Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

и переиздали более сорока раз, и перевели позднее на десятки языков, и изучали на офицерских курсах и в военных академиях разных стран, но ни Сталинской премии Б. не получил, ни орденов, как другие военкоры. Возможно, еще и потому, что слишком безыскусным, на первый взгляд, казалось повествование Б., открывавшееся фразой: «В этой книге я всего лишь добросовестный и прилежный писец».

Генерал Белобородов эту безыскусность — синоним правды — оценил по достоинству и на рукописи очередного бековского очерка, задержанного военной цензурой, не только наложил резолюцию: «Все правильно, так командовал, как здесь написано», — но и заверил свою подпись дивизионной печатью. Тогда как, — по словам А. Рыбакова, —

Момыш-Улы, которого Бек прославил на весь мир, стал его злейшим врагом. Он считал себя соавтором «Волоколамского шоссе». Он измучил Бека экспертизами и тому подобными вещами, отнимавшими у писателя время и рвавшими ему душу[322].

С романом «Талант» («Жизнь Бережкова») того хуже. Когда он, начатый еще до войны, был в 1948 году предложен к печати в «Новом мире», прототип главного героя — конструктор авиационных двигателей генерал А. А. Микулин обвинил писателя в клевете и в случае публикации пообещал ему ноги переломать, а редакцию разогнать к чертовой матери. Пошли, — как тогда говорили, — «сигналы», так что «вето на публикацию „Жизнь Бережкова“ накладывал сам Л. Берия»[323], и в свет она прорвалась только через восемь лет, после смерти могущественных заступников Микулина.

И, наконец, «Сшибка», как в первоначальной редакции назывался роман, в главном герое которого угадывался сталинский нарком И. Ф. Тевосян. К октябрю 1964 года, когда «Новый мир» одобрил рукопись, Тевосян был уже покоен, так что в бой за поруганные, как ей показалось, честь и достоинство своего мужа вступила его жена — «старая партийка» О. Хвалебнова.

Она, — свидетельствует один из руководителей Отдела культуры ЦК А. Беляев, — подняла на ноги всех, она написала письмо министру черной металлургии, его заместителям, крупным хозяйственникам-металлургам, ученым, предсовмина Косыгину, члену Политбюро ЦК КПСС А. Н. Кириленко, ведавшему вопросам развития этой области промышленности, она написала и руководителю КПСС Л. И. Брежневу…[324]

Итог? Б. шесть раз менял название романа — со «Сшибки» на «Новое назначение», предложенное А. Твардовским, потом на «Онисимова», на «Историю болезни», на «Солдата Сталина», на «Человека без флокенов». Б. вписывал в текст сцены теперь уже с участием Тевосяна, названного по имени, а самые рискованные удалял… И «Новый мир» сначала при А. Твардовском, потом при В. Косолапове сражался вместе с ним, да и с «Москвой», куда Б. попытался предложить крамольный роман, тоже ничего не вышло[325]. Всё впустую, пока его текст, бродивший в самиздате и к тому времени известный едва ли не всем столичным литераторам, не проник на Запад.

Понимая, что публикация в одиозном издании НТС кладет крест на дальнейших попытках напечатать роман на родине, Б. встревожился, и, — вспоминает В. Лакшин, — «принес письмо в „Лит. газету“ — неловкое, наивное, с протестом против публикации в „Гранях“»[326].

Дело, однако, было сделано, и слава Богу, ибо, — свидетельствует Б. Рунин, — умирающий Бек все-таки держал эту свою книгу в руках, правда, вышедшую не в Москве, а в Мюнхене, но ведь книгу! А принес ее Беку в больницу (об этом мало кто знает) не кто иной, как тогдашний оргсекретарь Московского отделения Союза писателей Виктор Ильин, бывший генерал КГБ, сам просидевший несколько лет на Лубянке[327].

И пройдут еще годы, прежде чем Г. Бакланов поставит «Новое назначение» в первый же номер, который он подписал как главный редактор журнала «Знамя» (1986. № 10), а посвященная разбору этого романа статья Г. Попова «С точки зрения экономиста» (Наука и жизнь. 1987. № 4) станет читаться как один из первых бестселлеров перестройки.

Теперь, когда из жизни ушла Т. Бек, много сделавшая для сохранения памяти о своем отце, вспоминают его реже, чем он того заслуживает. Но собрание сочинений выпущено, персональный сайт http://alexanderbek.ru/ работает, «Волоколамское шоссе», «Новое назначение», да и другие книги Б. выходят.

Значит, есть на свете и справедливость. Жаль только, что сам Б. в этом уже не убедится.

Соч.: Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит., 1991–1993; М.: ПЕН-центр, 1991; Волоколамское шоссе: Роман. М.: Вече, 2019.

Белинков Аркадий Викторович (1921–1970)

В отличие от многих и многих сверстников, Б. в детстве и отрочестве горя не знал: рос среди книг в обеспеченной еврейской семье, где «никого не раскулачили, никого не лишили, никого не арестовали»[328], набрал еще школьником фантастическую эрудицию, с блеском поступил в ИФЛИ (1939), откуда перешел в Литературный институт в семинар И. Сельвинского (1940) и, по причине врожденного порока сердца, не попал даже в действующую армию.

В общем личных причин ненавидеть советскую власть у него не было. А он ее с младых ногтей ненавидел или, скажем лучше, презирал — как аристократы духа презирают хамов, возомнивших себя хозяевами жизни.

И скрывать свое презрение Б. не считал нужным. Поэтому 30 января 1944 года за ним пришли.

Почему? Потому что он был невоздержан в разговорах. Потому что в противовес социалистическому реализму придумал свой художественный метод — «необарокко». И потому что в качестве дипломной работы намеревался предложить «Черновик чувств»[329] — роман вроде бы еще без прямых политических деклараций, но прочитывавшийся, — свидетельствует В. Саппак, однокашник Б., — как сочинение «внутреннего эмигранта»[330].

Б., приговоренному за все это к восьми годам лагерей[331], тут бы образумиться. Но он и в Карлаге, таясь и все-таки не сумев укрыться от «всевидящего глаза», продолжил писать — рассказ «Человечье мясо», пьесу «Роль труда», вступительную главу к роману «Россия и Черт», где, — процитируем его признательные показания на допросе, — «клеветнически утверждал, что Советская власть — дрянь», и «самое страшное не в том, что убийцы захватили власть в государстве, а то, что народу они свои, родные и любимые…»[332]

Так что приговор от 28 августа 1951 года еще строже — 25 лет ИТЛ с последующим поражением в правах, и вряд ли Б. дожил бы до конца срока, но грянул реабилитанс, и пусть не в первых рядах, а только 16 июня 1956 года его, «учитывая состояние здоровья», все-таки выпустили[333].

Б. вернулся в Москву, получил-таки диплом Литинститута, некоторое время даже преподавал в нем, но за прозу больше почти не брался, сосредоточившись отныне на исследовании писательских судеб. Писал внутренние рецензии для «Нового мира», составлял биографические статьи для «Краткой литературной энциклопедии», и в их числе (совместно с О. Михайловым) очерк об А. Блоке (1962)