Трио для миллиардера (СИ) - Бек Кора

Не знаю отчего: то ли от валерианки, то ли от позитивных мыслей, которые роем в моей голове закружились, но у меня внезапно появились силы. Чуть ли не приплясывая на ходу, я наложила малышам пудинг, сама немного поклевала и, пока детки одевались (а они у меня самостоятельные), хотела опять выйти на балкон, чтобы полюбоваться ещё раз творением Эльдара. Ощущение, будто у меня за спиной выросли крылья. Кажется, ещё чуть-чуть — и я взлечу на небо от счастья.

Я столько мучилась, не желая признаваться самой себе, что я люблю Дара, что мне без него тоскливо, одиноко и очень плохо. Я внушала себе мысль, что должна быть сильной. А теперь понимаю, что это неправильно. Если уж тебе повезло в жизни встретить Любовь, ты просто обязан бороться за неё. А я отступила и теперь мне нужно исправить свою ошибку.

Я уже стояла одной ногой на балконе, когда вдруг зазвонил телефон. Пришлось вернуться в комнату.

Не верю!

Прежде чем взять в руки телефон, я посмотрела на себя в зеркало, висевшее в прихожей, и улыбнулась своему отражению. По-моему, за прошедшие шесть лет я не слишком сильно изменилась. Конечно, если не считать шрама на левом глазу. Хотя, я думаю, с современной пластической хирургией эту проблему можно будет легко решить.

Конечно, мне будет не доставать бабушкиных очков, когда однажды я сделаю операцию. Но я могу носить их в сумочке в память о бабе Ане. Что ни говори, в жизни всё меняется.

Другое дело, что мне необходимо внутренне успокоиться и расслабиться. Потому что все наши тревоги и негативные мысли отражаются не только на внешности, но и на характере. Наверняка Эльдару было не очень-то приятно общаться с фрау Вебер, которая буквально на каждом шагу стремилась подчеркнуть свою самодостаточность.

Оглядываясь назад, я понимаю, что вела себя с Даром, как вежливая стервочка. Я мстила Эльдару за свои несбывшиеся мечты, за пережитые мною трудности, за мой вынужденный отъезд на свою историческую родину, где я чувствую себя одинокой и никому ненужной, конечно, за исключением детей и тёти Лены. Но, конечно, дело не только в мести. Я стала жёстче, суровее характером. Теперь, чтоб из меня вышибить слезу, надо очень постараться.

А ведь, когда мы только познакомились, Дар признался, что его подкупили прежде всего мои беззащитность, доверчивость и слабость, которых, с его слов, у современных девушек не встретишь. Но я себя такой уже и не помню.

Зато помню другое: как хорошо нам с Даром было вместе, какими глазами он смотрел на меня на нашей свадьбе, как фантазировал, что у нас будет много детей, что я буду вместе с ними встречать его после работы, и что несколько раз в год мы будем обязательно ездить на его родину, чтоб дети не забывали своих корней, и, конечно, для того, чтобы порадовать своим приездом бабушку и всю многочисленную родню Сафаровых.

Однако пока мои тройняшки считают, что их единственная родня — это тётя Лена, которую они называют бабушкой. Представляю их удивление и восторг, когда мы с Даром покажем их Сафаровскому клану. Вспомнив, как тепло меня встретили родственники Эльдара в своё время, я подумала, что надо будет подать документы на изменение их персональных данных и подготовить малышей к тому, что у них теперь очень много родни. Но в первую очередь нужно познакомить детей с их папой. Это будет встреча века!

Все эти мысли пронеслись в моей голове за считанные секунды, пока я смотрела на себя в зеркало. Взяв телефон, увидела, что мне звонит тётя Лена. Мне так хотелось с кем-нибудь поделиться своим открытием, что Дар меня любит, что уже скоро мои тройняшки узнают о том, что у них, как у всех детей, есть папа, и что, вообще, жизнь прекрасна!

Но моя тётя — человек, который с некоторым предубеждением относится к романтическим порывам. Поэтому несмотря на то, что в целом она хорошо относится к Дару, выложенное из цветов огромное сердце перед моим подъездом тётя Лена не одобрит, а скорее скажет, что ей жаль выброшенных на ветер денег. И хоть удержаться было сложно, я решила ничего ей не говорить. Гораздо важнее для тёти Лены будет услышать, что я собираюсь рассказать малышам про их папу. Но до этой новости разговор у нас не дошёл.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Алло, Марусь, — раздался в трубке встревоженный голос, — я знаю, что ты собираешься на работу. Но, может, у тебя найдётся пять минут?

— Да, конечно, тётя Лена! А вы часом не приболели? Что-то мне ваш голос не нравится.

— Что со мной может случиться? Я звоню, Марусь, по поводу детей.

— Дети дома, сейчас мы собираемся в садик, — сказала я, не понимая, что так обеспокоило родственницу, ведь выходные дни, когда тётя Лена забирает их к себе, ещё не подошли.

— Новости я сейчас смотрела, — произнесла она расстроенным голосом. — Знаешь, Марусь, я думаю, ты права: твоего бывшего к детям нельзя подпускать даже на пушечный выстрел.

— Не поняла? — прохрипела я в трубку. Впечатление, будто бы мне на голову вылили ушат холодной воды. Неужто Эльдар совершил какое-то преступление и его показали по телеку? Какие-то другие варианты мне на ум не приходили. Ведь тётя Лена сама столько убеждала меня, что нужно рассказать Дару, что у него тройняшки. Школа, мол, уже на носу, и вообще помощь от папы лишней не будет. И вдруг!

— В новостях показали одну женщину, — начала объяснять тётя Лена, — между прочим, она тоже переехала из России. Так вот, к ней приехал бывший муж, напел песни, что он без неё, дескать, не может, хочет, чтоб они опять жили вместе и прочее. Ну она уши-то и развесила, начала готовиться к переезду. Муж предложил свозить детей на прощание в Европа-Парк, а женщина не смогла с ними поехать из-за работы. Должны были вернуться через два дня из Баден-Вюртемберга, а их нет и нет.

Я почувствовала, как у меня вдруг ослабела рука, в которой я держала трубку. В общем-то, дальше можно было и не рассказывать. Но тётя Лена продолжила:

— И что ты думаешь, Марусь? Прошёл год, как бедняжка не видела детей. Она и в Россию ездила, искала, да её бывший, видимо, поменял место жительства. Теперь сидит, плачет.

Я молчала. Все мои страхи, которые я только-только загнала в потаённые уголки своей души, опять повылезали наружу. Еле-еле ворочая языком, спросила:

— А она — русская?

Тётя Лена догадалась, что я хочу узнать, и сразу ответила:

— Да, и она, и он — оба русские. То есть у неё, как у тебя, есть немцы в родне, а он русский. Теперь ищи-свищи ветра в поле: Россия-то большая. Не повезло бедняжке.

— Да, — согласилась я. Мне стало как-то нехорошо при мысли, что восточные мужчины тем более за своих детей держатся руками-ногами. Но, вспомнив огромное сердце, выложенное из розовых хризантем, и надпись в его центре: “Я люблю тебя, Марта!”, попыталась своей тётушке возразить:

— И всё-таки я думаю, тётя Лена, неправильно это — стричь всех под одну гребёнку. Если один мужчина поступил подло по отношению к своей бывшей жене и матери его детей, это вовсе не значит, что все мужики — сво.

— Марусь, а ты что, успела рассказать Сафарову, что у тебя от него дети? — забеспокоилась моя добрая тётушка, не чаявшая души в тройняшках.

— Ещё нет, — внезапно я испытала чувство бешеной усталости и ответила таким же ровным, бесцветным голосом, которым говорила с Сафаровым, пока он лежал в больнице.

— Слава богу! — с облегчением выдохнула тётя Лена и добавила: Я вот что хочу предложить тебе, Марусь. Давай, ты возьмёшь на работе отпуск и поживёшь с детками в домике одной моей доброй приятельницы? Он находится под Берлином. Я знаю, что дом сейчас пустует. Маша купила его своему сыну, а он постоянно пропадает в Гамбурге.

Я задумалась. Ещё совсем недавно я летала по квартире, а теперь ощущение, будто меня подстрелили. В голове шумело, во рту пересохло, а руки висят, как плети. Но потом перед мысленным взором появился Дар.

Вот он лежит на носилках во дворе больницы моего родного Медвежьего и провожает меня своим сумрачным взглядом, от которого я чувствую себя так, будто у меня под ногами почва вдруг поплыла. Вот мы с ним прощаемся вечером у моего дома, он не позволяет себе ничего лишнего, но на прощание нежно целует меня за ушком. Вот он стоит с букетом алых роз у дверей больницы в Нидеррад — такой красивый, уверенный в себе, и при этом я даже через стеклянную дверь чувствую, как он волнуется. Разве может Дар обмануть? Не верю! Кто-то, наверное, способен на подлость: люди-то разные. Но только не мой Сафаров.