Замочная скважина - Маша Трауб

Валерка нашелся, как всегда, первым. Взял бутылку водки, налил себе и Диме. Выпили. Валерка завел разговор, начал рассказывать какие-то анекдоты, щекотать Наташу, которая заливалась счастливым смехом. Валерка был и тамадой, и массовиком-затейником и сводней в одном лице. Он пил за Таню, за Ольгу Петровну, за Светлану и за девочек, церемонно вставал, пил за семью, за родителей. Он прославлял Диму, которого видел в первый раз в жизни, но говорил так, как будто знал его всю жизнь и чуть ли не был его лучшим другом. Дима тоже был явно расположен к Валерке.

В тот момент, когда Ольга Петровна внесла шарлотку – «Ой, наверное, не пропеклась», – счастье за столом было практически вселенским. Дима сидел рядом с Валеркой, а Наташа крутилась между ними, Ольга Петровна едва не плакала от умиления, а Светлана, которая съела половину от всего куска мяса, половину шарлотки, смотрела на всех с явной любовью. Только Тане было плохо. Тошнота подступила к горлу и не отпускала, хотя она съела всего ложку салата и кусочек сыра. Ей было так плохо, как никогда. Живот сжимали спазмы. Боль была невыносимая, но Таня держалась, терпела. Ради Валерки. Чтобы он не видел, не заметил ее боль.

Наташа под конец вечера бойко называла Диму «дядей Димой», тот под общие бурные аплодисменты и шутки Валерки даже несколько секунд подержал маленькую Полечку на руках. Таня умирала. Буквально. Она ушла в комнату укладывать Полю и еще долго лежала на полу, скрючившись, пытаясь уговорить боль, которая съедала желудок.

Она проводила сначала Валерку, а потом Диму, помогла убрать со стола. Она, не спрашивая, поняла, что Валерку пригласила в гости Ольга Петровна – точно ее идея, а Светлана наверняка поддержала. Таня крутила в голове фразу, которую сказал ей Валерка, уходя, поймав за руку: «Я очень за тебя рад. За тебя и девочек».

Таня сходила с ума от мыслей – что он имел в виду? Что она должна выйти замуж за Диму? Что теперь они вроде как квиты – у Валерки новая семья, и у нее тоже? Но почему он ее не почувствовал? Почему не понял, что ей это все не нужно? И Дима не нужен, даже за десять блинов в голодный год? И никто ей не нужен, кроме него, Валерки, единственного мужчины, которого она любила всю свою жизнь, не переставая. И каждый день, каждую минуту думала только о нем.

И эта дурацкая, чудовищная встреча, этот безумный семейный обед стал для нее последней каплей. Она поняла, что Валерка к ней ничего не испытывает – ни ревности, ни злости, ни мужского интереса. Он рад, что у нее появился мужчина, возможный отчим его детей. Она ему не нужна. Совсем. Никак. Ни в каком качестве.

Таня даже плакать не могла. Она просто не понимала – почему так? Она бы выдрала космы, убила бы, отравила его новую жену. Не моргнув глазом. А Валерка жал Диме на прощание руку и договаривался о новых встречах. За что он так с ней? За что?

На следующий день по дороге на работу Таня зашла в аптеку – живот болел так, что она не могла идти. Хотела купить болеутоляющее. Как обычно по утрам, в их аптеке уже была очередь. В основном стояли старушки за валокордином и другими сердечными препаратами – долго рылись в сумках, доставали бумажки, пытались разглядеть, что написали, долго отсчитывали мелочь, долго складывали лекарства в сумку. Долго, господи, как же долго! Таня уже чуть не умирала от боли. Перед ней стояла старушка, которая никак не могла определиться, какого размера бинт ей нужен. Провизор пошла в подсобку что-то искать.

– Сколько можно? Берите и уходите! – закричала Таня старушке и упала. Очнулась она уже в машине «Скорой». Нет, она смутно помнила, что эта самая старушка склонилась над ней, хлопала ее по щекам, громко звала на помощь. А Таня все никак не могла понять, почему она наконец не уйдет.

В больнице она пролежала неделю. Врачи говорили про общее истощение организма, гастрит. Медсестры смотрели на нее с жалостью – видимо, Ольга Петровна успела рассказать им про Танин развод, про двух дочек, про попытки заново устроить личную жизнь. Врач, выписывая Таню, велела ей хорошо питаться и забыть про диеты. Ольга Петровна внимательно читала рецепт на лекарства – успокоительные, витамины, желудочные.

Через два дня Ольге Петровне пришлось еще раз вызвать «Скорую» – Таня корчилась от боли на кровати, стонала так, что становилось страшно.

И в этот раз ей опять посоветовали восстановить нервную систему, обратиться к психологу, перестать худеть.

– Да, все болезни от нервов, все от нервов, – поддакивала врачам Ольга Петровна.

Только Светлана молчала и требовала нового обследования.

– Мам, с ней явно что-то не то, – шептала она Ольге Петровне в коридоре больницы. – Какой гастрит? Какие нервы? Посмотри на нее!

– Светочка, надо доверять профессионалам, – возражала Ольга Петровна. – Две разные больницы, разные врачи, а диагноз один и тот же.

– Нужно найти третью больницу, других врачей, – не отступала Светлана. – Давай обратимся в платную клинику. Ты сама говорила, что врачам нельзя доверять!

– Откуда такие деньги? Ты представляешь, во сколько это обойдется?

– Мам, ты сама себя слышишь? Давай ее вообще бросим: выживет – выживет, а нет так нет.

– Светочка, прекрати такое говорить!

Таня умерла через месяц. В третьей больнице, куда ее привезли опять по «Скорой» и где сразу, с ходу, поставили диагноз – рак. Что-либо делать было поздно. Даже наркотики были не нужны – она лежала без сознания и уже ничего не чувствовала, даже боли.

– Откуда? Как? Почему? У нее же гастрит! – Ольга Петровна тогда совсем лишилась разума. Она могла повторять только эти три вопроса, на которые не было ответа. Даже когда Таня умерла, Ольга Петровна отказывалась в это верить. Не может быть. Таня ничем никогда не болела. Даже в детстве.

– Света! Скажи, что они врут! Скажи!

– Мам, тихо, успокойся.

– Почему они врут? Давай поедем в другую больницу! Заберем Таню и уедем отсюда!

– Мам, поехали домой, нам надо Наташу как-то подготовить. Что-то ей сказать.

– Что сказать? Что ты такое говоришь? Ты с ума сошла? Ты специально? Вот Таня выздоровеет, и все будет хорошо.

– Мам, Таня умерла. И надо Наташе сказать правду.

– Не позволю! Не смей! Никто не умер! Слышишь? Запомни, никто не умер! Таня выздоровеет. Полежит в больнице и выздоровеет.

Светлана сидела на банкетке и плакала.

Наташа сначала спрашивала, когда мама вернется, и только вечером подошла к тетке и прямо спокойно спросила: «А мама к нам не вернется?» Она все поняла. Почувствовала. Светлана ей ничего не ответила.

Хоронили Таню Светлана с Димой. Валерки не было – он забрал к себе Наташу на время. Ольга Петровна осталась дома с маленькой Полей. Больше никого Светлана не позвала – ни бывших одноклассников, ни знакомых. Не хотела никого видеть. Поминки тоже не устраивали, чтобы не пугать Наташу. И траур не надевали. Посидели втроем на кухне, тихо выпили. Даже не плакали – держались ради девочек.

Прошло меньше месяца. Светлана поздно вернулась с работы. Дома все спали. Светлана раздевалась, когда из комнаты вышла Наташа.

– Ты чего не спишь? – спросила ее Светлана.

– Тебя жду.

– Зачем?

– Спросить хотела. Мы когда к маме поедем?

Светлана брала с собой Наташу, когда Таня лежала в первой больнице. Девочку тогда завалили подарками – соседки по палате надавали ей яблок, печенья, а медсестра разрешила послушать в стетоскоп и показала рентгеновские снимки. Светлана подумала, что Наташа опять просится в больницу.

– Мама уже не в больнице, – ответила она.

– Я знаю. Она умерла. Когда мы поедем ее могилу проведывать?

Светлана заплакала. Она устала как собака. Ей было страшно. Она не знала, как они будут жить дальше. Как все это вынесет. Что будет с девочками? И что будет с ней? У нее на руках теперь остались двое детей и пожилая мать.

– Не плачь, – сказала ей племянница и погладила по голове. – Папа сказал, что я могу с ними жить.

– Нет, ты будешь жить дома. – Светлана прекратила рыдать и взяла себя в руки. Голова заработала в бешеном режиме. Надо было сделать так, чтобы Валерка не разделил девочек, не отобрал. Он ведь хотел забрать только Наташу, Поля ему была не нужна. Но Наташу нельзя отдавать. Ни в коем случае. Надо оформлять документы или договариваться с Валеркой. Наташу она ему не отдаст. Ни за что.

– Ты будешь жить со мной, Полей и бабушкой. Как раньше, – сказала Светлана.

– А папа?

– А папа будет приходить.

– Я хочу с ним пожить. У него квартира большая, тетя Наташа разрешает громко разговаривать, бегать и петь песни. И в квартире у бабушки Лиды мне тоже нравится. Там столько красивых вещей, и папа разрешает мне их брать. Только маме нельзя было про это рассказывать. Это секрет. А если она умерла, то не узнает?

Светлана смотрела на племянницу и плакала – слезы текли сами собой.

– Ты и дома можешь разговаривать, бегать, петь и брать все, что захочешь, – сказала наконец она.

– Ага, только бабушка будет ругаться.