, фраки, широкие кушаки, а у Гектора вдобавок оказалась еще и роскошная белая шляпа, увенчанная красными перьями какаду. Африканцы глядят на нас равнодушно. Подозреваю, просто решили, что наконец-то мы одеты подобающим образом, как и надлежит племенам в глубине континента.

Абу Бакр лежит развалившись на своей тахте, ест финики. Перед ним стоит Ибрагим Бей. У ног тирана серебряный поднос. На подносе гора листьев — наверное, какие-то пряности или опиум; дар купца правителю. Негр тут же, при своем хозяине. Я ищу глазами девушку, но ее нигде не видно.

Нас замечают и делают знак приблизиться. Абу Бакр представляет нас на языке, никому из нас не знакомом, но жесты его вполне красноречивы. Бей, Гектор и я пожимаем друг другу руки. Правитель снова что-то говорит; приносят какую-то бумагу; он обмакивает в чернила печать, прижимает к бумаге, при этом забрызгивая чернилами свои белые одежды. Затем без намека на улыбку протягивает мне свою руку. Я дотрагиваюсь до нее: рука заскорузла и груба, как пятерня прокаженного, но я все же ее пожимаю. Взгляд правителя свиреп. Нас отпустили.

— Давно ждете? — едва мы выходим за пределы двора, спрашивает Бей озабоченно. Будто выходя на перрон из запоздавшего скорого поезда.

— Почти месяц, — свирепо буркнул Гектор.

— А! Не так плохо! — Бей улыбается. — Рад познакомиться с вами обоими. Вы, я думаю, определенно Крэннах? А вы, — он поворачивается ко мне, — наверное, Роберт Уоллис?

— Разве мы знакомы?

— Мой добрый друг Сэмюэл Линкер писал мне, что вы прибываете в Африку. Он просил, чтобы я вам помог по мере сил. — Бей склоняет голову. — Это честь для меня.

— Чем была вызвана задержка? — быстро спрашивает Гектор.

— Задержка? Какая?

— Почему его королевское ничтожество продержало нас тут так долго?

Физиономия Бея принимает несколько обескураженное выражение:

— Представления не имею. Но в данный момент как раз собирается совет старейшин. Не преподнесете ли вы им что-нибудь в дар? Об Абу Бакре позабочусь я сам.

— В дар? — кривится Гектор.

— Парочку коз было бы в самый раз.

— Коз у нас нет, — замечаю я.

— А если бэ и были, — гнусавит Гектор, — мы бэ не стали платить за разрешение на перемещение там, где мы как подданные Ее Величества имеем право свободного передвижения.

— Разумеется, — чутко подхватывает Бей, — вы вовсе не обязаны делать подарки. — Поймав мой взгляд, он подмигивает. — Но может статься, в противном случае вы задержитесь здесь весьма надолго.

— И еще лично я считаю, — не унимается Гектор, — как только белый человек прибегает к взятке, он тем самым осложняет жизнь другому белому человеку, попадающему сюда вслед за ним.

— В таком случае, мне крайне повезло, что я не белый — по крайней мере, не вполне белый человек, — говорит Бей.

Он явно личность в высшей степени незаурядная. Иной бы счел за оскорбление тон Гектора, не говоря уже о выборе выражений, но Ибрагим Бей ведет себя так, будто все это остроумная шутка.

— Но, предположим, харур выдаст разрешение, согласны ли вы разделить со мной расходы по продвижению каравана? Мне также необходимо в Харар, а чем крупнее отряд, тем меньше риска.

— Риска? — переспрашиваю я. — Разве это опасно?

— Путешествие, друг мой, всегда опасно. Едва мы выйдем из-под защиты Абу Бакра, — тут Гектор презрительно фыркает, — попадаем на поле сражений. Император Абиссинии Менелик борется с итальянцами и угнетает народ галла. Народ галла борется со всеми другими племенами. Египтяне повсюду, где бы не появились, сеют смуту в надежде, что кто-то возрадуется их вторжению. Правда, у нас есть винтовки, а также бумага с подписью Абу Бакра, и еще мы находимся под защитой своих паспортов. Покончить с нами не так-то просто.

Удивительное дело, но именно после того, как Бей объявил, что наша экспедиция будет опасной, я почувствовал себя в высшей степени успокоенным. Полагаю, благодаря харизме этого человека — он чем-то напомнил мне Сэмюэла Пинкера.

— Но взятку давать мы никому не будем, — упорно бубнит Гектор.

— Вы ведь даете чаевые носильщику или официанту? — кротко спрашивает Бей. — Отчего же не подать правителю или вождю?

— Чаевые подают после, — стоит на своем Гектор. — Взятку до.

— Что ж, решено. Две козы приносим в дар по окончании их совета. Я уверен, они удовлетворятся устным заверением, что в результате получат двух коз. Общеизвестно, что слово англичанина неколебимо. — Бей хлопает в ладоши. — А теперь, позвольте предложить вам кофе! Мой лагерь на том холме, там несколько прохладнее.

— Мне надо пойти подготовиться, — угрюмо заявляет Гектор.

Бей переводит взгляд на меня.

— Благодарю, — говорю я. — Сочту за честь.

— Типичный араб, — бормочет Гектор, когда Бей устремляется вверх по холму. — С нами вместе хочет только потому, что на британский караван они напасть не осмелятся. Не удивлюсь, если он приплатил Абу Бакру, чтоб тот заставил нас ждать.

Проходя по лагерю Бея, вижу как прислужники подносят воду и освежевывают козу. В центре шатер покрупней, чем прочие. Снаружи стоит юный негр, надзирая над женщинами, которые что-то стряпают у огня. Завидев меня, он молча приподнимает полог и жестом предлагает мне войти.

Внутри шатер убран пестрыми шелками, под ногами все в коврах. Чувствую острый, пряный запах какого-то благовония. Позже мне предстоит узнать, что это миро. Посредине низкий столик, по обеим сторонам которого два стула наподобие трона.

— Добро пожаловать, Роберт.

Из бокового покоя является Бей. В новом одеянии: теперь на нем легкие хлопковые шаровары, рубашка из того же материала и шелковый узорчатый жилет. Неожиданно легким при его тучности шагом он идет ко мне, приветственно сжимает мне плечи.

— Добро пожаловать, весьма рад! — повторяет он. — Сэмюэл писал мне о ваших дерзаниях — вернее сказать, терзаниях. И, конечно, об Определителе, — горю нетерпением познакомиться с этим удивительным сводом. Но, прежде всего, — безоговорочно прежде всего! — кофе. Вы еще не знакомы с кофе по-абиссински?

— Кажется, нет.

Бей улыбается:

— Мулу! Фикре!

В шатер входит негр, и они обмениваются парой слов на арабском. Бей указывает мне на стул.

— Прошу, садитесь! — говорит он.

Не сводя с меня глаз, он усаживается на другой стул. Через минуту входит девушка. На секунду я едва не лишаюсь чувств, такой эффект производит на меня ее появление. Теперь ее полотняное одеяние темное, почти коричневое, и доходит до бедер. Под ним светлые шелковые, расшитые жемчугом шаровары; ее предплечье обвивает змеей длинный медный браслет. До этого глаз ее ясно я разглядеть не мог. Они у нее на удивление светлые, единственно светлые на ее нежном, чугунно-черном лице. Возможно, в ней течет кровь дальнего предка из моряков-европейцев. Светлые, почти серые глаза на миг — бесконечный миг — необъяснимым выражением встречают мой взгляд и скользят вниз, едва она приседает, поднося огонь к благовонию в курильнице. Пары ароматного дыма наполняют шатер. Губы у нее пурпурные до черноты: такой оттенок бывает у граната.

— Кофейный ритуал, — произносит голос Бея, — состоит из трех чашек, абал, тона и барака, которые пьют поочередно. Первая чашка — удовольствие; вторая погружает в созерцание, а третья дарует благодать. Между чашками кофе, как считают абиссинцы, происходит преображение духа.

Возвращается с медным подносом негр. На нем всякая утварь: чашки, черный глиняный кувшин, мешочек со шнурком, салфетка и чаша с розовой жидкостью. Девушка окунает салфетку в чашу и приседает возле меня. От одного взгляда на нее у меня едва не вырывается восторженный «ах».