Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О&#39

Ника

Эти три дня без него я провожу, как в бреду. Слишком сложно, слишком больно. Мир стал пустым. Отец, кажется, все понял, но молчит. Какой молодец, несвойственная ему тактичность. Видимо, чувствует, если вдруг заведет шарманку про «так будет лучше», «хорошо, что закончилось все сейчас» или не дай бог, «я бы все равно не позволил» я взорвусь, как долбанная петарда, и мы поругаемся в хлам. В итоге, все здесь живущие ходят по струночке и не мешают мне страдать. А я недоумеваю, как может опустеть мир, когда из него исчезла единственная составляющая, которая и пробыла-то в нем недолго?

За эти три дня я даю очередные показания в полиции. На сей раз, на меня даже не пытаются давить, и все остальное время сижу дома, спрятавшись ото всех. Мне названивает и написывает в соцсетях Дина, но я не могу взять трубку, а просьба в ВК дать телефон Марка, вызывает самый настоящий рвотный спазм. На это сообщение я тоже не отвечаю. И, наконец, сегодня, на четвертый день телефон молчит.

Вчера заезжал Пашка, но я отказалась даже к нему выходить и на территорию велела не пускать, сославшись на дурное самочувствие. Очень надеюсь, он поймет, что видеть я его не хочу. Все это время я думаю о Марке. О том, за что он так со мной поступил, и можно ли секс с Диной считать изменой.

На душе настолько погано, что хочется постоянно рыдать. У нас такие сложные взаимоотношения, что я не вижу ничего странного в его поступке: он злился. А на тот момент мы даже друзьями не были. Просто двое, старающиеся сделать друг другу побольнее. Только вот простить я его не могу все равно. Мне больно, что меня заменили ею. Если бы я согласилась уехать с ним домой, ничего бы не случилось. С другой стороны… попытка оправдать чужой поступок своими действиями — это путь в никуда.

А еще голову терзает понимание, нас с Марком связывала только болезненная страсть, которая тяжело давалась обоим. Но кто сказал, что позже, когда мы сдались, на месте страсти выросло хоть что-то другое? Я к нему стала относиться несколько иначе, лучше, нежнее, а он ко мне? В этом я не была уверена. Также не была уверена в том, что окажись на моем месте Дина, он не предпочел бы ее снова, взамен болезненных отношений со мной. Все это не дает мне забыть о нем. Не дает спокойно спать и отключиться. Я просто страдаю в лучших традициях женской депрессии. Лопаю мороженое и совершаю недостойное — пытаюсь найти его профили в соцсетях.

Это непросто. Макс не любитель зависать в сети. После многочисленных попыток натыкаюсь только на страницу в соцсетях. Она довольна старая — ей лет восемь и первое фото меня поражает. На нем Марк совсем юный, худощавый и длинноволосый. Точнее длинные волосы только на макушке. Они собраны в хвост, а виски выбриты. На этой фотке парень позирует в профиль на фоне заката. У него совсем юное и очень симпатичное лицо. Ему тут лет семнадцать не больше. На следующем он стоит на руках на фоне моря. А потом тишина, затянувшаяся почти на год. Снова пара фоток уже в военной форме и с короткой стрижкой. Несколько без рубашки где-то в пыли. Последняя фотография опубликована прошлой весной. Уже серьезный и задумчивый взгляд не парня, а молодого мужчины. Едва заметная ухмылка в уголках губ и абсолютно гладкое лицо. Рельефные плечи без шрамов и крепкие мышцы груди. На фото он в борцовке на фоне спортивного зала, на лбу капельки пота, на заднем фоне груша и кусочек ринга. Видимо, он после тренировки. А дальше тишина. И от этой тишины становится грустно. Мне нравится Марк на последней фотографии, но я даже сохранить ее не хочу. Я не знала его таким — уверенно-безмятежным. В его душе еще не поселилась боль. Он с уверенностью смотрит в будущее и не знает, что ждет его в ближайшее время. Я закрываю страницу, которая не дала мне ничего, и прижимаю к груди подушку. Кажется, я почти готова его простить и попытаться понять. Только вот нужно ли это самому Марку? От мыслей меня отвлекает стук в дверь. Я вздрагиваю и с удивлением смотрю на встревоженное папино лицо.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я, понимая, что даже не помню, когда папа последний раз поднимался ко мне в комнату. Он внимательно смотрит на меня, кивает и каким-то потерянным голосом говорит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да.

— Что-то с Марком? — подрываюсь я, чувствуя, что сердце в груди замерло, но в папиных глазах недоумение.

— А он-то тут причем? Пойдем, хоть кофе выпьем, и я тебе скажу.

Я киваю, мысленно вспыхнув. Вот какого черта я его сейчас вспомнила при папе? Теперь чувствую себя идиоткой.

Марк

Единственное, что я вынес из детства — это простую истину о том, что маму лучше не бесить. К счастью, бесилась она не часто, и делать это было не трудно. Поэтому, едва она уходит, как я выливаю в раковину остатки спиртного и иду в душ. В холодный. Потом до тошноты убираюсь, разгребая завалы, заваливаюсь спать, а когда просыпаюсь — уже относительно адекватный, повторяю весь круг снова. В итоге к вечеру следующего дня, могу даже сесть за руль. Могу, но пока не уверен, что хочу. Старая косуха висит в шкафу и в нее даже получается влезть. А в том году не вышло. За время болезни я похудел до того размера, которого был в доармейские времена. Также в шкафу лежат джинсы и стопка маек. Это все я приготовил выкинуть и ругался, когда мать упрямо притащила ненужные шмотки в квартиру. Я не собирался их носить, но что-то изменилось. Наверное, Ника отчасти меня излечила. Шрамов я теперь точно стесняться не намерен.

Когда иду в гараж, расположенный неподалеку, размышляю: заведется ли агрегат; но неновый, покрывшийся пылью байк начинает довольно урчать, едва я в него заливаю бензин и завожу. Это лучше чем автобус.

До матери добираться минут двадцать, поэтому я успеваю как раз к ужину.

— Ну смотри-ка, — довольно хмыкает она, пропуская в дом. — Не рассчитывала тебя тут увидеть.

— Я всегда был послушным сыном. — Пожимаю плечами и захожу.

— И то верно, — соглашается мама. — У меня сломался кран, — заявляет она с порога. — И еще ручка на двери и надо немного подклеить обои.

Вздыхаю, но радуюсь, что ближайшие несколько дней мне точно не придется терзаться различными мыслями.

Так и есть. На следующее же утро меня ждут строительные магазины и увлекательный квест под названием «купи маме обои, такие как вот эти, но по цене тех и расцветки, как вон та клееночка».

Весь вечер разбираю гостиную. Таскаю мебель, передвигаю шкафы и матерюсь. Мог бы догадаться, что мама меня ждет не на чай с плюшками. Нет, плюшки тоже были, но после того как я передвинул почти всю мебель. При этом сама мама вечером упорхнула и вернулась к полуночи. Я даже не стал спрашивать, где она была. Меньше знаешь, крепче спишь.

А на следующее утро, разбирая один из шкафов, я натыкаюсь на альбом с фотографиями. Натыкаюсь, повинуясь ностальгии, потому, что выпала одна фотокарточка с отцом. Ему там, наверное, меньше чем мне сейчас. Раскрываю альбом и начинаю перебирать снимки. На многих вижу отца Ники. Он, мать и отец, похоже, много времени проводили вместе, а одна фотка заставляет замереть. На ней много народа на заднем фоне, сразу видно, сделана она случайно. А на переднем плане папе жмет руку молодой долговязый парень. Я не придал бы значения, если бы не татуировка в виде головы волка на запястье.

— Мам! — ору я.

— Что случилось?

— А это кто?

— Да, я уж почти не помню…— отзывается она, разглядывая фотографию. — Один из друзей… да нет, скорее приятелей, отца. С ним больше Валера общался. Там история нехорошая.

— Что за история?

— Я точно не знаю. — Мать присаживается на диван и бросает задумчивый взгляд в окно. — Когда твой отец только начинал служить, многие пытались мутить бизнес. Леньков, Самбурский и вот Гриша… не помню. Фамилия простая то ли Иванов, то ли Петров. Но эти-то были поумнее, пожестче, а у Гриши пошло что-то не так. То ли денег кому задолжал, то ли прогорел. Угрожали ему. Короче закончилось тем, что он попал в аварию. Кто-то говорил — подстроили, кто-то — сел за руль пьяным. На нем ни царапины, а вот Светка (это его девушка) погибла. Ей тогда было всего девятнадцать. Они жениться летом хотели. Гриша после этого исчез и в городе не появлялся. Ты куда? — удивилась мама, заметив, что я срываюсь в сторону двери, поспешно на ходу, натягивая косуху.