Обладатель - Юрий Иванович

С этого и начался памятный разговор:

– Дед Фрол, а вы что, штангист?

– Ха! Сила человеку не только от штанги даётся.

Почти три часа пути, занятые беседой, пролетели словно единое мгновение. Но за это время юный Иван узнал очень многое о жизни и получил несколько советов, которых старался придерживаться впоследствии. Да и сам тогда исповедался со всей откровенностью, рассказав, что послужило причиной размолвки с Аннушкой и как он сам себя в том винит. Разница в возрасте была огромная, но дед сказал:

– Никогда не торопи события. Лучше отдавай всю инициативу в любви женщинам. Они ближе к природе, чем мы, мужчины. Они тоньше осознают Вселенную, им дано право распоряжаться очагом, и они имеют высшее право даровать жизнь. Поэтому они лучше знают, что и в каком порядке вершить в интимной близости. Поддайся своей любимой, и никогда не пожалеешь.

И уже возле самого бивака пацанёнок посмел спросить:

– Деда Фрол, вот вы такой умный, всё знаете… А почему без жены живёте?

Мужчина тяжело вздохнул:

– Не стало моей зазнобы. А с другой мне свет не мил. Да и самому среди людей тяжко стало… Вот я уже больше десяти лет на пасеке и хозяйствую.

А тут и бивак показался, с медитирующими, пребывающими в нирване старшими Заграловыми. Сына они, конечно, увидели, с пасечником поздоровались, но не стали волноваться, поверив на слово, что с ногой все будет в порядке. Отец коротко поблагодарил пасечника, а когда Фрол ушёл, только и сказал сыну:

– Хорошо, что нога пройдет. Скоро в Москву возвращаться, и нести твой рюкзак будет некому.

Здоровенный, между прочим, был рюкзак!

При второй поездке в те места через шесть лет Иван смотрел на Анну, призывно ему улыбавшуюся, и не мог сообразить, что он в ней находил раньше и каким образом влюбился без ума в это чудо? Подрез верёвки он ей не простил и общаться с ней не стал. Хотя девушка несколько раз приносила к биваку корзинки с овощами-фруктами. А когда Иван узнал, что дед Фрол погиб, то почти сразу умотал обратно в Москву. Он уже был полностью самостоятельным и с родителями такие решения не согласовывал.

Фрол погиб, защищая свою пасеку. Её сожгли какие-то бандиты. Шли лихие девяностые, беспредел царил по всей России, погрязшей в пьяном угаре мнимой свободы. Разве что понял это Загралов уже гораздо позже. А боль от невосполнимой потери почти незнакомого человека осталась в душе навсегда.

Странно… Видимо, память избирательна… порой…

Глава двадцать первая

Расшифровка

Все эти воспоминания пронеслись перед мысленным взором Ивана, словно ветер с дождём. Ветер пробудил некие силы, дремавшие в подсознании, а дождь смыл многие сомнения и освежил голову.

Он взглянул на друга:

– Есть у меня к тебе две просьбы…

– Давай, чем могу – помогу.

– Ты этими бомжами не занимайся больше, хорошо? Ну, разве что случайно когда-нибудь что-то услышишь краем уха, тогда мотай на ус. Но это еще не просьба.

– Понял, партайгеноссе Грава! – шутливо отрапортовал друг. – Что ещё?

– Сейчас как раз первая просьба пойдёт. Ты помнишь, я тебе рассказывал, как в двенадцать лет отдыхал с родителями в глухом лесу и там на хуторе познакомился с одной девчушкой? С Аннушкой?

– М-м… Да нет, не помню…

– Ладно, неважно. Тут другое важно. В девяносто шестом её деда Фрола убили и пасеку его сожгли. Ты не мог бы выяснить все обстоятельства того дела?

Евгений пожал плечами, наморщил лоб в раздумье и ответил с сомнением:

– Постараюсь… Но твой-то какой в этом интерес?

– Особенный! – Иван глянул многозначительно в сторону выхода. – Этот самый капитан полиции… ну очень похож на того пасечника. Только года на два, на три моложе.

– А-а-а… Так ты думаешь, что этот крутой поли не иначе как сын того пасечника или племяш какой?

– Точно. Ну так как, выяснишь?

– Всё равно не пойму: зачем?

Загралов тяжко вздохнул, помялся.

– А ты не обидишься, если я не назову тебе причины моего интереса? Пока?

– Хм! Ну, хоть что-то намекни!

– Не получится, Женя… А ещё очень тебя прошу: никому ничего не говори про этого капитана. Ни-ко-му! Понял?

– Во как?! – заинтригованный до глубины души, Кракен потёр лоб и переносицу, словно пытался что-то вспомнить. – А ведь ты недаром это говоришь… Что-то я упустил, значит… Вот хребтом чую: упустил! Да?

– Никому не говори, – повторил Иван, не реагируя на слова друга.

– Хорошо, не буду.

– Тогда по этому вопросу всё… пока. Ручка у тебя есть? Я тебе координаты этого хутора и пасеки запишу.

Кракен молча достал ручку и протянул Ивану. Тот принялся писать на салфетке. Вручив её Евгению вместе с ручкой, произнес:

– Теперь следующее… Но учти: никто, никогда и ни при каких условиях не должен узнать о некоем моем интересе. Идёт?

– Идёт.

– Мне надо расшифровать кусок одного текста. Пробовал – не получается. Без специализированного криптографического компьютера мне не справиться. Есть у тебя выходы на такие? И чтобы никто там не успел считку установить, а потом восстановить мой рабочий файл.

Кракен подумал, доедая салат, взглянул на Ивана:

– Знаю я одного шизанутого историка, у которого есть то, что тебе нужно. Павел Цуканов. Он занимается расшифровкой всяких древних текстов. Могу гарантировать, что за его «железом» не следят. Вся сложность только в том, чтобы он разрешил тебе на его машине поработать. И, как я понимаю, ты не желаешь, чтобы он крутился рядом и заглядывал через плечо.

– Категорически не желаю!

– Ну вот… Придётся покумекать, как нему подъехать и чем мозги запудрить…

– А чем он, кроме своих древних текстов, увлекается?

– Ты не поверишь, но кино любит и собирает автографы актёров и актрис.

– Ура! – воскликнул Иван. – По счастливому совпадению, я теперь совсем не чужой человек для Ольги Карловны Фаншель. И могу привести ее в гости к твоему историку.

Брови Кракена поползли вверх:

– Ну, ты даешь, Грава! Коль так – думаю, проблем с ним не будет.

Друзья ещё сидели в кафе, когда непривычной трелью зазвонил новый телефон Ивана.

– Я уже почти освободилась! Ты где? – прозвучал радостный голосок Ольги.

– На проспекте Мира, заканчиваем плотно закусывать в «Ёлках-Палках»…

– У, а я голодная как тигрица. Но мне ещё надо заскочить…

– Постой, постой, – прервал Ольгу Иван. – У меня к тебе есть просьба, пока ты на студии.

И стал упрашивать актрису воспользоваться своим служебным положением. То есть взять автографы у нескольких коллег, а то и у самого Стаса Талканина. Дескать, надо для человека, который предоставит возможность расшифровать один сложный технический текст. Ну и очень желательно, чтобы автографы были адресными: Павлу Цуканову.

– Тебе повезло, – засмеялась девушка. – Тут у меня ещё два мэтра рядом, так что будут тебе автографы. Жди меня минут через сорок пять на углу Мещанской и Лаврского переулка. Мне там надо кое-что забрать у одной частной швеи.

Уже на улице, прощаясь, друг похлопал Ивана по плечу:

– Молодец, что не теряешь вкус к жизни! Такую женщину подцепил! Ну, бывай, созвонимся.

Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись.

По пути к месту встречи с Ольгой Загралов зашел в интернет-кафе. Он не хотел создавать файл на своем ноуте и вносить туда зашифрованный текст. Если уж перестраховываться – то по максимуму, и делать это на чужом компьютере.

Двадцать минут сидения в кафе – и вот уже извлечённые из подсознания строчки улеглись в файл, который Загралов перенёс на флэшку.

Посетив домашнее ателье, где актриса забрала платье, они зашли в ресторанчик, и девушка поела. Пыталась и своего возлюбленного накормить, но он ей сумел доказать, что несколько тарелок закусок, съеденных в кафе, насытили его до конца дня. По крайней мере, сейчас ему и кусок в горло не полезет.

Затем отправились домой. И, когда уже вышли из лифта, настроение им попытался испортить один тип. Неприятный на вид индивидуум лет тридцати развязно улыбнулся актрисе:

– Привет, соседушка! – Его щегольские тоненькие усики выглядели нелепо на одутловатом лице. – Всё в классике снимаешься? На наши подмостки не хочешь выйти и поблистать во всей красе?

В этих словах слышался какой-то мерзкий подтекст. Иван уже шагнул вперёд, намереваясь врезать типу по противной морде, но Ольга повисла у него на локте, останавливая, и ответила соседу с надменной, уничтожающей улыбкой:

– Даже если бы я не побрезговала выступить в твоём клубе, там ещё ни разу не было ни одного достойного зрителя. И вообще в загоне для скота бисер не мечут!

И хохотнула так презрительно, что любой, кому этот смех адресовался, сразу бы почувствовал себя ничтожным червем у ног Снежной королевы. Скривило от ненависти, унижения и обиды и усатого молодчика. Щёки у него резко провисли, рот приоткрылся, нижняя губа затряслась. Но дожидаться, что он там из себя выдавит, девушка не стала. Подталкивая кавалера к двери своей квартиры, она продолжила прерванный разговор, словно в нём и не было паузы: