Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович

— Русский отряд, тысяч пять шесть конницы и стрельцов, тайно вышли на Пернов. Среди нанятых горожанами наемников оказались подкупленные московитами предатели — они ночью открыли ворота, и не одни. Собравшийся в городе ландтаг истреблен до последнего депутата, целиком. Архиепископ рижский и его брат коадъютор убиты, гарнизон полностью истреблен. Войска, стоявшие у городской крепости в поле, захвачены врасплох — ландскнехты и гофлейты перепились, их просто вырезали в шатрах. Спасшихся немного, все потрясены безжалостным избиением!

Бывший магистр просто остолбенел, не в силах «переварить» ужасающее известие. И с пронзительной ясностью старый комтур осознал все масштабы катастрофы, но не успев спросить, был буквально добит следующими известиями, которые выпалил командор.

— Труп ладмейстера Кетлера выловили из реки, прибило к острову, где были кнехты принца Магнуса. Все комтуры и рыцари погибли вместе с ним — выживших нет. Московиты день перестреливались с рейтарами и гофлейтами эзельского епископа, и отступили из города.

— Принц Магнус жив?!

— Он ночевал у себя в замке, и там были все его воины — сами знаете какая неприязнь между двумя городами — их бы просто не впустили. А так повезло — в городе было совсем немного воинов епископа, русские их перебили всех, также как наших ливонцев вырезали.

— Это хорошо, что принц живой остался, есть надежда объединить наши силы воедино…

— Датский король в мире с русским царем — епископ воевать не станет. Он о мире печется, всех убиенных отпевает, несчастных собирает.

— Что с нашим войском?!

— Как узнали о Перновской резне, то половина, все кнехты из эстов, к принцу Магнусу сразу ушли, а ливонцы и ландскнехты в Лифляндию отходят, к гофмаршалу фон Вендлю.

Фюрстенберг вздохнул — несчастья сыпались одно за другим. Ливония фактически обезглавлена, потрясение будет страшным во всех местах — и городах, и мызах. Русские «примирили» магистра и архиепископа на смертном одре, и теперь можно ожидать еще более ужасающих событий, хотя куда как страшнее может быть. Да еще верные люди из Дерпта передали — там собирается полчище московитов, тысяч сорок войска будет, с осадными пушками. И пойдет оно на Феллин, больше некуда — не оставят же занозу в тылу, если ее не вырвать, то на Ригу идти опасно.

После раздумий, бывший магистр негромко, но властно приказал:

— Вот что, командор — принимай замок и город, вместо меня комтуром здесь будешь! А мне в Пернов нужно скакать немедленно — к принцу Магнусу. И вот еще что…

Глава 31

— Вот грамоты, которые магистр Кетлер отписывал польскому королю Сигизмунду-Августу. Русские разбросали их, ища золото, но когда мои гофлейты и рейтары заняли город, то нашли ларец с перепиской ландмейстера и передали мне. Удивительные бумаги, почитайте их, Вильгельм, там все четко сказано, предельно откровенно.

Магнус указал на разложенные по столу несколько свитков, увитых шнурками с печатями, и поднялся с кресла, отойдя к окну. Стал разглядывать отошедший после русского набега Пернов, искоса подглядывая за старым экс-магистром, на которого заранее сделал ставку в этой «игре», где главным призом была королевская корона.

Пока все шло по плану, с некоторыми накладками, правда, но без них в любой комбинации не обойтись. Да и шероховатостей было многовато, но так он не гениальный мастер, такие навыки шлифуются годами. Но вся подготовительная работа завершена — претенденты, что являлись конкурентами, убраны с доски и уложены в ящики, в прямом и переносном смысле, если долей черного юмора приправить. Войско у него имеется, причем половина орденских кнехтов перебежала в его стан — все эсты и часть леттов-латышей, что не пошли за своими бывшими владельцами.

Весьма примечательный звоночек — значит, вводимый им новый уклад жизни куда более по сердцу коренному населению, совершенно бесправному, как ни крути. Да, он значительно облегчил положение крестьян, но не в той мере, в которой хотел. Однако и этого хватило с лихвою — теперь Магнус был полностью уверен, что драться за его власть будут все эсты, а с ними родственные им ливы, пока еще уцелевший маленький народец на южной стороне Ирбенского пролива. И следует рассчитывать на какую-то часть латышей, особенно тех из них, кто узнал новые правила, вводимые епископом. Как из Курземе, где расположены три его курляндских епархии, а также из северных районов Видземе, примыкающих к древней эстонской земле области Сакала, где триста пятьдесят лет тому назад отчаянно боролся с крестоносцами легендарный вождь эстов Лембиту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Появлявшиеся на лице Фюрстенберга гримасы свидетельствовали, что информация бывшему магистру явно не понравилась — откуда он мог знать, что избрание Кетлера ландмейстером означало для Ливонского ордена одно — у него появился собственноручно взращенный могильщик, который уже получил весьма весомый аванс — корону герцога Курляндии и Семигалии. Хороший куш, как не крути!

— Вы узнали об этом недавно, ваше преосвященство?!

Голос Фюрстенберга прозвучал надтреснуто, чтение убийственных бумаг не прошло бесследно — лицо было побледневшее, но глаза горели яростным огнем — так всегда бывает, когда нормальный и порядочный человек узнает о предательстве того дела, которому он посвятил всю свою жизнь. В такой момент и жить не хочется!

— Давно, с первого дня прибытия на Эзель, когда мне орденские рыцари попытались продать владения. Тут нечего удивляться, магистр — ведь всем известно, что первыми с тонущего корабля бегут крысы. И сам Кетлер мне писал подобное — посмотрите, как он старательно пытался округлить за счет ордена свои будущие владения. Это наши с ним грамоты по обмену, так сказать «покровительством», но они не имеют никакой силы — как видите, там нет моей подписи.

Магнус дал экс-магистру два свитка, тот их развернул и впился в текст горящими глазами, и вскоре отложил грамоты. Яростный порыв угас, глаза старика потускнели, неимоверная усталость тела и души — вот все, что отражалось всем его видом.

И вскоре глухо прозвучал не свойственный для немца исконный русский вопрос. Слова упали с бескровных губ как тяжелые камни охватившего экс-ландмейстера отчаяния:

— И что теперь делать?!

— Ливонский орден теперь обречен, дни его полностью сочтены. Мене, текел, фарес!

Библейские слова прозвучали гулом погребального колокола — Магнус подводил окончательную черту — с преждевременной гибелью Кетлера и архиепископа рижского наступила раньше срока и скоропостижная смерть последнего государства крестоносцев на берегах Балтийского моря. Несомненно, будь они живы, можно трепыхаться еще с полгода, как и произошло в однажды минувшей истории. Но сейчас уже все — хоть скули песик, хоть вой, или царапайся лапками, но Жучка сдохла!

— Но гибель ордена не означает гибели Ливонии, которая стала родиной для многих немцев — как вассальных дворян и рыцарей, так и горожан. И перспектива у них пока остается — или жить в своем государстве, со своими порядками, или стать частью чужой страны, с иными правилами, где их будут постоянно ущемлять. Но тут нужно частично отрешиться от прошлого, убрать все то, что мешало, что приводило к вражде и внутренним войнам, и сплотится под новым знаменем.

Магнус уселся в кресло и пристально посмотрел на Фюрстенберга, тот взгляда не отвел, но прочитать что-либо в блеклых глазах бывшего ландмейстера было невозможно. Молодость и старость взирали друг на друга с минуту, и паузу нарушил крестоносец:

— Вы хотите что-то сделать, ваше преосвященство?

— Уже делаю, магистр. Да-да, именно магистр — вы должны взять власть в свои руки, чтобы спасти не сам орден — он обречен, а людей и саму идею независимой Ливонии. В стране нет другого епископа кроме меня, и нет иных ландмейстеров кроме вас одного— ландмаршал Вендль будет на вашей стороне, а, значит, вы войдете в Венден. А Рига примет меня — по крайней мере я на это надеюсь, и вы знаете почему.