Лучшая из лучших - Алексей В. Мошков

индивидуальному предпринимателю…

Установлено, что индивидуальным предпринимателем допущено приобретение и хранение свадебных платьев импортного производства в количестве 42 единиц на сумму…

В нарушение установленного законодательством порядка…

Ввиду отсутствия документов, подтверждающих соответствие приобретенных товаров для реализации установленному регламенту…»

— Так, стоп, — отреагировал Фомин. — У меня есть на руках все сертификаты, я не в первый раз произвожу закупки и знаю процедуру.

— В ходе проверки, — инспектор оторвался от экрана монитора и поднял на Максима усталые глаза, — ответственному лицу не были предъявлены документы, подтверждающие соответствие импортированных товаров техническому регламенту.

— А это что тогда? — спросил Фомин, доставая из наплечной сумки заранее приготовленную папку с сертификатами и заключениями таможни.

— Ответственная комиссия ознакомилась с имеющимися документами и пришла к выводу, что данные сертификаты не соответствуют установленному образцу, а таможенные заключения выданы с нарушениями существующей процедуры.

— И что теперь? — снова обратился с вопросом Фомин, едва сдерживаясь, чтобы в ответ на штампованные канцеляризмы собеседника не выстроить сложную лексическую конструкцию с обильным применением ненормативной лексики.

— Нашему ведомству рекомендовано провести дополнительную проверку, — все так же равнодушно отвечал инспектор, — для подтверждения или опровержения фактов допущенных нарушений.

— Кем рекомендовано? — уточнил Фомин.

— Внеплановые тематические оперативные проверки проводятся в пределах компетенции органами государственного контроля, — собеседник снова выдал заученную фразу, что уже откровенно раздражало.

— Это сути дела не меняет, — сказал Максим, держа в руках бумагу. — Мне-то что предпринимать?

— Дожидаться итогов предварительной проверки. Если факты нарушений будут подтверждены, материалы переправят в экономический суд, куда вас вызовут повесткой.

— Я буду обжаловать акт проверки, — ответил Фомин. — Очень верное решение, — внезапно плотоядно улыбнулся инспектор и стал похож на ящерицу, которая кусает свою жертву, а потом ходит за ней и ждет, когда у той наступит нервный паралич.

Как только ты понимаешь, что тебе не нужен особенный повод, чтобы купить коньяк — начинается новая глава твоей жизни. Хуже, когда поводов в избытке и с каждой очередной главой они растут в геометрической прогрессии.

Фомин не спал. Как он ни старался отогнать мысли, они делали круг по комнате, возвращались, усаживались в изголовье кровати и вновь принимались мучить Максима.

Тогда в ход пошла тактическая хитрость: чтобы нагрузить мозг данными и наконец расслабиться, Фомин представил, что он в лесу, который нужно заселить ежами. Приехал специальный человек на грузовике с полным кузовом ежей.

И на каждого ежика нужно оформить сопроводительные документы, выписать накладную и присвоить уникальный номер в лесном реестре… Когда последний еж заполнял на себя накладную, Максим уже спал. Ежик приложил к документу вместо подписи маленькую лапку, посмотрел на спящего Фомина, вздохнул и ушел в туман предрассветного леса.

Вибрирующий смартфон елозил по полу, своими нервными подергиваниями сообщая, что наступил новый день.

И это не радовало. «1 пропущенный вызов от: Настя».

— Привет! Ты чего вчера не позвонил? Я ждала (((

— Привет! Прости. Бухал с ежами.

— ???

— Долгая история…

— Мог бы и меня позвать.

— Не вопрос. В следующий раз возьму тебя с собой.

— Надеюсь, ежи были не женского пола?

— Они были ЕЖИ!

— Ты же понимаешь, что оправдание не катит? Даже не представляю, как ты будешь объясняться…

— Я же понимаю. И ежи же понимают. Если даже им понятно, то ты точно поймешь.

— Пока я ничего не поняла. Но если ежи не подтвердят, что ты был с ними, вместо них придет писец.

— Не надо писца. Они все расскажут.

— Так-то лучше.

Посвящать ее в свои проблемы не хотелось. Втягивать — тем более. Во-первых, Настя имела очень приблизительное представление о мире, в котором он живет, и помочь ему здесь она ничем не сможет, как бы ни старалась. Во-вторых, впускать ее полностью в свой мир и наделять всеми сопутствующими правами и личностными полномочиями он был не готов.

Хотя разделяющая их дистанция неуклонно сокращалась, с каждым днем оставляя позади метры недоверия и страха сближения, Фомин очень боялся споткнуться на последнем отрезке и пропахать носом землю, чтобы обреченно вернуться к началу беговой дорожки.

С ним непросто. Он злой, циничный и одинокий. Он не умеет верить. Ей придется научить его этому.

Он не любит говорить о своих неприятностях. Он вообще не желает кого-то посвящать в те трудности, с которыми сталкивается.

Он не создает проблем ни себе, ни другим. Он хочет, чтобы и окружающие избавили его от своих.

Он не боится людей, он опасается тех, кто ими притворяется.

Он не боится любить, он не хочет, чтобы за его любовь назначали цену.

Он пьет коньяк. Это единственный напарник, не задающий глупых вопросов и не предлагающий сомнительных решений.

А она…

У нее глаза освещаются вспышками. И если их видит только Фомин, они от этого становятся бесценными. Целые изумрудные океаны, озаряемые отсветами молний в грозовом небе. Его океаны. Он один ныряет в их зеленые волны.

Он не позволит этим волнам разбиться о камни прибрежных проблем. Он исследует каждый квадратный сантиметр каменистого дна и перетрет в мелкую пыль все найденные булыжники, оставив только золотые крупицы песчаника.

А она ему поможет, если захочет.

Она захочет, ей не все равно.

Она пьет белое полусухое вино и прислушивается к себе, пытаясь понять, что произошло.

— У тебя все в порядке?

— Ну, вроде бы да… А почему ты спрашиваешь?

— Моя интуиция издает странные звуки…

— Ты тоже слышишь эти голоса в голове?

— Сами по себе мне голоса не мешают, но этот местечковый акцент…

— Очень тебя понимаю! Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

— Подожди, я схожу с тобой!

Вот это было одной из множества черт, которые Фомину безумно нравились в ней. Настя была потрясающе легка в общении. За недолгий срок их знакомства он не мог припомнить ни одного момента, за исключением их первой встречи, в котором общение становилось бы неловким или обременительным.