Заходер и все-все-все… - Заходер Галина Сергеевна

В тетрадке под условным № 12 наброски стихотворения:

Ты присоединился к большинству, Так, помнится, говаривал Петроний. Я не мертвец — Ведь я еще живу — И не присоединяюсь к большинству.

Однако примерно в то же время он означил год рождения и смерти шутливого персонажа в книге «Заходерзости» — Доржи Карман-Ширея, которому он приписал свои фривольные стишки, ссылаясь на несохранившийся язык монгольского поэта. Смотрите: 1218–1300 (?) Знак вопроса означает неполную уверенность в точности года смерти участника двух походов. Напоминаю, что сам Борис Заходер — участник двух «войн-походов» — родился 9 сентября 1918-го, а умер 7 ноября 2000 года. 1918–2000. Так что теперь можно считать, что дата Карман-Ширея может обойтись без знака вопроса…

Сделав первое открытие, мы сделали и второе: любимый им Гете умер тоже на 83-м году жизни: 28.VIII.1749 — 22.III.1832. По гороскопу оба они — «Девы» и, если пересчитать день рождения Бориса по старому стилю, то будет 27.VIII. Почти совпадает.

Шекспир. Семь сдвоенных томов на английском языке, изданных в Филадельфии в 1887 году, со 171 гравюрой Бойделла и 50 фотографиями. Темно-зеленый кожаный переплет с золотым тиснением. По обрезу — золото. Раскрываете томик, и вас поражает роскошь простора, так нехарактерная для современных изданий, особенно последних лет. Издатель George Barrie не боится пустых листов; в книге широкие поля, а иллюстрации наклеены на чистый лист и прикрыты вощеной бумагой. На форзаце надпись: ONLY ONE HUNDRED COPIES (только сто копий). Данная копия имеет № 72. Далее сообщается, что отпечатано on Japaneese Paper, вероятно, на рисовой бумаге. Это издание Борис получил в подарок от школьного — и на всю жизнь! — друга, поляка Стасика Людкевича. Поляка из Польши, которая тогда, как и теперь, была свободная, но не такая разоренная и изувеченная (как написал Борис в газете «Миссия» в 1993 году).

В 1978 году мы были в гостях у Станислава Людкевича и его русской жены Лиды в Стокгольме, где они проживали в те годы. Трудно даже вообразить, сколько лет друзья не виделись! До этого я знала о Стасике лишь из рассказов Бориса и уже заранее его любила. Знала, что он какое-то время занимал пост директора Варшавского телевидения, но в разгар махрового антисемитизма покинул Польшу и уехал в Израиль, где им, особенно Лиде, не понравилось, и они перебрались в Стокгольм. Там Стасик работал в архивах музея, Лида тоже где-то служила.

Сразу же, в первый день, мы с ним настолько понравились друг другу и подружились, что частенько, потихоньку от его жены и моего мужа, удирали пошкодничать — нарушить шведские законы, запрещающие пить даже пиво на улице и в общественных местах. Мне нравилось как само пиво, которое было для меня приятным открытием, так и способ его употребления, когда, давясь от смеха, мы, словно школьники, сбежавшие с урока, заслоняя друг друга от нескромных глаз, поглощали его из жестяной банки, что тоже было для меня новинкой.

Была еще одна неожиданная радость. Повидаться с нами из Америки приехал общий друг — Александр Моисеевич Некрич, которого друзья называли «младший братец», а Борис шутливо обзывал «Нехристь». Он тоже учился в той самой 25-й школе, но был на два года младше друзей и достался им по наследству, взамен своего старшего брата Владимира, погибшего в Отечественную войну. Расставаясь с ним в Москве в 1976 году, после того как он вынужден был эмигрировать, мы вообще не рассчитывали когда-нибудь свидеться. Многим памятна его история. Яркий, талантливый историк-исследователь, научная карьера которого до середины шестидесятых годов складывалась удачно: защита кандидатской, потом докторской диссертации, рекомендация для избрания в члены-корреспонденты Академии наук. И в одночасье научная и личная жизнь Александра Некрича рушится — после того как в 1965 году вышла его плановая работа, книга «1941, 22 июня». В ней он — первый из отечественных исследователей — убедительно показал, что сокрушительное поражение Советского Союза в начальный период Отечественной войны явилось следствием преступной политики сталинского руководства. Книга (тираж 50 тысяч экземпляров) разошлась мгновенно, однако успех, который она имела у читателей, вызвал совершенно иную реакцию власти. Было сфабриковано «Дело Некрича», состоящее из 7 томов, общим объемом 1660 страниц! Его принуждали отказаться от концепции книги, «признать свои ошибки». Некрич вел себя исключительно мужественно, проявив черты выдающегося гражданина и подлинного патриота. За отказ покаяться в 1967 году его исключили из КПСС, в которую он вступил во время Отечественной войны, пройдя ее от Москвы и Сталинграда до Кенигсберга, — сначала бойцом, а потом гвардии капитаном, награжденным двумя орденами Красной Звезды и боевыми медалями. Исключали на «самом высоком уровне» — весьма громко! Представление в «членкоры» было немедленно отклонено. Опальную книгу, согласно циркуляру Главлита, изымали из библиотек или переводили в спецхран. Те, у кого она имелась, вынуждены были ее прятать! Сашу перестали печатать, не давали работать. И лишь спустя десять лет, после кончины слепой матери, он решился на эмиграцию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вспоминаю еще одну историю, лишний раз подчеркивающую его независимость. Как только Саша уехал из страны, до нас дошли слухи, что в Риме, так называемом перевалочном пункте, где эмигранты ожидали своей участи, чиновник, желая облегчить или ускорить сроки ее решения, попросил Некрича «смягчить» мотивировку его вступления в партию, написать, что он был «вынужден» принять такое решение. Саша отказался, ответив, что сделал это добровольно, чем вызвал раздражение чиновника и надолго отодвинул решение своей судьбы.

Обсуждая с Борисом эту историю, я сказала: «Сразу видно, что Саша не советский человек, правильно, что они его выдворили». Боря похвалил меня за эту реплику и неоднократно цитировал, ссылаясь на меня.

Можете себе представить встречу старых друзей! Вот тогда-то и захотел Стасик подарить своего Шекспира, но Борис, понимая материальную ценность подарка, отказался принять его. Вскоре Стасик все-таки настоял на своем — пришла посылка из Стокгольма. Борис принял подарок с большой признательностью.

А еще через некоторое время мы получили сообщение, что Станислав Людкевич покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна…

Вот такой Шекспир…

С Сашей Некричем мы виделись еще несколько раз. Через три года — в Вене, откуда втроем на взятой напрокат машине путешествовали по Австрии. На следующий год — в Париже. И наконец наступили времена, когда мы смогли обняться в Москве. Он всегда останавливался у нас.

Александр Моисеевич Некрич умер в Бостоне в 1993 году, на 73-м году жизни.

Поэзия. Несколько полок.

Кто помнит, как я «прокололась» с поэзией при первом знакомстве с Борисом, поймет, что будет правильнее, если я оставлю эти полки без комментариев. В свое оправдание добавлю, что поэзию Бориса Заходера я чувствую и люблю. На этот счет у него не возникало сомнений, он всегда мне первой читал свои новые стихи и спрашивал нередко, какой вариант мне больше по душе. И я воспринимаю его в первую очередь как Поэта.

Однажды Борис сказал нашей общей подруге: «Что-то у меня не получилось…» На что наша подруга ответила: «Вы для поэта слишком умный». Подумав, Борис сказал: «Да-а, может быть, вы правы…»

Другой друг, вспоминая беседы с Борисом, добавил, что он разговаривал как математик, а мыслил — как поэт.

Сказки. Занимают три полки.

У Бориса была мысль создать свою антологию мировых сказок. Сожалею, что недостаточно внимательно слушала, а скорее всего, не сумела запомнить.