Кубинское каприччио - Чингиз Абдуллаев

– Откуда вы знаете?

– Гулам сказал. Он все время здесь был, вместе с ними. А потом, когда они уехали, он тоже ушел на поминки к покойной Хуршиде домой.

– Вы ее не очень любили?

– Так нельзя говорить, – рассудительно ответила Фатьма, – она умерла, и так нельзя говорить об умершей. Но она была очень тяжелым человеком. И с ней было трудно. Семена Борисовича она немного боялась и уважала. А с племянниками его вообще не церемонилась и все время им гадости говорила. Считала, что они мало помогают ей и ее сыну.

– И Валиду она не любила?

– Ненавидела. Ой, что я говорю. Не любила она ее. И все время говорила, что Валида не пара нашему Семену Борисовичу. Только тихо говорила, чтобы он не очень нервничал. Ему не нравилось, когда о Валиде плохо говорили. Очень не нравилось.

Дронго хотел задать еще несколько вопросов, когда зазвонил его мобильный телефон. Он достал аппарат.

– У тебя очень странные друзья, – сообщил ему знакомый, – и звонки у них очень странные. Будешь записывать по минутам или запомнишь? Я уже не удивляюсь, когда ты запоминаешь по десять-двенадцать номеров. Но это совсем не тот случай. Я проверил по нашим компьютерам. И получил удивительные данные. Ты еще стоишь или сидишь? Тогда садись, я их сейчас тебе продиктую.

Глава 19

Он поднялся к себе в комнату. Теперь наконец получалась цельная картина. Отдельные элементы мозаики складывались в конечном итоге в общую картинку, и он мог сделать некоторые предварительные выводы. Но для общей картины происшедших событий не хватало всего лишь нескольких элементов. Во-первых, результатов баллистической экспертизы, которую должны были уже закончить в Баку. Во-вторых, звонка из Парижа. Ему нужна была конкретная фамилия, которую могла сообщить атташе по культуре. Но она не звонила. Учитывая большую разницу во времени, в три часа, он не торопил события, понимая, что в Париже день только начался. Но ближе к вечеру Дронго начал волноваться. И наконец, ему нужен был старший брат Бориса, с которым он тоже хотел побеседовать. Только после того как эти три фрагмента мозаики впишутся в общую картину, она будет завершена полностью и он сможет предъявить обвинения убийце.

Он взволнованно прошелся по комнате. Если все верно, то уже сегодня вечером можно будет поставить точку в этой затянувшейся истории. Как сказал его друг Фархад, это «Кубинское каприччио» оказалось не столь виртуозным, как он вначале предполагал.

Если все будет нормально, то уже завтра утром они поедут обратно. А убийца останется сидеть за решеткой. Но ему не хватает для полноты картины этих трех фрагментов. Дронго услышал шум, выглянул в окно. У ворот стояли несколько стариков. Странно, что не видно машины, на которой они приехали. Или они пришли пешком? Он решил, что нужно выйти. Неудобно, когда на улице, перед домом, стоят пожилые люди. Но раньше его из дома вышла Фатьма, которая заперла собак и открыла ворота. Дронго показался как раз в тот момент, когда она открывала ворота.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась Фатьма, – заходите в дом, хозяина еще нет, он пошел к своим родственникам. Вы, наверное, знаете, что Хуршида решила поменять этот мир на другой.

Старикам нельзя говорить о смерти. Это невежливо и неэтично. Нужно было говорить об умерших как о людях, сменивших один мир на другой. Дронго внимательно вгляделся в лица пришедших. Один, по-видимому, был горским евреем, другой азербайджанцем, а третий лезгином. Их легко можно было отличить по лицам, по осанкам, по разговору. Все трое говорили на азербайджанском языке.

– Входите в дом, – предложила Фатьма.

Долго упрашивать гостей ей не пришлось. Они вошли в дом, сняли обувь. В мечети и в дома нельзя входить в обуви. В первом случае это был знак неуважения к Богу, во втором – к хозяевам дома. Старики сняли обувь и прошли в гостиную, где чинно уселись за столом. Дронго вошел следом. Сейчас он был единственным мужчиной в доме и был обязан принимать гостей на правах друга хозяина. Фатьма поспешила на кухню готовить чай.

– Мы пришли, – сказал первый из стариков, возможно, живущий в Красной Слободе, – узнали, что вчера в этом доме убили Хуршиду, и решили все вместе прийти. Нам сказали, что здесь находится человек, который может читать чужие мысли. Он находит преступников, как бы они ни прятались. Это ты?

– Простите меня, уважаемый, – наклонил голову Дронго, – обо мне рассказывают разные сказки.

– Ты человек, который ищет и находит людей, восставших против Бога и против других людей, – перебил его второй старик, который мог быть жителем Кубы, – это правда?

– Да. Я стараюсь находить преступников, которые нарушают заповеди Бога и человеческие законы.

– Какие заповеди Бога они нарушают? – спросил третий старик, возможно, приехавший из Хачмаса.

– Не убей и не укради. Тех, кто их нарушает, преследует закон. Эти заповеди есть и в ваших священных книгах, отцы, – в Торе, в Библии, в Коране. Во всех священных книгах. Но люди перестали бояться Бога и не исполняют человеческих законов. Тогда приходится их находить и наказывать.

Они переглянулись.

– Кто ты такой, что присвоил себе это право? – спросил первый. – Ты не Ангел Смерти и не Бич Божий. Почему ты считаешь себя вправе помогать Ему карать и миловать виноватых?

– Я заработал это право своим тяжелым трудом. Если посчитать, сколько подобных типов я вычислил для наказания, получится очень большое число.

– И ты никогда не ошибался?

– Конечно, иногда ошибался. Но намеренно я ошибок не делал никогда.

Фатьма внесла чай, расставила вазочки с вареньем, сладости, нарезанные дольки лимона. Старики снова переглянулись.

– Что в твоем понимании есть Истина? – уточнил третий. – Как ты ее понимаешь и принимаешь?

– У каждого своя Истина. Но есть нечто единое, что нас объединяет. И это те заповеди, которые должны соблюдать люди.

– Тогда что есть Ложь? – спросил первый.

– Все, что противоречит Истине. Или служит Злу.

– Ты умеешь мыслить, – похвалил его второй. – А кому ты сам поклоняешься? Только Истине? Или ты веришь в свой Разум больше, чем в Небесный? Кому ты сам поклоняешься, создавая себе кумиров?

– Не создаю. Мой разум несовершенен, но мой дух трудно сломить. Я служу Истине и верю в Разум. В любой Разум – Космический, Вселенский, Галактический и в собственный.

– Нам говорили, что ты родился в этих местах, – сказал третий, – это правда?

– Не здесь. В столице.

– Значит, мы твои земляки, – продолжал третий. – Тогда скажи нам: во что ты веришь? Милосердие или достойное воздаяние, карающий меч правосудия или божья кара. Что тебе ближе?

– Достойное воздаяние, – почти не думая, ответил Дронго, – я помню Конфуция. Он сказал: никогда не плати за зло добром, иначе чем ты заплатишь за добро. Плати за добро добром, а за зло по справедливости. Достойное воздаяние, – повторил он.

– Ты жесток, – сказал первый, – в тебе нет сострадания.

– Я могу сострадать овцам, но не волкам. Для них в моем сердце нет места милосердию.

– А овцам ты часто сострадаешь? – спросил второй.

– Я стараюсь защищать их. Но не всегда получается.

– Ты сам как волк-оборотень, – задумчиво произнес третий, – ты пробираешься в стаю хищников и там наносишь свои удары один за другим. И ты уже попробовал крови. Тебя нельзя будет остановить, а только посылать против новой стаи волков.

– В мире они еще не перевелись, – поднял голову Дронго, – значит, я буду таким оборотнем, пока не истреблю последнего из волков.

– Ты взял на себя тяжкую миссию, – вздохнул первый старик, – и путь твой будет усыпан шипами и слезами. И никто не скажет тебе спасибо. Ни овцы, отданные на заклание, ни волки, которых ты так легко убиваешь. Никто тебя не поблагодарит. Это ты понимаешь?

– Я готов к этому. Мне не нужна благодарность. Я всего лишь делаю свое дело. Очищаю мир от волков.

– Мы пришли увидеть тебя, – сообщил второй, – и попытаться понять – кто ты такой. Теперь мы знаем, кто ты.

– Волк-оборотень, – усмехнулся Дронго.

– Хуже. Ты волк-одиночка. Тот самый хищник, который сам может порезать стадо овец. Или стадо волков. У тебя нет никаких законов и правил, порядков и запретов. Ты сам себе закон и запрет. Будь осторожен. Гордыня может привести тебя совсем в другое место.

– Я вас понимаю.

– Но если Бог будет в твоем сердце, ты исполнишь свою миссию до конца. В этой жизни тебе не будет покоя. Ни на земле, ни в небе, ни под землей. Может быть, в другой жизни. Но мы не можем тебе этого обещать. Ты нарушаешь много других заповедей и законов, и впереди у тебя возможен черный мрак.

– Я к этому готов, – он хотел еще что-то сказать, но почувствовал, как глаза закрываются, голова тяжелеет и он уже не в силах противостоять собственной сонливости. Когда он открыл глаза, рядом никого не было. Он сидел за длинным пустым столом. Дронго поднялся и прошел на кухню. Фатьма готовила ужин. – Фатьма, – тихо спросил он, – сюда кто-нибудь приходил?