«Кино» с самого начала и до самого конца - Алексей Рыбин

— Я ваш первый официальный фан. Запомните это. Когда станете знаменитыми, говорите всем, что ваш первый официальный фан, это я — Владик Шебашов.

Мы идём в гости к Гене, говорим о всякой ерунде, и вдруг Витька спрашивает меня:

— Лёша, а у тебя, вообще, какие планы на будущее?

— В каком смысле?

— Ну, через десять лет, через пять, каким ты себя видишь? В каком качестве?

— Не знаю. Я как-то не думаю об этом. Тебя интересует, какую пенсию я хочу получать от государства что ли?

— Вообще — чем заниматься?

— Я думаю, что будем играть дальше. Этого дела на всю жизнь хватит. А ты как считаешь?

— Да вот я тоже сейчас подумал, что я ничего другого перед собой не вижу.

— Ну, ты ещё рисуешь — можешь художником стать, если захочешь.

— Мне кажется, не захочу. В музыке я живу. Видишь, мы же не профессионалы, и всё это чистое дилетантство, но у нас будут свои слушатели. Ты как думаешь?

— Уже есть. Владик Шебашов.

Витька засмеялся:

— Да, Владик Шебашов, Майк, Борис… Борис ведь тоже непрофессиональный музыкант, и Майк тоже…

— Что значит — непрофессиональный? Как раз, по-моему, профессиональный. Одни играют так, другие — иначе, но играют ведь всё равно и живут этим. Не в смысле денег, а вообще — это основное дело. Они-то, как раз, профессионалы. И ты — тоже. Вернее, — мы.

— Да, ладно, профессионалы — не профессионалы, какая, в общем, разница? Ты серьёзно говоришь, что это для тебя основное дело?

— Да. А для тебя?

— Ну, я же говорю, — у меня ничего другого нет. Только моя гитара. Вот, кстати, новую уже пора покупать.

— Давай, Витька, успокоимся и будем играть себе. Что голову-то забивать?

— Классно! Кстати, знаешь, мне что-то перестало нравиться наше название. Я решил, что нужно брать одно слово. Во-первых, нас двое, и «Гарин и Гиперболоиды» — это как-то странно: ты-то теперь один «Гиперболоид». И потом одно слово как-то битновее. Одно короткое точное слово. Согласен?

— Ну, не знаю. Мне «Гарин» очень нравится. Я бы оставил. А ты всё-таки лидер — тебе решать. Если ты категорически против, давай придумывать новое.

— Да, Лёша, я, в общем, против.

— Какие-нибудь мысли по поводу нового у тебя есть?

— Не-а-а…

— Давай любые слова — первые попавшиеся. Устроим «мозговой штурм». Может быть, что-нибудь подвернётся.

— Давай. Стена, космонавты, цирк, асфальт, пионеры.

— «Космонавты» — очень смешное название.

— Давай «Космонавтов» запомним. Поехали дальше. Теперь ты.

— Цирк, кино, театр, кинотеатр, ринг, спортсмены, корабли…

— «Цирк» уже было. Так. Террариум, ярило, свет, ночь…

Так ничего и не выбрав толкового, мы добрели до квартиры Зайцева. На дверях рядом со звонком висел картонный кружок с маленькой прорезью сбоку. В прорези, если кружок поворачивать вокруг оси, появлялись вежливые надписи: «Приду в 20.00», «Приду в 21.00», «Приду в 22.00» и наконец категорично — «В квартире никого нет». На этот раз в прорези было самое приятное сообщение: «Мы дома».

Сегодня здесь мы должны были встретиться с Борисом — он позвонил Витьке и сказал, что у него к нам дело и что он будет вечером у Зайцева, который уже предупреждён и ждёт нас.

У Гены было всё как всегда — на магнитофоне вертелась лента, пел Шевчук. Последнее время он часто стал приезжать в Ленинград и всё время привозил Гене свои новые работы. Гостей, кроме нас и Бориса, у Гены сидело человек пять, все пили чай, беспрерывно курили и говорили о чём-то своём, не обращая на нас внимания. Борис был одет в синий строгий костюм, вызывавший на концертах агрессивную ненависть молодых любителей «Блэк Саббат» и «Уайтснэйк», но здесь костюм никого не шокировал — компания на этот раз у Гены собралась приличная. После приветствий и ничего не значащих первых фраз Борис подсел к нам поближе и сказал:

— Ну вот. Мы закончили только что новый альбом…

— Какой? — прервали мы его.

— Ориентировочно он будет называться «Треугольник». Но дело не в этом. Тропилло сейчас более или менее свободен, я с ним поговорил о записи вашего альбома. Сказал, что группа очень хорошая, молодая и интересная. Я думаю, что вам не потребуется много времени для записи. А я, наконец-то, попробую поработать в качестве продюсера, если вы, конечно, не против.

— О чём ты говоришь, Боря, конечно, мы согласны, — сказал Витька. — Спасибо тебе огромное. Это всё очень здорово.

— Ну, спасибо пока не за что.

— Как это, не за что? За то, что ты с Тропилло договорился.

— Да, вот ещё что. Вы подумали, какой звук вам нужен, барабаны и всё остальное?

— Ну, барабанщика у нас нет… Может быть, вы поможете, в смысле — «Аквариум». Я хотел бы всё-таки электрическое звучание, ну, может быть, полуакустику… Хотелось бы сделать звук помощней — всё-таки это наш первый альбом, нужно сделать его ударным — это же наше лицо, первый выход к слушателям.

— Ребята, я об этом уже думал. Как вы смотрите на то, чтобы поиграть для «Аквариума» — соберёмся дома где-нибудь, тихо-спокойно, вы покажете материал, а мы решим, кто чем может помочь. Тропилло заодно послушает. Ему ведь тоже нужно знать, что он будет писать. Вы вообще готовы сейчас что-нибудь показать?

— Сейчас — это когда?

— Ну, скажем, на этой неделе.

— Конечно, готовы. У нас недавно «квартирник» был — всё было чисто сыграно. Мы можем и на этой неделе. Как у тебя с работой, Лёша?

— Я могу во второй половине дня в любой день, хоть завтра.

— Вот и чудненько. Мы созвонимся с тобой, Витька, или, Лешка, с тобой, наверное, завтра. — Борис вытащил из кармана большую растрёпанную записную книжку, полистал её, что-то почитал в ней и сказал, — да, завтра мы собираемся у Тропилло, весь «Аквариум», я всем объясню ситуацию и позвоню вам. Кстати, Витька, у тебя есть записная книжка, в которую ты записываешь свои дела на неделю вперёд?

— Нет, — сказал Витька.

— Счастливый человек. Но скоро, я думаю, она тебе понадобится. Да, вот ещё что. У вас название всё прежнее — «Гарин и Гиперболоиды»?

— Знаешь, Боря, — Цой улыбнулся, — мы как раз, когда сюда шли, решили подумать насчёт нового. Я думаю, из одного слова что-нибудь — хочется найти нечто броское, яркое…

— Совершенно правильно. Мне тоже ваш «Гарин» не очень нравится. Это немного старовато. Вы же новые романтики — исходите из этого.

— Подскажи.

— Хм, подскажи… Давайте вместе.

И снова началась волынка с перебиранием существительных. К этому подключились все сидящие у Гены гости и сам Гена. Через час безуспешных попыток выбрать подходящее название мы остановились и решили переждать — наши головы явно нуждались в отдыхе — они уже были забиты короткими словами, как небольшие орфографические словари. Время было позднее, и мы, простившись с Геной, отправились на метро. Бориса с нами не было — он, как мы видели по размерам его записной книжки, был страшно обременён делами и убежал от Гены сразу после беседы с нами. Мы снова шли по Московскому, лил дождь, в чёрных лужах отражались яркие шары уличных фонарей, на крышах и фасадах домов горели разноцветные неоновые трубки, сплетённые в буквы и слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});