Лунный Зверь - Игорь Вереснев

Феокл не дал Императору ответить.

— Ваше величество! Вы можете велеть казнить меня либо замуровать в склепе. Но это ничего не изменит! Яйца готовятся не кухаркой по кулинарным рецептам, их несет курица. И мир этот создан Богом. И все, что есть в мире. Да, Бог решает, кого одаривать умом, кого — силой или красотой. Но он одаривает достойных! Да, императорская власть дарована им, ваше величество. Но разве нужно этого стыдиться? Вы Император потому, что нет никого, более достойного этого титула. И вы, ваше высочество, награждены ослепительной красотой потому, что достойны быть первой красавицей Империи. Мы все должны благодарить Бога за то, что он делает для нас. И стараться быть достойными, чтоб он не усомнился в своем выборе. Быть достойными каждый день, каждый час, потому как ни одно деяние, ни одно слово наше не останутся незамеченными.

И опять тишину в зале разорвал голос Императора. В этот раз куда более мягкий:

— В таком виде твоя теория не лишена привлекательности. Сейчас самое время представить доказательство ее истинности. Если твой бог всемогущ и всеведущ, пусть защитит своего верного слугу. Обнаружит себя хоть как-то.

— Да, пусть сделает чудо! — тут же подхватила его племянница. — Что-нибудь красивое. Например, пусть «на пиках солдат зацветут розы. Это ведь красиво?

Наивное предложение девушки будто освободило всех присутствующих от леденящего напряжения. В зале засмеялись. Даже профессор хмыкнул:

— Или пусть этот пергамент вновь превратится в теленка. Хоть что-то? Где же твой всемогущий бог, глупец?

— Бог не только всемогущ, но и разумен. Он не станет развлекать вас, будто ярмарочный фокусник И уж во всяком случае, не нарушит законы, которые установил. Бог проявит свое могущество тогда и так, как сам посчитает нужным.

Обвинитель ехидно ухмыльнулся. Он уже торжествовал победу, в которой не сомневался с самого начала.

— То есть доказательств у тебя нет. Твой всемогущий бог не в состоянии защитить даже своего единственного последователя? Не слишком же он разумен, как я посмотрю.

— Мне не нужны доказательства, потому что у меня есть вера… — начал было Феокл и осекся. Потому как где-то внутри черепа шепнули: «Э, не спеши! Кое-какие доказательства мы им предоставить можем».

Он не испугался. Из-за чего пугаться? Бог вновь снизошел к нему. Бог стал частью его, вкладывал в голову Феокла свои мысли, в уста — свои речи. Вернее, он стал частью Бога.

Подсудимый улыбнулся. Повернул голову к высоким, в три человеческих роста, окнам. Солнце играло всеми красками в прекрасных витражах, собранных из лучшего данбарского стекла. Мягкий свет заливал Большой зал, соперничая в яркости с тысячесвечовой люстрой под куполом.

Так было минуту назад. Под взглядом Феокла витражи вдруг начали гаснуть, темнеть. Удовлетворенно кивнув, он неожиданно спросил у обвинителя, прервал длинную ехидную тираду, призванную подвести черту под сегодняшним процессом:

— Послушай, ученый господин, погода ведь тоже подчиняется вашим законам природы?

— Разумеется! — негодуя, что тупица посмел его перебить, фыркнул профессор. — Температура воздуха зависит…

Закончить ему опять не дали:

— И вы умеете определить, каким должен быть день? Например, сегодняшний?

— Да, невежа! Наука позволяет составить прогноз погоды. Сегодня у нас ясный, солнечный день, как и ожидалось…

Обвинитель осекся, глядя на потемневшие окна. А буквально через мгновение оглушительный раскат грома заставил взвизгнуть нескольких женщин. Потянуло холодом и влагой из распахнутых дверей в дальней части зала. Глава Академии обеспокоенно приподнялся из-за стола, завертел головой, высматривая кого-нибудь из служителей.

— В прогнозе возможна ошибка! Дождь и гроза никак не могут рассматриваться доказательством существования «бога».

Ответом стал новый раскат грома, еще ближе и громче прежнего. Витражи полыхнули жутковатым сине-алым отблеском. В зале уже встревоженно шушукались, в амфитеатре обеспокоенно приподнимались с мест. «Двери! Да закройте же кто-нибудь двери! Сквозняк ужасный!» По проходу побежали служители. И на галерке началось движение.

— Не доказательство!.. — пробился сквозь раскаты голос яростно трясущего вытянутым пальцем обвинителя.

«А так?»

Кусок витража в верхней части ближайшего к подиуму окна громко треснул. Посыпались, заставив завизжать чуть ли не всех женщин в партере, стекла. Ворвавшийся порыв ветра мгновенно погасил люстру, бросив зал и всех сидящих там людей в жуткий полумрак Шум, скрип кресел, возгласы. Феокл не обращал внимания на происходящее в зале Он смотрел на оранжевый, похожий на огненный апельсин шар, неторопливо заплывающий в разбитое окно.

В почти беспрестанных вспышках молний зрители шар заметили не сразу. А когда увидели… Кто-то истошно завопил, словно фитиль поджег к взорвавшему зал паническому переполоху. В проходах, на лестницах, ведущих с галерки, началась давка. Титулы, сословия, пол, возраст, богатство, дорогие наряды — сейчас ничего не имело значения. Горожане превратились в безмозглое стадо, жаждущее одного — спастись.

А те немногие, кому удалось сохранить хладнокровие, либо, наоборот, вовсе остолбеневшие от страха, наблюдали, как за первым шаром в зал вплыл второй, третий, четвертый… Огненные «апельсины» плавно колыхались под куполом, будто раздумывали, выбирали, на чью голову им опуститься.

Первый начал снижаться. Застыл ненадолго на уровне императорской ложи. Расстояние было приличное, ярдов шесть-семь. Но дамам хватило. Не обращая внимания на царственного кавалера, они с визгом и поспешностью, достойными уличных девок, бросились за портьеру, скрывающую ход к специальному, предназначенному для избранных особ крыльцу.

Шар продолжал снижаться. Он выбрал свою цель. Или «цель» сама поджидала его? Видеть шаровую молнию Феоклу доводилось и прежде. Но в двух футах от собственного лица — никогда. Охраны вокруг больше не было, солдаты сбежали, едва поняли, куда движется жуткий предвестник смерти. Феокл тоже мог сейчас улизнуть. В полутьме и суматохе ничего не стоило смешаться с толпой. Но он был Бог. Богу не приличествует убегать.

— Это сгусток энергии, — просипел все еще стоящий на подиуме профессор. — Он может сжечь человека, оказавшись поблизости. А прикоснувшись, убьет наверняка.

— Я знаю, — согласился Феокл. И, прошептав едва слышно «мандрагора пассат», погладил пальцами шар.

Ощущения были — будто легкая судорога прошла по кисти, запястью, дальше до локтя. И пальцы онемели. Но лишь на мгновение. «А ты отчаянный парень. Молнию голыми руками хватаешь!» — «Моя вера сильнее любой молнии». Феокл приподнял шар на кончиках пальцев. Невесомый, податливый. Не верится, что штука эта несет в себе смерть и разрушение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});