47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин

Она сжала крепкую руку спутника еще сильнее.

– Как ты нашел меня?

– Неважно.

– Мне нужно знать?

– Сегодня все неважно.

– И даже ты?

– Даже я.

А потом – как во сне. Такой же разрыв реальности, свихнувшийся пространственно-временной континуум, попирание законов бытия – и, как финальная точка, ее крик. Наслаждение, достигшее апогея. Эндшпиль. Лезвие действительности, перерезавшее сонную артерию ужаса.

Обнаженные, сплетенные виноградными лозами тела. Ощущение непередаваемости, невозможности, невыносимости счастья – это продолжалось почти бесконечно. Почти – но всегда есть грань, которую не перейти.

Фантазия…

Смерть…

Любовь…

Сброшенная в порыве страсти одежда усеивала пол ненужной трухой. Часы отсчитывали время. Квартира была пуста и пропитана полумраком. Картина как в фильме – но отнюдь не на экране…

Она повернулась к нему. Каштановые глаза нашли глаза цвета изначальной синевы.

«Все дело в вере, ведь когда ты веришь, ты претворяешь мечты в жизнь…» – пел глубокий, хрипловатый голос в ее голове.

– Любимый… милый… мой… – слетели опадающими лепестками слова.

Он тоже хотел что-то сказать, и она увидела это. Тихо проговорила:

– Прошепчи мне их на ухо.

– Три слова? То, что говорит мужчина женщине в такой момент?

– Да.

– Хорошо.

Он улыбнулся. Приподнялся, приблизил тонкие губы к прекрасному ушку и, словно летний ветер, холодный и горячий одновременно, зашептал мучительно медленно заветные слова:

– Я… тебя… обманул…

И призраки ворвались в открытую, неупокоенную безмятежность.

Август 2011 года

– Ну что ж, кайся, Тиктак… – предложил Паяц

В предисловии говорится о том, что текст, находящийся ниже, будет чистым вымыслом, не претендующим и на долю реализма. Засим, пожалуй, все.

«Всегда находятся те, кто спрашивает: «А о чем все это?» Так вот. Тем, кому вечно требуется интересоваться, кому вечно требуются все ударения и точки над i, всем тем, кому без конца требуется знать, что, куда и откуда, предлагаем прочесть рассказ Харлана Эллисона «– Кайся, Паяц! – сказал Тиктак». А это – совсем другая история, произошедшая в совсем другом времени при совсем других обстоятельствах, впрочем, с теми же героями. Однако новизна не отменяет подобия, верно?

Итак, Эверетт С. Марм, более известный окружающим как Паяц, вышел из Зоны, Клиники, Здания Фабрики, Компьютерной Системы, Переделкино – называйте как хотите – и вернулся обратно в ту же Систему, розовощекий, улыбчивый, полноценный, короче говоря, прежний, но похожий на остальных. Паяц ровным счетом ничего никому не сделал, если не считать тех бесчисленных раз, когда он шутил, веселился и откалывал не со злобы разные прикольчики, да не над кем-нибудь, а над самой Системой и, больше того, даже над ее смотрителем-руководителем Тиктаком. Из-за такого безответственного поведения высчитанная жизнь сбивалась с ритма, теряла секунды и минуты и приводила в ступор окружающих. Мало кому в математическом государстве это понравится.

Тиктак отвечал за Время – главную движущую силу Всего, а Время отвечало за Тиктака. Если его стрелки отставали от окружающего, он просто их переводил. А что – должны существовать ответственные лица, которые ответственны и за саму ответственность. Да и не мог Тиктак ни опаздывать, ни делать что-либо неправильно.

И тем не менее он это делал. С того самого момента, как поймал Паяца. Точнее, с того самого момента, когда его сдала любимая девушка Алиса, разочарованная в добродушном насмешнике. И с того самого момента, как кто-то провернул шестеренки Пространства-Времени.

Найти бы этого кого-нибудь и тоже отправить на чистку, однако… всему свое время и всему свои возможности.

Итак, покуда Паяц обитал в своей квартире, пил чай с вареньем, читал газеты, потом ходил на работу, а после занимался бытом и отдыхал, ну, в общем, жил самой что ни на есть нормальной жизнью, Тиктак стал замечать за собой странности.

Вначале это проявлялось в том, что он включал телевизор на пару минут позже запланированного; затем он стал забывать гасить свет в ванной; далее последовало абсолютно невообразимое – он опаздывал на работу не на малость, а на час и на два. Он пытался это исправить: давал команду разобраться со Временем и Системой, проверить, высчитать, поправить. Проверяли, высчитывали, поправляли – все оказывалось таким же, как было.

И Тиктак шел дальше. В конце концов у него отказали стрелки на часах. Он тряс прибор, открывал крышку, вынимал внутренности и вставлял обратно, то есть проделывал то же, что с не повиновавшимися ему людьми. Не помогало. Часы стали намертво.

Тогда он потерял счет Времени. Тогда он потерял счет сотрудникам. Тогда он потерял счет в банке. Тогда он потерял счет в жизни.

А тем временем Паяц приходил на работу вовремя. Он трудился у станка, вытачивал детали для часовых механизмов, что должны были помогать никому не сбиваться с ритма. По существу, эти железяки становились крошечными детальками всей Системы, проворачивающейся, движущейся, цикличной.

Тиктак не знал одного-единственного, главного: когда он исправил Паяца, подогнал под норму, он стер часть своей личности, отвечающей за противостояние. Он потерял основную силу, толкавшую его вперед, – врага, а поскольку Паяц Тиктака врагом не полагал никогда, у Тиктака началось короткое замыкание. Впору обратиться к технику человеческих душ, о чем руководитель всеобщего механизма не подозревал. Он же обратился к техникам часов – часовым мастерам. Они починили непокорное, круглое, металлическое время устройства, стрелки вновь зашагали, бодро и уверенно, к конечной цели, а именно к бесконечному повиновению человеческого воображения, что выдумало их. Странным и непоправимым оказалось то, что шестеренка, выточенная Паяцем, попала в часы к Тиктаку.

Память Тиктака отставала от установленного им же времени, хотя он догадался о постигшей его неприятности. Ну кто еще мог ставить ему палки в механические колеса? Конечно же, он. Оболтус, раздолбай, трепач и шутник, Паяц собственной дурацкой персоной!

– Подать его сюда! – крикнул взбешеный Тиктак.

Паяца застали ничего не понимающим за станком, скрутили и привели пред хладные ясные очи временного начальства.

– Ты?! – вскричал Тиктак еще громче.

– Я, – честно, по форме ответил Паяц. И затем уточнил: – А что я?

– Ты сломал меня!

– Позвольте, но каким образом?

– Не знаю! Это ты мне должен ответить. Копался в моих часах?

Паяц неподдельно испугался.

– Как я мог! Да и неоткуда мне было их взять.

– Ты, я знаю, это ты!..

– Хм-м. Разрешите, я взгляну на ваши часы.

– Еще чего! – взбеленился Тиктак.

– Да не бойтесь, – успокоил Паяц, а точнее, бывший Паяц – ныне же просто Эверетт Марм. – Я лишь взгляну. Может, что-нибудь увижу, смогу чем-нибудь помочь.

Тиктак запыхтел от натуги и ненависти, но все же протянул непокорный механизм послушному Паяцу.

Марм осмотрел часы, перевернул, постучал по ним, и с другой стороны тоже. Открыл крышку, заглянул внутрь, потрогал-покрутил шестеренки.

– Вот эта заела, – наконец озвучил он результат осмотра.

– Что! Шестеренка?!

– Да, вот эта крохотная.

Марм поддел пальцем виновника Тиктаковых несчастий и передал ему.

Тиктак выдул воздух из легких, успокоился и поинтересовался почти без нервов:

– Теперь все будет хорошо, в смысле, правильно?

– Конечно. А разве может быть иначе? – ответствовал Эверетт С. Марм. И улыбнулся.

Тиктак был не в силах смотреть на эту улыбку: ни на поддельную, ни на подлинную – ни на какую. Его жизнь вскрыли и перекроили, к тому же случайно, а он и не подозревал о том.

– Ладно, иди, – подобрев, насколько умел, бросил Тиктак.

Паяц уже было повернулся, чтобы удалиться, как вдруг произнес:

– Кстати, к вам в часы угодила смастеренная мной деталь. Страннейшая штука, должен вам сказать, – я о том, что все мои детали сделаны верно, по схеме, так, как того требуете от нас вы. Неужели вы сами внесли ненужные изменения в шестеренку? Или не подозревали и я раскрыл вам глаза?

Паяц, или Марм, или черт его знает кто говорил честно, без насмешек и подтекстов, но Тиктак, приведенный в ярость проблемами, что на протяжении долгого времени чинил ему этот олух, отреагировал отнюдь не адекватно заведенным порядкам: разорался. Ему, однако, простительно, не правда ли?

– Да ты, говнюк, смеешь подшучивать надо мной?! После всего! Да я!.. Тебя!.. Сейчас!..

Он, разумеется, выполнил угрозу, как и предписано. И – он же Тиктак. Смущенного Марма-Паяца схватили и во второй раз отвели на Зону.

Лишне упоминать, что это ничего не изменило, потому что он уже был изменен. Тут следует понимать: это ничего не изменило в ту сторону, а про обратную сбитый с толку-времени Тиктак не подумал. Страшное дело: не подумал! Не воспользовался логикой, разумом, последовательностью!..