Грон. Трилогия - Роман Злотников

Грон сгреб со стола кружку с кислым, дешевым пивом и задумался. Предложение капитана было довольно заманчивым. Не говоря уж о том, что стать десятником торговой стражи было очень выгодно. Прямой путь к богатству и славе, ковровая дорожка на самый верх. Но… Грон тяжело вздохнул. Ему совсем не хотелось быть наверху в ЭТОМ мире, он хотел переделать его в соответствии со своими вкусами. А если так, то лезть наверх было еще рано. Он отхлебнул пива и попытался подвести итоги. Он жив, здоров, свободен, вооружен, в кармане звенят несколько монет. В общем, он в порядке. Грон припомнил, как пытался расспрашивать заггров — там, на Аккуме, потом здесь, в порту, и улыбнулся. А он-то надеялся, что они что-то прояснят. Все, кто ему попадался, были либо слегка тронувшимися, либо бродягами по зову души, либо проходимцами. Грон еще шире растянул губы в кривой улыбке, вспомнив, как один такой долго убеждал его, что для записи Книги Мира существует особый тайный язык. Грон попросил его написать что-нибудь, а потом почти четверть часа сидел и ломал голову над сложнейшим шифром, пока до него наконец не дошло, что тот проходимец просто был неграмотным и накалякал ему ничего не обозначающие каракули. Из двоих старших заггров, которых он попытался «расколоть», один был мягким, добрым старичком, а другой — сварливым стервецом, но и один и другой давно плюнули на всякие глупости вроде Книги Мира. Грон снова вздохнул. Если и были среди заггров какие-нибудь посвященные, то они явно не таскались по дорогам в традиционном одеянии. Он поставил пустую кружку и задумался. Чтобы заняться этим миром, стоило его узнать немножко получше, а потом — подбирать людей. Закон горы: чем крепче основание, тем выше вершина. То, что в прежней жизни он почти никогда не терпел неудач, в немалой степени объяснялось тем, что всюду, где бы он ни был, он создавал себе команду. Именно создавал: отбирал людей, будто руду, а потом плавил и ковал, испытывая на прочность, верность, честность. Многие из тех, кого он знал еще растерянными новичками, впоследствии стали крупными военачальниками, известными политиками и удачливыми предпринимателями. Несколько месяцев рядом с ним давали им много больше, чем любой университет. Пришла пора и в этом мире возводить свою гору. Грон вздохнул. По уму следовало бы исчезнуть. Ему сейчас совсем не нужен шум вокруг его скромной персоны. То, что он проблевался на палубе после боя, изрядно подпортило его героический ореол, но он прекрасно знал, что это забудется и по припортовым забегаловкам скоро пойдут гулять цветистые слухи, в которых количество кораблей врага увеличится в несколько раз, а его рост и размеры меча вырастут до неузнаваемости. Однако всегда есть возможность наткнуться на знакомого. Так что самое время залечь на дно, причем где-нибудь подальше от портовых городов. Грон покосился на тяжелый сверток, в котором было заботливо укрыто завернутое в масляные тряпки оружие. Нет, воин, как, впрочем, кузнец или матрос, в качестве временной роли не подойдет.

У входа в таверну раздался шум. Грон бросил взгляд в сторону дверного проема. В дверях стоял здоровенный чернявый мужик и оглушительно хохотал, а перед ним воодушевленно скакали полдюжины оборванцев.

— Вы, падаль, не надейтесь получить работу. Мне нужны крепкие мужики, а вы свалитесь после первой руки лиг. — Он вновь захохотал, а оборванцы возмущенно завопили. — Ладно, трупоеды, я готов принять того, кто удержит мою руку, хотя бы пока мой плевок не упадет на пол.

Оборванцы попритихли, потом один из них сорвал с головы обрывок платка, заменявший ему головной убор, и, шмякнув им об пол, закатал рукав:

— Давай, хозяин!

Мужик ухмыльнулся, неторопливо подошел к столу и, усевшись на лавку, поставил правую руку на стол:

— Ну давай, падаль.

Оборванец выставил худую жилистую руку и захватил ладонь соперника. Тот вновь ухмыльнулся и задрал лицо к потолку. Таверна замерла. Мужик надул щеки и шумно харкнул. По таверне пронесся возглас, но прежде чем плевок шмякнулся на земляной пол, оборванец рухнул со скамьи, вопя и пытаясь вырвать вывернутую руку. Вся таверна восторженно завопила, а чернявый, выпустив руку оборванца, поднялся на ноги и, швырнув золотой на прилавок, громко рыкнул:

— Всем пива, а этого трупоеда напоить до отвала. — После чего он вальяжно махнул рукой и вышел наружу.

Грон, подхватив котомку и сверток с оружием, тихонько выскользнул вслед за ним. Мужик шел сквозь толпу как ледокол, и поэтому Грону не составляло труда незаметно следовать за ним. До вечера мужик обошел еще три таверны и в каждой выворачивал руки оборванцам и ставил выпивку. Справедливости ради стоило отметить, что он старался выбирать достойных противников. Впрочем, таковых не оказалось. Когда солнце село, мужик вышел из последней, бросил взгляд на небо, смачно высморкался и двинулся по улице вверх, на холм, в сторону постоялых дворов, принимающих вьючные караваны, пришедшие с далекого севера и даже с перевалов. Грон дождался, когда они свернули в пустынный переулок, и прибавил шагу. Мужик явно был доволен проведенным днем. Он что-то фальшиво напевал себе под нос. Грон догнал его и негромко позвал:

— Господин…

Мужик резко обернулся, отпрыгнул в сторону и выхватил горгосский меч длиной более локтя. Этот клинок явно ковался на заказ. Грон опустил на землю котомку и сверток и выставил вперед руки.

— Я не хотел вас… — Он запнулся. Судя по тому, что Грон увидел за день, этот мужик принадлежал к типу ярых хвастунов и обладал невероятной способностью к самолюбованию, так что слово «испугать» явно было не к месту, поэтому пришлось на ходу исправляться: — Обращать на себя ваш гнев.

— Кто ты? — Мужик смотрел недоверчиво.

— Мое имя Грон, многие считали меня самым сильным, и я хотел бы попробовать получить работу, господин.

Мужик недоверчиво хмыкнул:

— Ты видел меня в таверне — в какой?

— Я был у «Морского ежа», а потом в «Ластоноге» и еще… Вы побили всех, господин. — Грон добавил в голос немного восхищения.

Мужик довольно зарычал и лихим жестом вогнал меч в ножны.

— Так думаешь меня победить, сопляк?

Грон деланно-смущенно переступил с ноги на ногу.

— Ну до плевка…

Мужик захохотал. Отсмеявшись, он двинулся к низкой ограде колодца, выступающей из стены на проезжую часть.

— Ну что ж, давай. — Он опустился на левое колено и поставил руку на каменную бровку.

Грон обхватил широкую ладонь и отвернулся, следя за мужиком краем глаза. Боковой взгляд всегда более точен в деталях. Мужик харкнул и тут же надавил. Оказалось, чернявый не только тянет руку в сторону, но еще и старается больно сдавить ладонь. Грон знал многих ребят, кто на досуге баловался схожими развлечениями, но покойный полковник Пушкевич был невысоким, худощавым, и ему в голову бы не пришло присоединяться к подобным играм. Он мог уложить любого в рукопашной схватке, но в борьбе на руках имел мало шансов. Однако здесь, в своем новом теле, он мог, пожалуй, поспорить с любым. Грон тут же отреагировал: сжал ладонь и поднапряг бицепс. Через несколько мгновений он понял, что может уложить руку соперника. Тот, по-видимому, тоже понял это. Он стиснул зубы и удвоил усилия. Грон чертыхнулся про себя: собственные успехи в новом для него единоборстве так увлекли его, что он чуть не обыграл своего будущего работодателя. Не хватало ему еще проблем с гонором хозяина. Грон картинно застонал и стал постепенно, создавая видимость отчаянного сопротивления, опускать руку. Мужик, воодушевленный близкой победой, надавил еще, и Грон со всхлипом расслабил руку. Мужик с глупой улыбкой чуть не вывернул его руку из плеча, но опомнился и, отпустив, восторженно захохотал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});