Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях - «Адам Смит»

В тот момент я еще не понимал, что приведенные выше абзацы из проспекта уже несли в себе зачатки будущей катастрофы. Мы все помним детские рисунки-головоломки, — сколько зверей ты сможешь найти на этой картинке? — так вот, мои глаза тогда видели только хорошее.

Банк собирался открыть филиал в Брюсселе, затем, в течение трех-пяти лет, планировал создать международный банковский холдинг, который будет заниматься поглощением банков и филиалов «в более широком масштабе в других регионах Европы и, возможно, на Дальнем Востоке и даже в Австралии».

Дальний Восток и даже Австралия! Над Salik Bank никогда не будет заходить солнце![22]

Я посоветовался кое с кем из своих друзей на Уолл-стрит. Я сказал, что мне предложили купить долю в быстро растущем швейцарском банке за четверть балансовой стоимости. Что они на это скажут?

«А что-нибудь там еще продается?» — прозвучало в ответ. Они пожелали купить все, что останется. Конечно, в основном это были ковбои, которых подобные ситуации притягивают как магнит. Никакой доли они не получили, но это ничего не изменило. Дома престарелых и компании по производству компьютерной периферии, которые они скупали десятками, дали столь же плачевный результат. Я зато укрепился в своем энтузиазме и решил лететь в Базель.

В аэропорту Базеля сразу замечаешь одну интересную вещь. Ты не в Швейцарии — ты во Франции. Каждый хочет обзавестись кусочком земли в Швейцарии из-за стабильности этой страны, поэтому земля здесь на вес золота. Так что базельский аэропорт находится за границей, в Эльзасе (а это провинция Франции). А когда выезжаешь из аэропорта на шоссе, то по обе его стороны высится ограждение — эдакий коридор в Швейцарию, не испорченный ничем французским.

Можно сказать, что Базель как европейский город ничем особым не выделяется, хотя в целом несомненно симпатичен. Повсюду бегают зеленые трамвайчики. Можно сидеть на берегу Рейна, наблюдая за баржами и потягивая приятное швейцарское — или еще более приятное немецкое — вино. Для города, где основные отрасли промышленности — фармацевтика и химия, Базель выглядит на удивление чистым. Сначала, гуляя по улицам, я все никак не мог понять, чего же не хватает? Потом до меня дошло: не было пластиковых мешков с мусором, содержимое которых вываливается на тротуар, — нормальная картина в Нью-Йорке и Лондоне. А где же мусор? Где конфетные обертки, окурки, старые газеты? Я так и не понял, то ли каждый аккуратно собирает окурки и складывает их в специальные контейнеры, как учат молодых курсантов в Форт-Диксе, то ли турки, испанцы и итальянцы, убирающие улицы Базеля, так классно делают свою работу.

Пол встретил меня в аэропорту. Потом мы пошли на ланч с неким господином, который просветил меня касательно основ швейцарской банковской системы — предмета, который и свел нас с Полом. А уже после ланча мы отправились на Сент-Якобштрассе, одну из главных артерий города. Там располагался тот самый дом 7 — четыре этажа из сияющего стекла и металла: мой швейцарский банк.

Пол вместе с архитектором разработал спиральную лестницу, связывавшую два этажа. В остальном же все внутри выглядело… Как? Как банк — как обычный американский банк, открытый, светлый, сверкающий, кассиры и служащие без пиджаков, калькуляторы, телефоны. Иначе говоря, это было совсем не похоже на частный швейцарский банк, с его коридорами, охранниками и общей атмосферой скрытности.

В офисе Пола мы уселись за столом впечатляющего размера, соответствующего статусу порядочного Bankpräsident, т. е. президента банка, и меня стали знакомить с самыми разными людьми. Сейчас я в состоянии вспомнить только одного из них, и то лишь потому, что после этого несколько раз встречался с ним, — Луис Толе, приятный светловолосый голландец лет 30, выходец из амстердамской банковской семьи, который занимался управлением банковскими портфелями.

— Немецкая марка, похоже, укрепляется, — сказал один из служащих.

— Купите еще миллион марок, — сказал Пол.

Луис Толе спросил, знаю ли я что-нибудь про японские конвертируемые бумаги. Я сказал, что нет.

— На следующей неделе ожидается выпуск Hitachi, — сказал Луис. — Красотки, не бумаги. До чего же сексуальные.

— Серебро, — сказал Пол. — Вот что пробьет потолок.

Насчет серебра я был в курсе.

— Я сейчас пишу аналитический отчет о серебре, — сказал Пол. — Раньше или позже в Казначействе США кончится серебро, и — бабах! У нас есть человек в Бейруте, который на серебре собаку съел.

И золото — мир же не будет без конца терпеть эти потрепанные бумажные деньги, которые дешевеют с каждым днем по мере того, как правительства печатают их все больше и больше.

Вошел еще один обаятельный джентльмен, которого я назову Альфредом по той простой причине, что уже не помню, как его звали на самом деле. У Альфреда были с собой бланки заявлений на открытие счета. Я сказал, что собираюсь стать акционером, а не вкладчиком. Альфред возразил, что большинство акционеров имеют здесь вклады. Разве я не знаком со всеми преимуществами, которые дает швейцарский банковский счет?

Не знаю, почему я вдруг заколебался. Швейцарские банковские счета должны быть вполне нормальным делом для профессиональных игроков из Лас-Вегаса, южноамериканских диктаторов, мафиози, для людей, которые получают доход наличными, некоторых врачей, например, или же за границей. Такие люди вряд ли горят желанием информировать правительство о своих доходах, потому что воспринимают налоги как личное оскорбление. Себя же я плохо представлял в роли владельца номерного счета. И где я записал бы этот номер? Сделал бы татуировку на пятке? Да и что я могу положить на этот счет, в конце-то концов?

— Мне не нужен счет, — сказал я. — У меня уже есть текущий счет. В Соединенных Штатах.

Альфред сделал утомленно-скучающее лицо. Я сказал явно не то, что следовало бы. Наверное, все прочие посетители банка появляются здесь с кейсами, набитыми валютой.

— Послушайте, — сказал я. — Банк действительно интересует меня как объект инвестирования, но я плачу налоги.

На лице Альфреда не дрогнул ни один мускул. Я продолжал оправдываться.

— Мои доходы, — сказал я, — абсолютно прозрачны, и налоги с них выплачиваются сразу. Кстати, тот, кто не хочет платить налоги в Штатах, тот помещает деньги в налоговые убежища и не платит. В смысле, не платит в этом году. Все абсолютно легально — правительство не возражает.

Альфред слегка заинтересовался.

— Штука тут в чем, — сказал я. — Конгресс США издает налоговые законы. А потом заинтересованные группы начинают лоббировать, проталкивая привилегии для себя.

Я рассказал Альфреду о своем стаде крупного рогатого скота. Ему понравилось получение отсрочки уплаты налогов с аурой вестерна, но это не сбило его с главной мысли.

— А вам и не нужно открывать номерной счет, — сказал Альфред. — Ваш счет может быть совершенно открытым. Я рад, что вы любите платить налоги. Мы в Швейцарии считаем, что все происходящее между джентльменом и налоговой службой его страны — это личное дело джентльмена. Швейцария сотрудничает с другими странами в поимке преступников, но по швейцарским законам уклонение от налогов в другой стране — это не преступление. Кстати говоря, вы женаты?

Я сказал, что я женат.

— Брак счастливый?

Брак счастливый.

— Ну вот, — сказал Альфред. — Брак счастливый, дом застрахован. И вы, конечно, уверены, что ваш брак таким и останется, но статистика говорит об обратном, особенно в Америке. И вы знаете, что такое американские разводы. О них вся планета знает. Жене остается дом, она живет себе как жила. Адвокаты и суды сгребают весь доход мужа и оставляют ему $70 в неделю — на бедность. Сейчас вы счастливы, но никто не знает, что будет лет через 5, 10, 20. Вы американец, вы любите платить налоги, а если не хотите делать этого, то откармливаете бычков. И еще вы полагаете, что всю жизнь будете счастливы в браке. Но неужели вам не нужна хоть какая-то подстраховка?

— В смысле? — спросил я.

— Открыв счет здесь, вы не совершаете ничего противозаконного. Можете и дальше платить свои налоги, покупать акции на любой бирже мира, покупать и продавать товары и сырье по всей планете — и никто об этом не обязан знать. А в один прекрасный день, когда адвокаты вашей жены захотят загрести все деньги, потом и кровью заработанные за два десятка лет, у вас будет личный резерв.

Альфред явно не первый раз встречался с американцами. Как искуснейший торговец страховыми полисами, он знал, на какие кнопки давить. Даже самый счастливый в мире муж здесь задумался бы.

— И ничего противозаконного, — сказал Альфред. — Что противозаконного в том, что вы получите чуточку больше, чем хотели бы адвокаты вашей жены? А ваших отношений с правительством это дело не касается.