У водонапорной башни - Андрэ Стиль

— Или, скажем, во Вьетнаме, — добавляет Юсуф, — в Корее или в Китае.

— У нас тут другое дело, — сердится Папильон. — Уж очень, как я погляжу, вы любите мудрить. Если мы будем так долго каждое слово обсуждать, ничего хорошего не получится.

— Не забывай, что твой лозунг протянется над портом, как заголовок над воззванием в газете, и продержится он три-четыре года. Может быть, к сожалению, наступит такой момент, когда нам придется сказать: «Все для войны!» — как в сорок пятом году. Мы сделаем все, чтобы ей помешать, но если они разожгут войну, то придется…

— Завел… — говорит Папильон, впрочем, мало убежденный словами Анри. — Напишем тебе твоих «поджигателей», не беспокойся!

— Ну и башка, — смеется Анри, нахлобучивая Папильону на глаза кепку, и делает рукой такой жест, словно намыливает ему голову. — Значит, по-твоему, длинно? Так получай в наказание еще — если у нас будет время, добавим также: «Здесь французский торговый порт».

— Да это уж будет не база подводных лодок, а плакат, — шутливо говорит Папильон. — Ты нам настоящий диктант заготовил. Хорошо, что я знаю, где в порту склад этого самого «битумастика», — на случай, если не хватит. И главное, недалеко ходить. Ведь у нас краски в обрез. А я лично с большой охотой вот какую сделал бы надпись… Короче всех ваших, без всяких обиняков. Догадываетесь? Нет? «Завтра всеобщая забастовка!» Всё! Три слова! Потому что забастовка самое верное дело. А то мы ходим вокруг да около. Боимся, что ли? Не пойму. А все прочее сверх программы, вроде закуски.

— Ну и что ж, закуска — штука полезная, — острит Юсуф. — Когда есть хочется, закуска очень кстати.

— Знаю я тебя, ты без сравнений не можешь. У вас попы красно говорят, небось, почище наших.

— Не болтай глупостей, — обрывает его Юсуф. — Всем бы хотелось настоящего обеда, а не только одной закуски. Что ж тут непонятного!

— Надо смотреть на вещи реально, учитывать наши условия, — вмешивается Клебер. — Неужели, по-твоему, достаточно сделать такую надпись, и весь народ поднимется?

— В том-то и горе, — ворчит Папильон, который всегда умеет в споре ускользнуть от прямого ответа. — Посмотри-ка на железнодорожников, как они нас, черти, подводят! Сегодня на американскую базу начали прибывать тонны и тонны бензина. Торопятся янки. Еще не кончили изгородью обносить лагерь, а ящиков туда понавезли целые горы! Не знаю, откуда везут. Но кто-то их сюда доставляет. Если бы все следовали нашему примеру, этого бы не было.

— Мы должны иметь доверие к железнодорожникам, — говорит Анри. — Увидишь, они тоже зашевелятся, и не только они. У железнодорожников могли быть свои трудности. Но когда они поймут, где у них заедает, все переменится, и нам еще придется с них пример брать. Давай разберемся. Мы стоим на определенном посту, на своем участке. А им, согласись, надо держать под наблюдением весь фронт. И если даже в данный момент мы под обстрелом, мы достаточно организованы, и именно наше дело преградить путь врагу. Будь уверен, все подымутся.

— Все это так, — прерывает их Юсуф. — Но пора идти. Мне, как вы знаете, было поручено найти наиболее короткий и надежный путь до базы. Поручение я выполнил. Войти в порт нетрудно даже через входы, охранники обычно дрыхнут. Надо остерегаться патрулей — четверо охранников несколько раз в ночь делают обход. А чтоб подняться, мы, по примеру Папильона, используем собственное добро американцев. Янки подвезли к доку башенный кран, так мы по нему и полезем. Он еще не пущен в ход, и со стрелы крана свисают канаты, которые приходятся как раз над крышей базы. Придется немножко поболтаться в воздухе, а потом прыгнуть на крышу. Дело опасное, там высоко. Но я хорошо все высмотрел, я сам прыгну первым и помогу вам. Впрочем, теперь рассуждать поздно — другого пути нет.

Они выходят из дому, захватив все свое снаряжение. До базы рукой подать — Клебер живет рядом с портом.

— Патрули и перед оградой ходят, — говорит он.

— Вот увидишь, скоро нам совсем запретят выходить по вечерам, как нацисты запрещали.

Когда ночь полна опасностей, шаги отдаются как-то особенно гулко. И ночью с особой силой чувствуешь, что у тебя отняли свободу. Свобода теперь — это твоя решимость бороться.

— Надеюсь, перекладина выдержит, — не унимается Папильон. — Там ведь добрых двадцать метров. Полетишь вниз на бетон — только мокрое место останется.

— Да ты не мудри лишнего, нам с Анри это дело уже знакомо, — говорит Клебер. — Видел на стенке мола надпись: «Франция не будет второй Кореей»? Так это мы написали.

— Эка сравнил! У мола стенки пологие, да если и свалишься, то в воду, а не на бетон.

— Ну, не скажи. Во-первых, мы оба с Анри плаваем, как топоры. И к тому же море было в ту ночь не особенно подходящее для купанья. А во-вторых, у мола откос хоть и пологий, да весь покрыт какой-то зеленой слизью и липким илом, так что мы такие фигуры выписывали, просто самим было смешно. На каждом шагу падали. И в-третьих, нас было всего двое. Когда Анри писал, я один держал веревку, а потом я пишу — он меня держит. Не забудь, что и место там открытое, ветер так и рвет. Прямо скажу, мы были рады, когда написали последнюю букву. Обошлись даже без восклицательного знака. Меня пот прошиб. К тому же мы оба промокли, вымазались с головы до пят. Я почему это говорю? Чтобы ты знал, что на мою перекладину можно положиться, и поэтому не волнуйся зря.

— Да, вот что, я забыл вас предупредить, — говорит Юсуф, когда уже подошли к портовой ограде, — здесь на вышке установлен прожектор, и время от времени им освещают весь порт, особенно входы, чтобы охранники держались начеку. А вот когда доберемся до базы, там уж будет спокойней, там темно. Даже свет маяка туда не доходит.

Все четверо бесшумно перелезли через ограду и некоторое время ползли на четвереньках друг за другом. Труднее всего было Папильону, который тащил ведерко с краской.

Когда добрались до основания крана, Анри шепнул Юсуфу:

— Все-таки, Юсуф, мне твой маршрут не очень нравится. Представь себе, что нас здесь застигнут. Наверняка скажут, что мы хотели вывести кран из строя. Для нашей организации может получиться неприятная история.

— Да ведь по крану недолго подняться. И я же тебе говорил, что другого пути нет.

— Говорил, говорил… — ворчит Папильон. — По этим чортовым раскосам очень уж трудно подыматься. Тебе хорошо, а мне не двадцать лет! И ведро с кистью у меня вдобавок.

— Дай я возьму, — говорит Клебер.

— Башмаки тоже неподходящие, — сокрушается Папильон. — С железными подковами. Обязательно поскользнусь и сломаю себе шею.

— Признайся, что тебе страшновато, — говорит Клебер.

— Да замолчи ты! Мне бы твои годы! И не забывай — у меня дома трое малышей. А сейчас ты увидишь, боюсь я или нет. Одно могу сказать — ни для какого хозяина я бы и на три метра не полез. Ну, идешь, что ли, Юсуф?

Подъем начался. Докеры в темноте ощупывали раскосы, прежде чем ступить на них ногой.

— Когда холодно, железо хуже всего, пальцы совсем свело, — проворчал Папильон.

К счастью, на высоте четырех метров оказалась площадка для кабины и можно было перевести дух.

— Все-таки заперли кабину, — замечает Папильон. — Будто все дело в запоре. Захотели бы, так все равно сломали бы их машину.

— Да тише вы, — говорит Анри, — хватит болтать.

— На высоте десяти метров не до разговоров будет, — замечает Клебер. — Самое тяжелое еще впереди.

— А сколько всего лезть?

— Метров тридцать наверняка, — отвечает Юсуф. — Ну, товарищи, двинулись.

Снова подъем. Клебер взбирается последним, позвякивая ведром; он готов каждую минуту подхватить Папильона, если тот оступится.

— Смотри не останавливайся, — говорит Клебер и шутливо подталкивает головой Папильона. — А то я тебе всю корму разрисую.

— Ты сам-то не отставай, — ворчит Папильон.

По мере подъема становилось все светлее, особенно когда поднялись выше стены базы. Казалось, что все фонари в порту смотрят сюда, в их сторону. Ночной мрак плотно лежал на земле, как темный осадок на дне стакана. Выше разливалась сероватая мгла, а над нею, на фоне звездного неба, четко вырисовывались четыре маленьких черных силуэта. Чуть не до самого горизонта была видна мерцающая россыпь огоньков — несмотря на поздний час, еще светились окошки в жалких лачугах.

— Погляди-ка, — шепчет Юсуф.

Вдали поблескивало переливчатым светлым пятном одинокое озерцо; сразу даже и не поймешь, отчего оно блестит. Вернее всего, на него падает свет из окон фермы, скрытой за деревьями.

— До чего ж красиво! — вздыхает Юсуф. — Похоже на павлинье перо.

— Да лезьте вы, — говорит Папильон, с трудом переводя дыхание.

Чем выше, тем сильнее вздрагивает и звенит стрела под напором ветра и под тяжестью людей. К счастью, теперь подниматься стало легче — раскосы расположены чаще.