Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях - «Адам Смит»

В Цюрихе мое ощущение относительно Швейцарии и денег начало подтверждаться. Я, конечно же, понимаю, что неделя, проведенная в банках, не может обогатить знаниями, позволяющими делать какие-то выводы о стране в целом. Можно провести неделю на лыжном курорте — и чувства будут совершенно другие. Или неделю на шоколадной фабрике, или сколько-то там дней в гильдии производителей часов с кукушкой. И все-таки в связке «Швейцария — деньги» есть нечто, что делает эту страну окончательным мерилом и верхней отметкой финансового спектра. Ну в самом деле, почему именно швейцарские банки? В большинстве развитых западных стран есть прекрасно развитые банковские системы, а некоторые страны — Ливан, Багамские острова, Уругвай — скопировали швейцарскую систему секретности. Ливан даже использовал швейцарский банковский кодекс в качестве модели. И все же Швейцария, с ее небольшим размером и внушительным доходом на душу населения, однозначно лидирует в этой сфере. Почему? Ответ заключается в «швейцарскости» швейцарцев, и, я думаю, будет интересно взглянуть на то, как они стали такими, как есть. Даже при том, что мой новый банк не был типично швейцарским, он давал чувство уверенности и защищенности от всяких неведомых мне фискальных опасностей. Эдакий дом вдали от родного дома.

По всем меркам Швейцария должна была стать одним из мировых неудачников. Общее представление о Швейцарии — это горы, горы и горы, и это представление в принципе верно. Только 7 % территории можно отнести к возделываемым землям — такая страна не в состоянии себя прокормить. В отличие от большинства других стран Европы, в ней нет угля, нефти, газа, железной руды и прочего сырья. У нее нет выхода к морю. Конечно, в Швейцарии был Вильгельм Телль — воплощение прагматизма, сноровки, мастерства и нежелания подчиняться грубой силе. Из-за гор в Швейцарии нет крупных землевладений и крупных административно-территориальных образований. Каждая община в каждой долине выживала сама по себе. Отсюда определенное упрямство и трезвый расчет. Поговорка о том, что если у тебя уродливая физиономия, то стоит хотя бы научиться петь, родилась не в Швейцарии, но вполне могла бы появиться именно здесь.

Во времена позднего Средневековья маленькие швейцарские города оказались вблизи германско-средиземноморского торгового пути, по которому везли сахар, соль и специи, доставляли золото из Венеции и серебро с берегов Рейна. Один из исследователей проблемы, Т. Ференбах, пишет, что швейцарские бюргеры без особой симпатии относились к средневековому христианству. Швейцарские бизнесмены всегда ценили упорство в работе, индивидуализм и деньги, а средневековое христианство не слишком одобрительно смотрело на эти вещи. Gott regiert in Himmel und's Galt uf Erde, гласит цюрихская поговорка, Für Galt tanzt sogar de Tuufel. «Бог правит на Небесах, а деньги на земле. Даже дьявол станцует ради золота».

Жан Кальвин и Ульрих Цвингли изменили Швейцарию. Золото стало даром Божьим, а работа — делом святым. Идеалом кальвинизма было «общество, добивающееся богатства со всей серьезностью людей, осознающих необходимость дисциплинирования собственного характера в терпеливом труде и посвящающих себя делам, достойным Бога». (Это цитата из книги Тауни «Религия и возникновение капитализма». Последующие цитаты также взяты оттуда.) Кальвинизм «стал, пожалуй, первым систематизированным религиозным учением, признавшим и одобрившим экономические добродетели». Теперь «мир экономических мотивов перестал быть чуждым миру духа». А вот что говорит Цвингли, цитируемый Вискеманном в той же книге Тауни: «Труд есть добро и богоподобие… дающее телу здоровье и силу и исцеляющее болезни, порожденные ленью… Из всего существующего на земле, трудящийся наиболее близок Богу».

Таким образом и банковское дело стало одним из достойных занятий для протестанта. Вот что пишет Ференбах:

Цвинглианство не ставило целью примирить Христа и мамону. Цвингли и его рациональные последователи вообще не видели здесь никакого конфликта. Швейцарцы не научились любить деньги… Швейцарцы уважают деньги, а это совсем другое дело. Уважая деньги, швейцарец зарабатывает их, распоряжается ими и умножает их, причем для него это и есть самоцель. Все это резко отличается от немецкого материализма с его упором на вещи или американской погони за статусом, которая есть не что иное, как погоня за властью или престижем… Уважая деньги, швейцарец обращается с ними не как скряга, но как священник. Он возвел для них храмы и исповедальни. Первые он тщательно охраняет, вторым гарантирует секретность.

В течение четырех сотен лет швейцарцы были верны поговорке о том, что деньги правят на земле. Ни политических страстей, ни крестовых походов. Если швейцарцы шли на войну, это всегда была чужая война. Около двух миллионов швейцарцев покинули родину, чтобы сражаться по всей Европе — но всегда за деньги. Швейцарские наемники стали серьезным фактором в военной истории человечества.

Упрямство, прагматизм и недоверие к новым идеям. Если бы у швейцарцев была General Motors, они воздвигли бы памятник Чарли Уилсону, сказавшему: «Что хорошо для General Motors, то хорошо для страны». Феодализм и католическое христианство для бизнеса не годились. Не годились для него и деспотизм, анархия, национализм, сильное правительство, социализм, марксизм и даже движение за права женщин. Все эти веяния пронеслись над горами, не оставив ни малейшего следа. (Женщины получили право голоса совсем недавно. Но Швейцария по-прежнему остается страной мужского шовинизма. Когда речь идет об общем имуществе супругов, муж может затребовать информацию о банковских счетах своей жены, однако жена не может получить такую же информацию о делах мужа без его согласия.)

Иностранцев в наибольшей степени затрагивают два элемента швейцарского банковского кодекса. Один из них — отношение швейцарцев к налогам. В цвинглианском протестантском обществе честность считалась наилучшим образом поведения, а труд и вознаграждение за него были окружены ореолом святости. В Швейцарии никогда не было сильного центрального правительства. Она всегда была конфедерацией кантонов, и, по сравнению с мировыми стандартами, федеральные налоги здесь не очень высоки. Ты получаешь за свой труд, а потом платишь налоги. Налоги — это часть твоего долга, а долг — это часть жизни. В XIV веке габсбургская Австрия попыталась навязать свою волю Вильгельму Теллю, прислав своего наместника Геслера, упоминания которого до сих пор освистывают в швейцарских школах. Швейцарское общество структурировано так, чтобы не вмешиваться в дела отдельно взятой личности. Швейцарское правительство никогда не возводило уклонение от уплаты налогов в ранг преступления. Американцы отказались платить гербовый сбор и налог на чай британской короне, а потом, став независимыми, ввели собственные налоги. Швейцарцы, избавившись от Габсбургов, усвоили урок истории и не стали усложнять себе жизнь.

Большинство стран в современном мире сотрудничают друг с другом в поимке преступников, но только в том случае, если они согласны с тем, что было совершено преступление — иначе говоря, согласны с квалификацией деяния как преступного. Преступление в Советской России или в маоистском Китае может не считаться преступлением в Соединенных Штатах. Налоговые вопросы в Швейцарии — это сфера взаимоотношений между кантоном и гражданином, но ни при каких обстоятельствах не преступление. Однако если вы ограбите банк и переправите эти деньги в швейцарский банк, правительство Швейцарии охотно пойдет на сотрудничество с вашим правительством, снимет секретность с вашего банковского счета, сверит номера и поможет отправить вас в тюрьму. Здесь все согласны с тем, что ограбление банка — преступление.

В начале 1960-х гг. разразился скандал вокруг дела техасского финансиста Билли Сола Эстеса и исчезнувших активов. Некоторые считали, что как минимум их часть могла осесть в швейцарских банках. Но правительство США наложило арест на имущество Билли Сола и превратило это дело в налоговое разбирательство. А раз так, то к Швейцарии, по мнению швейцарцев, оно уже никакого отношения не имело.

Второй элемент швейцарского банковского кодекса, который делает швейцарские банки столь привлекательными для иностранцев, — это тайна вклада. Однако в такой секретности для банков нет ничего нового. Наоборот, как раз снятие секретности есть нечто новое — часть современного национализма. Римское банковское право, германское гражданское право, законы областей Северной Италии, где банковское дело расцвело в конце Средних веков, — все гарантировали тайну вклада. Европейцев до сих пор немножко пугает то, что американский супермаркет — или еще хуже, американское правительство — может спокойно позвонить в банк и выяснить ваше финансовое положение. Вплоть до 1930-х гг. швейцарский банковский счет был закрыт от посторонних глаз. Однако сохранение этой тайны зависело от швейцарских банкиров.