Великий мертвый - Андрей Степаненко

— Но ведь в лице Господа чужаков нет… — осторожно продолжил мысль падре, — а все люди — братья. Как же можно убивать брата своего?

Жрецы дружно рассмеялись и начали тыкать руками в кинжал на поясе Агиляра.

— Они говорят, — смутился переводчик, — что впервые видят столь хорошо вооруженных миролюбцев.

На том и расстались. А спустя два дня, убедившись, что посланные в Тлашкалу послы мира уже не вернутся, Кортес отдал приказ выдвигаться вперед.

* * *

Мотекусома добивался встречи с тлашкальцами три дня, и лишь на четвертое утро с лично приехавшим на золоченых носилках и вставшим лагерем у самой границы Тлашкалы Великим Тлатоани вражеского Союза согласились переговорить.

— Что тебе нужно? — на скорую руку исполнив ритуал приветствия, перешел к делу Шикотенкатль — тот самый молодой вождь, что обыграл Мотекусому.

— В твои земли движутся четвероногие, — сразу же принял эту сухую манеру переговоров Мотекусома.

— Знаю, — кивнул Шикотенкатль.

— Я предлагаю перемирие, чтобы мы вместе могли убить их, — заглянул ему в глаза Мотекусома.

Эти глаза его были полны презрения и превосходства.

— Сам справлюсь, — отрезал молодой вождь.

Мотекусома удержал готовый прорваться наружу гневный всплеск.

— Тисапансинго не справился, — напомнил он.

— Там никогда не умели воевать, — отрезал Шикотенкатль.

Мотекусома, соглашаясь, кивнул и вытащил из кожаного футляра документы — самые важные из тех, что у него были.

— Смотри, Шикотенкатль, — развернул он первый. — Это донесения купцов. — За три года четвероногие трижды разорили почти каждый прибрежный город — от самого Косумеля.

Шикотенкатль дернулся, было, посмотреть, но удержался и высокомерно усмехнулся.

— Что знают купцы о войне?

— Кастилане уничтожили все свои парусные пироги, — развернул Мотекусома следующий лист. — Я думаю, они отрезали себе путь назад.

Молодой вождь не выдержал, — кинул-таки на отлично исполненный рисунок быстрый взгляд, и вновь исполнился высокомерия.

— Правильно сделали. Пироги мертвым ни к чему.

Мотекусома сокрушенно цокнул языком, но упрекать вождя в зазнайстве не стал.

— Разреши моим воинам воевать рядом с твоими.

— Ни за что.

Мотекусома на миг — не более — стиснул челюсти, но тут же взял себя в руки.

— Хорошо. Пусть они воюют с четвероногими под твоим руководством. Ты будешь ими командовать, больше никто!

Брови Шикотенкатля поползли вверх.

— Я? Твоими?

— Да, — твердо кивнул Мотекусома. — Я дам тебе право казнить всякого, кто ослушается.

Молодой вождь покраснел. Предложение было исключительно лестным. Но он и тут нашел подвох.

— А потом все будут говорить, что Шикотенкатль настолько испугался кастилан, что попросил подмоги у Мотекусомы? Ну, уж нет!

Мотекусома вспыхнул… и все-таки снова удержался.

— Я поставлю свои войска на самой границе, — стиснув кулаки, известил он. — Понадобятся, — бери. Орлы и Ягуары — сам знаешь, каковы они в бою. И еще…

Он быстро свернул документы в трубочку, сунул их в футляр и с поклоном положил перед юным вождем.

— Это тебе. Здесь о кастиланах самое важное, что знаю о них я сам.

Шикотенкатль отвел глаза. Похоже, он уже понимал, что Мотекусома и правда не собирается подминать его под себя, но отказаться от всего только что сказанного было для молодого вождя уже немыслимо.

* * *

После первых же двух стычек с тлашкальцами, стало ясно, что это — не Тисапансинго. Да, здешние индейцы, как и везде, старались не убить врага, а взять в плен, но вот в стойкости и военном мастерстве превосходили соседей на голову.

— Значит, так, — хрипло помогал переосмысливать тактику ближнего боя Альварадо, — действуем по-итальянски.

Конная разведка переглянулась.

— Сюда смотреть! — рявкнул Альварадо и вскочил на коня. — Бьем только в лицо!

Он взвесил в руке длинное тяжелое копье и сделал отточенный многократной тренировкой удар.

— Ни в коем случае не в хлопковый панцирь, — застрянет!

Разведчики усмехнулись. Это они и сами знали.

— А если копье перехватили рукой, делаем так…

Альварадо повернул коня кругом, четко показывая, как вместе разворотом всадника, проворачивается в руках противника и копье.

— Ни за что не удержит!

— А если он сумеет перехватить? — раздалось из гущи отряда.

— Зажми копье подмышкой и тащи его за собой, — тут же продемонстрировал Альварадо. — Это же азбука! Что вы, как дети?!

Разведчики загудели.

— И держаться всем вместе! Чтобы не вышло, как с Педро де Мороном!

Воины потупились. Морона — отличного наездника подвела самонадеянность. При поддержке всего двух товарищей он врезался в ряды врага, и лошадь была убита, а всадника мигом связали, взвалили на спины и потащили прочь.

Лишь с огромным трудом уже простившегося с жизнью Морона спасли, но вот лошадь… тлашкальцы мгновенно сообразили, какую удачу даровали им боги, точно так же подхватили Громового Тапира и, несмотря на яростные попытки Альварадо отбить павшего боевого товарища, мгновенно уволокли коня в глубокий тыл.

Как спустя несколько дней сообщили пленные, внушающего суеверный ужас Громового Тапира воины-гонцы расчленили, а части тела и особенно голову пронесли по всем селениям, объясняя, что если даже это чудовище можно отправить к праотцам, то уж якобы сбежавших из преисподней «мертвецов» — тем более.

Это и было самым опасным.

* * *

Все шло даже лучше, чем думал Шикотенкатль. Пронесенная сначала по войскам, а затем и по самым отдаленным горным селениям голова Громового Тапира произвела колоссальное впечатление. И когда войска сошлись под Теуакасинго, тлашкальцы уже не боялись — ни лошадей, ни, тем более, кастилан. Бойцы даже делали ставки на то, чей отряд первым убьет очередное чудовище и, как сообщили вождям наблюдатели, ранили не менее четырех свиноподобных гигантов.

Определенно были потери и среди самих кастилан. Нет, пока Шикотенкатль трупов не видел; наученные горьким опытом с павшей лошадью и, поддерживая о себе славу давно уже мертвых, и в силу этого бессмертных «духов», кастилане хоронили солдат в обстановке полной секретности. Но опять-таки наблюдатели утверждали, что серьезные ранения получили никак не менее полусотни врагов. Да, и отступали «мертвецы» с поля боя у Теуакасинго, пусть и в полном порядке, но явно потрясенные своим внезапным и страшным разгромом.

И только избалованные символическими войнами с Мотекусомой старые вожди и особенно предводитель союзников Чичимека считали, что цена войны уже слишком высока.