Непревзойденные - Федор Раззаков

Как было раньше и порой еще бывает и сейчас? Вся программа состоит из элементов (скажем, поддержек) и набора часто случайных шагов между ними, кое-как связывающих отдельные части танца между собой. Иногда даже становилось непонятным: почему взят такой элемент, а не другой? Почему подход к нему осуществляется с помощью этих шагов, а не других? У нас связки несут такую же смысловую нагрузку, как и все остальные элементы танца. Они выполнены в характере танца и являются его неотъемлемой частью. Почему все время говорят, что у Пахомовой и Горшкова сверхсложные программы? Да потому, что нет у них разрозненных элементов, связанных примитивными шагами. Теперь трудно сказать, где связка обычное соединение, а где – элемент. Все это и дает невиданную ни у кого сложность танцевальных программ чемпионов.

Мы к этому шли многие годы. Мы с этого начинали. И олимпийская программа Инсбрука – самое яркое олицетворение нашего подхода к танцу!..»

После победы на Олимпийских играх Пахомовой и Горшкову хватило сил победить еще в двух крупнейших международных турнирах 1976 года: чемпионате Европы (Женева, Швейцария) и мира (Гётеборг, Швеция). После чего дали турне по США, где покорили американцев своим восхитительным танцем под песню Луи Армстронга. Несколько ведущих импресарио предложили им тогда миллионные контракты, чтобы они выступали в американских ледовых шоу. Но спортсмены вернулись на родину. На этом их одиссея в большом спорте завершилась. Почему? Во-первых, большую роль в этом решении сыграло здоровье Горшкова, который в 1975 году едва не скончался после чемпионата Европы. Во-вторых, годы летели, а родить ребенка супругам никак не удавалось – в гонке за золотыми медалями было как-то не до этого. Поэтому, взвесив все «за» и «против», фигуристы решили повесить коньки на гвоздь. Чуть позже сама Л. Пахомова так напишет об этом:

«Решение уйти было внезапным, и поводом к нему послужило до сих пор незнакомое чувство – кататься не хочется. Конечно, мы и так понимали, что пора. Саше – тридцать лет, мне – двадцать девять. Сначала думали: ну, откатаем еще один сезон, но вот взяли и прервали тренировки в сентябре, когда уже немало сил и трудов было потрачено на новую программу. Мы понимали, что делаем что-то нелепое, несуразное, но не могли и впервые не хотели сопротивляться наступившей апатии. От переутомления, перенапряжения, бывало, и раньше случались иногда такие вот приступы хандры, но на сей раз это было что-то куда более серьезное, неотвратимое. И мы пришли к выводу, что бессмысленно пересиливать себя и делать механически то, во что мы привыкли вкладывать душу. Будущее показало – мы не ошиблись: ушли в то самое время, в тот самый час. Многие, заявив, что уходят, еще некоторое время продолжают кататься, выступать с показательными номерами. С нами так не было. Мы ото всех предложений отказывались, никуда не ездили. И никогда с тех пор я не испытывала искушения выйти на лед. Наплясалась, видимо, на всю жизнь…

Наконец, мы собрались с духом и отправились к Чайковской домой и прямо с порога произнесли страшные для нас, да, скорее всего, и для нее, слова: «Лена, мы решили, что нам кататься больше не нужно». И в слезы. Я реву. Она ревет. В доме нашлась бутылка шампанского. Выпили мы по бокалу, успокоились немного. Помнится, Лена говорила нам, что это, конечно, очень горько, очень тяжело, но что, наверное, так надо, хотя она не представляет себе, как нам теперь жить дальше…»

Проводы выдающейся паре устроили грандиозные и красивые. Сам председатель Спорткомитета С. П. Павлов сначала был вне себя от удивления, а потом сказал: «Ну, раз решили уйти красиво, мы вас красиво и проводим». И им устроили прощальный бал во Дворце спорта в Лужниках. Тогда это было впервые, а потом вошло в традицию.

Дворец спорта в тот день был забит под завязку. Было много цветов, слез, трогательных речей, танцевальных номеров. Но главным номером, конечно же, была их легендарная «Кумпарсита» – танец, с которого весь мир узнал про пару Людмила Пахомова и Александр Горшков. Как написала Л. Пахомова:

«Эта «Кумпарсита» была особенной. Мы танцевали – разлуку, мы танцевали – прощание. Милая наша «Кумпарсита». Только она и могла передать все то, что мы испытывали в тот вечер… Уловила ли это публика? Надеюсь, что да».

После этого Горшков стал работать в Спорткомитете, а Пахомова превратилась в домохозяйку, поскольку оказалась… беременна. Вот ее слова:

«Мы закончили выступать, а времени для дома не прибавилось. Был очень короткий период, когда я попробовала стать просто женой. Саша пошел на работу, а я осталась дома, что было вполне естественно для женщины, которая ждет ребенка. «Родится малыш, – размышляла я, – и забуду фигурное катание». Оказывается, я себя плохо знала. Изнывала от тоски. Саша на работе, а я сижу целый день у дверей и, как собака, вою. Весной 77-го Виктор Иванович Рыжкин предложил мне работать в ЦСКА тренером. Осенью, прямо с тренировки, меня отвезли в роддом. Я даже не знала, что рожать пора…»

Вспоминает А. Горшков: «В 1977 году я получил должность гостренера в Спорткомитете. Милу пригласили тренировать в ЦСКА. Мы стали видеться гораздо реже – рабочие графики у нас не совпадали. Я клерк, у Милы – ежедневные двухразовые тренировки. Часто она возвращалась домой, когда я уже собирался спать…»

Итак, осенью 1977 году у Пахомовой и Горшкова родился ребенок – дочь Юлия. Однако, даже став матерью, Пахомова не могла усидеть дома, не могла жить семейными заботами. И спустя какое-то время вернулась к тренерской работе. А летом 1978 года ее назначили тренером сборной СССР. Учениками Пахомовой были два известных танцевальных дуэта: Ирина Моисеева – Андрей Миненков и Наталья Аненко – Генрих Сретенский. Кроме этого она вела группу, которую она тренировала чуть ли не с пеленок, и некоторые из этих ребят потом станут чемпионами мира среди юниоров.

Помимо работы тренером Пахомова написала две книги: «Хореография в фигурном катании», «И вечно музыка звучит» (с А. Горшковым). Третья книга – «Монолог после аплодисментов» – выйдет после смерти фигуристки. Она также защитила кандидатскую диссертацию на кафедре хореографии ГИТИСа. Казалось, что все в ее жизни после ухода со льда складывается более чем замечательно. Как вдруг…

В феврале 1980 года Пахомова вернулась с зимних Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде (США) в плохом состоянии. Сначала подумали, что это пневмония, но когда фигуристка легла на обследование, оно выявило у нее признаки рака – врачи нашли у нее опухолевое заболевание лимфатической системы (лимфогранулематоз). Далее послушаем рассказ А. Горшкова:

«Доктор Михаил Перельман собрал консилиум с министром здравоохранения. Вызвали нас с Милой. Ей сказали: «Хочешь жить – серьезно лечись». Она была в шоке. Три часа сидела в нашей машине и плакала. А потом был стационар, из которого тренер Пахомова… сбегала на тренировки. А на катке холод, сырость, ей же противопоказано! Я пробовал ее убедить – это было бесполезно. После курса лечения наступало некоторое облегчение, но ненадолго. Ей было запрещено курить, но Мила покуривала. Иногда тайком, иногда открыто. Я говорил: «Не надо…» Она однажды мне ответила: «Жизнь, которую мне предлагают, мне не нужна. Хочу жить полноценно!»