Возвращение «Back» - Генри Грин

— А что? Все может быть.

— Чарли, по-моему, ты… Да нет же, правда, Чарли?

Он молчал. И на нее не смотрел.

— Ты говоришь будто… Но, Чарли, ведь это жизнь во лжи.

— Как так?

— Нет, в самом деле.

— Не понимаю.

— Это как я. Не иметь настоящего отца, понимаешь. Все мои беды оттуда. Мальчикам, может быть, все равно. Но девочки относятся к этому совсем по-другому.

— Значит, им здорово не повезло.

— Нет, Чарли, пожалуйста, скажи, что это не так.

— А что ты мне за это дашь?

— Серьезно, Чарли. Это же самое главное в жизни, такими вещами не шутят.

— Ни один мужчина на свете не может доказать, его это ребенок или нет. Вот.

— Ах, пожалуйста, оставь свой сарказм. Я тебя не для этого сюда привела, — и ненароком выдала себя. — Ты можешь хотя бы раз в жизни быть серьезным? — на самом деле, он был серьезнейшим из мужчин.

Она была озарена сияньем солнца и снега. Они высветили каждую отдельную ресничку, каждую клеточку кожи на ее лице; а он смотрел на нее и думал, как хорошо в ней все — и эти темно-синие глаза, и как она разговаривает с ним, отчего ему тут же делается легко и просто, и как идет рядом, и вдруг, в эту самую минуту, ему открылось, что перед ним — сама истина, утешительница и добродетель. В мыслях своих он унесся в такие волшебные дали, что напрочь забыл, о чем они только что говорили. Она быстро воротила его на землю и так или иначе все-таки выпытала, что он и в самом деле наверняка не знает, есть ли у него ребенок.

— И от кого? — потребовала она, заметно занервничав.

— Думаю, ты догадаешься.

— Ах, разумеется. Кто, как не твоя старая Роза, — и в миг успокоилась. — А я-то знай себе думаю, все у него давно в прошлом. Чарли? Ты очень любил ее, да?

— Это было давно.

— Я понимаю. Но все-таки? Это важно.

— Положим.

— О, горе нам, женщинам! — осчастливленная, воскликнула она и тут же подумала, что вот так ей и надо, пусть знает, если бы она была здесь, конечно. — Так ты даже сам не уверен?

— Я так думал, милая. А потом она ушла с другим.

— И вы продолжали встречаться? Ты мне сам говорил.

— Да.

— Как же это?

Повисло молчание.

— Она играла тобой, понимаешь? — произнесла мисс Витмор, однако Чарли больше не успевал за ее мыслями.

— Я уже не верил ей, как раньше, — выдавил он с трудом.

— Когда? — потребовала она, торжествуя.

— Когда она вышла за Джима.

— Доверие — это не то, — заявила она.

— Я не знал, — сказал он. — Но тогда она стала мне нужна еще сильнее.

— Ты понимаешь намного больше, чем я порой думаю, — грустно вздохнув, заметила она.

— А у тебя так же было с мужем?

— С Филом? Ах, все это в прошлом. И у нас не было детей. Я никогда не смогу его забыть, но поверь, он бы точно не захотел, чтобы я засиживалась в старых девах.

— Но тебе ведь это уже не грозит? Ты ведь вышла за него замуж.

— Разумеется! — засмеялась она. — Но, знаешь, когда долго живешь без мужа, то превращаешься назад в деву.

Это заявление вызвало в нем глубочайшее волнение.

— Нет! — воскликнул он.

— А, по-твоему, что такое старая дева?

Он не знал.

— Ну уж нет, все ты прекрасно знаешь! Но это не про меня! И потом, я хочу детей.

— Зачем?

— Это полезно для женского здоровья. Но я хочу их не потому. Я хочу их, чтобы любить.

Он не понимал, к чему все это, и еще больше занервничал. Но подумал, что его так часто обманывали, что лучше вообще молчать.

— А мужа своего ты будешь любить?

— Знаешь, я по-другому это вижу. Нельзя требовать больше, чем даешь. А дети — это твоя плоть и кровь. Женщина рискует жизнью, когда рожает. И пойдет на все ради ребенка, пока он не станет взрослым и не начнет о себе заботиться — в этом смысл ее жизни.

— Маловато остается для мужа, — осмелился он.

— Почему? А что для него плохого в том, что я сказала? Жизнь — это не только сидеть в обнимку, как вы с Розой, — я знаю, мне все про вас мама рассказала. Нет. Жизнь — это, когда ты строишь дом, заводишь семью и много для этого работаешь.

— Твой Фил так же думал?

— Оставь его, Чарли. Он не имеет к нашему разговору никакого отношения.

Оба молчали. Впереди показался городок.

Чарли был взбудоражен. Она испытывала его, говоря о Розе, намеренно наступала ему на больную мозоль и как будто — или ему показалось — пробовала для себя почву, раза два определенно. Хотя, с другой стороны, он сам виноват. Жена, потомство — это не для Чарли Саммерса. Он хорошо это понимал. Копуша. Тряпка. И ни одна женщина не будет его терпеть.

— И потом, Черепаха, — продолжала она как бы ненароком, по касательной, идя к определенной цели. — Я не могу ее оставить.

— Конечно, тебя никто и не просит.

— Я имею в виду, когда выйду замуж, — пояснила она, словно непонятливому ребенку. — И вообще, кто бы то ни был, но под венец он поведет меня только вместе с кошкой.

— Конечно.

Ему показалось, что она за ним наблюдает.

— Вот и хорошо, так что насчет Черепахи я буду непреклонна. Как и с будущими котятами. Ни за что их не брошу.

Он молчал, не мог придумать, что сказать. И понял, что начинает тонуть.

— Допустим, — сказал он. — И ты, верно, уедешь от миссис Грант?

— Нет. У меня на двоих нет места, а дом днем с огнем не найти. Буду жить, где живу. Она будет рада, если я приведу мужа.

— Мне казалось, у нее была какая-то племянница в Лейстере.

— В самом деле? Только она не уверена, что ей там будут рады. Да мы с ней уже обо всем договорились. Она поймет.

— Тогда другое дело. Для кошки и ее котят.

— Это верно!

Они дошли до единственной на весь городок улицы — той, на которой он в августе столкнулся с Артуром Мидлвичем и где они часто гуляли с Розой после того, как она вышла за Филипса. Здесь же Ридли обычно играл с детьми Габбинсов. Он вдруг подумал, не повстречается ли ему мальчик, но улица в этот час была тиха и пустынна. Все жители, вероятно, отдыхали после рождественской ночи. И это было хорошо, потому что ему не хотелось, чтобы Джеймс узнал о его приезде. Теперь он бы никому не позволил перебежать себе дорогу. Не с этой девушкой. И тогда, абсолютно без всякого предупреждения, выйдя из наземного укрытия рядом с обочиной, буквально в трех шагах от них, появился Ридли. Глаза его были устремлены на Нэнс. Уже потом, когда Чарли прокручивал этот эпизод в памяти, он подумал, что еще ни разу, ни в одном человеке не видел столько боли. Поскольку мальчик вдруг покраснел, весь залился темно-алым в этом снежном прозрачном свете. Вероятно, ему почудилось, что перед ним мать в истинном своем цвете, ведь он помнил ее только по старым черно-белым микрофильмам отца. Но Нэнс не знала его и поэтому просто прошла мимо. Чарли незаметно обернулся и приложил палец к губам — почему-то ничего другого ему в голову не пришло. Ридли отвернулся и быстро убежал прочь.

Встреча эта так ошеломила Чарли, что он даже не понял смысла ее слов:

— У нас бы получилось, знаешь, если мы постараемся.

— Как?

— Ты не слышишь меня, милый, — тихо сказала она. — Я делала тебе предложение.

Он не верил своим ушам.

— Я не расслышал, — солгал он.

Она остановилась. Положила ему на воротник пальто руки.

— Я говорила, что делаю тебе предложение.

Сердце его билось так сильно, что он боялся задохнуться.

— Ты правду говоришь? — спросил он и за всю жизнь, за все свое бренное бытие, так и не вспомнил, что было в этот день потом. Упоение.

Глава 27

Она попросила его стать ее мужем. И получила согласие. У нее было только одно условие, что для начала они совершат «пробный рейс». И в эту самую ночь, под крышей дома мистера Мэндрю, он пришел к ней — впервые за всю их будущую и, стало быть, счастливую супружескую жизнь.

Она лежала совсем обнаженная, рядом с кроватью теплился розовый абажур. Она не опустила маскировку, и при свете слабой лампочки за окном разливалась дивная глубокая синева. Желая казаться непринужденным, он что-то пробурчал про свет.

— Иди сюда, глупый ты мой, — был ее ответ.

Он опустился на колени, и перед ним родилось это грандиозное, это ошеломляющее видение женщины, которую он любил. Ведь он увидел ее такой впервые. Абажур изливал на нее свет разноцветных, по-летнему жарких торжествующих роз, и казалось, на руках ее светились розы алые, живот был озарен янтарными, грудь — цветом чайных роз и шея — сияньем белоснежных роз невесты. Она прикрыла глаза, чтобы не помешать ему. Но это было выше его сил — и он, уткнувшись в ее бок, чуть ниже ребер, заплакал горько, как дитя.

— Роза, — всхлипнул он, не ведая, что говорит, — Роза.

— Ну будет тебе, — сказала Нэнси, — будет, — обнимая его голову.

А он плакал, размазывая по ее животу свои соленые слезы. Впрочем, она ведь знала, что́ на себя взяла. Все, в сущности, было так, как она ожидала, — не более и не менее.