Кольцо златовласой ведьмы - Екатерина Лесина

Антон Сергеевич желает с ней говорить, а его желание – закон.

…Если бы он Елизавете приказал, то…

…Нет, это еще большая глупость. Зачем ему убивать собственных детей? Он – чудовище, но не из тех, которые устраивают себе же самому проблемы. А четыре смерти за неделю в одном доме – это большая проблема. И даже власти Антона Сергеевича не хватит, чтобы пресечь все слухи.

– Я буду вам очень признательна, – ледяной тон Елизаветы заставлял усомниться в ее способности испытывать признательность к кому бы то ни было, – если вы проявите понимание. Антон Сергеевич – великодушный человек, который предложит вам помощь. Не следует отказываться от этого предложения.

Он ждал ее в кабинете. Неуютное место. Колодец с высоким потолком и деревянными стенами – дубовые панели съедали пространство. Огромный стол. Два кресла.

Книжные полки с книгами, выстроенными по ранжиру.

Мягкий ковер.

– Садись, – Антон Сергеевич стоял у окна. Елизавету он отослал взмахом руки, охрану – тоже. Разговор – для двоих, и Вика готова была поклясться, что подслушать его никто не осмелится.

Сесть-то она села, но кресло было низким и мягким, неудобным – Вика ерзала, пытаясь найти ту позу, которая не будет казаться смешной или вальяжной.

– Твои мать и отчим мертвы.

Он отвернулся от Вики.

А Серега и правда на него похож, если со спины смотреть. Фигурой, пожалуй, этаким нарочитым пренебрежением к тому, что думают о нем окружающие. Но Сереге действительно плевать, Антон же Сергеевич играет. Демонстрирует позой и манерами, сколь мало Вика для него значит.

– Ты переходишь на мое попечение.

Вот меньше всего Вике хотелось переходить на чье-то попечение, тем более когда речь шла о таком человеке, как Антон Сергеевич.

– Я совершеннолетняя и в попечителях не нуждаюсь.

– Неужели? – Сколько скепсиса и презрения в голосе!

– Именно. Я сегодня же покину ваш дом и…

– Нет.

Сказано так, что стало ясно: Вике не позволят сбежать. Для нее уже написана роль в семейном спектакле, и самым разумным будет подчиниться.

– Вы не имеете права меня удерживать, – Вика выпрямилась настолько, насколько ей позволило кресло. – Что вам от меня надо?

– Кольцо.

– Какое?

– Ты знаешь, – Антон Сергеевич соизволил повернуться к Вике лицом. – То кольцо, которое передала тебе моя мать. Произошла ошибка. Старуха приняла тебя за Светлану.

Это вряд ли, поскольку Вика представилась. Однако об этой маленькой детали лучше помалкивать, поскольку, указав на нее, Вика признает, что она встречалась с матерью Антона Сергеевича.

Странно, тогда, в Италии, Вика жалела брошенного ребенка, он представлялся ей маленьким и одиноким. Воображению не всегда следует верить.

– Кольцо является нашей семейной реликвией. И я не могу допустить, чтобы эта реликвия попала в чужие руки. Верни его – и будешь свободна.

– Да пожалуйста, – Вика вытянула руки. Два перстенька – подаренный мамой на совершеннолетие, с александритом, и тот, который Гарик купил, потому что у девушки должны быть украшения. – Не знаю, о каком кольце вы говорите, но других у меня нет. Забирайте.

Конечно, не следовало надеяться, что Антон Сергеевич поверит ей на слово. Он хмыкнул и велел:

– Прекрати паясничать. Ты не понимаешь серьезность ситуации. Убиты четверо… ладно, трое, поскольку смерть Светланы произошла по естественным причинам.

Что может быть естественнее порции хорошего древнего яда?

– Однако Слава, твоя мать и ее супруг были отравлены. И возникает вопрос, кому может быть выгодна их смерть?

Вику этот вопрос тоже интересовал.

– У Игоря нет своих детей, равно как и родственников, которые могли бы претендовать на его состояние. Все отойдет тебе.

О состоянии Гарика Вика меньше всего думала. И получается, что она – богатая наследница? Нет, Антон Сергеевич не для того заговорил о деньгах.

– Это достаточный мотив, чтобы избавиться от отчима и надоевшей матери. Она ведь тебе надоела, Вика, не правда ли?

– Неправда.

– Лжешь. Она пыталась тебя переделать по своему образу и подобию. Опасное желание. И я не ошибусь, сказав, что в последнее время давление на тебя с ее стороны возросло. Ты ведь оказалась без квартиры. И работы.

– Что?!

– Ты не знала? Тебя уволили.

Не знала. И задохнулась от возмущения и обиды. Она в отпуске! В законном отпуске, который ей предоставили. Еще неделя, и отпуск закончится…

– Твоей матери не нравилась контора, где ты работаешь. Подруги, с которыми ты встречаешься. Твой внешний вид. Твой образ жизни. И, в конце концов, тебе надоело быть игрушкой.

– Вы и правда считаете, что я убила маму?

– Я считаю, что у тебя имелся мотив. И возможность.

Бред!

– Станислав был твоим сообщником. Он находился в Италии тогда же, когда и ты. Более того, он признался, что убил мою мать. Вероятно, по твоей просьбе. Вы заметали следы. Но ты не пожелала делиться с ним деньгами и приняла превентивные меры.

Вдвойне. Втройне бред!

– И, если я захочу, этого будет достаточно. У тебя есть выбор, Вика. Жить дальше состоятельной и самостоятельной дамой. – Его тон и усмешка выдавали, что в женскую самостоятельность он не верит. – Или провести ближайшие пятнадцать лет в тюрьме. Подумай.

– Это из-за кольца?

Вика мысленно прокляла себя и тот день, когда ей вздумалось сбежать от маменьки и отправиться на прогулку. Да глаза бы ее не видели ту старуху…

– Подумай. Я дам тебе сутки.

И о том, чтобы сбежать, речи идти не может.

Пожалуй, если бы Вика верила в то, что, вернув кольцо, она спасется, она бы его отдала. Ну, или сказала бы, где его искать. Однако Антон Сергеевич не был тем человеком, с которым она готова была заключить сделку. Он слишком холоден и расчетлив. И видит в ней только глупую растерянную девочку, которую надо запугать.

Вика вернет кольцо и…

…и все равно сядет за решетку, потому что кто-то должен ответить за убийства.

– После похорон, – сказал Антон Сергеевич, отвернувшись, – ты отправишься или в следственный изолятор, или домой.

За дверью кабинета Вику ждала Елизавета. И двое охранников, надо полагать, приставленных к Вике на ближайшие сутки. Вика никогда еще не ощущала себя такой важной особой. И настолько беспомощной.

Он ведь не отступит и… и как быть?

– Полагаю, – Елизавета имела весьма четкий план действий, – вам следует привести себя в порядок. Скоро обед. И Антон Сергеевич желает, чтобы вы присутствовали. Надеюсь, вы понимаете, как правильно себя вести?

О да, Вике объяснили это – настолько доходчиво, насколько возможно. Если она откажется участвовать в семейном игрище, ее запрут. Или в той комнате, или сразу в СИЗО.

– Моя задача – во всем вам помогать, – Елизавета позволила себе улыбнуться.

Тео всегда знала, что отец ее недолюбливает. Вначале, будучи совсем еще ребенком, она не могла понять причин этой его нелюбви и полагала себя в чем-то виноватой. Возможно, она недостаточно красива или же глупа, ленива, неповоротлива…

…Рождена во грехе.

Об этом Тео рассказала соседка, женщина добрая и участливая. Она вовсе не желала причинить Тео боль, но лишь утешала ее тем, что дети – суть благословение Господне и не имеет значения, рождены ли они в законном браке или же нет. Что же до Арриго, то он, как прочие мужчины, к дочерям равнодушен, и не след ждать от него большего. Не бросил матушку Тео, и уже хорошо. Иные-то плод любовницы травят, а бывало, что младенчиков и в канавы бросают. В лучшем же случае, не желая возиться с незаконнорожденными, подбрасывают их к дверям церкви, а там уж жизнь несчастного сироты зависит всецело от милости служителей Господа.

Соседка велела Тео быть с отцом ласковой, а лучше – вовсе не попадаться ему на глаза, поскольку мужчины жестоки, и, если Тео ослушается этого совета, грозит навлечь на себя гнев Арриго.

Достанется и ей, и матушке…

Тогда Тео осмелилась взглянуть на отца иными глазами. Был ли он злобен? Нет, скорее уж, холоден – безмерно, презрителен ко всем, кого ему случалось встретить. Не старый, но обрюзгший, он глядел на всех, не скрывая того, что люди, живущие в этом не самом бедном квартале Палермо, ему неприятны. Да и сама матушка порою удостаивалась такого взгляда, что Тео становилось не по себе. Она же, ослепленная любовью, словно ничего и не замечала.

– Он хороший человек, – твердила Туфания дочери, укладывая ее спать. – Просто… у него была тяжелая жизнь.

Эта жизнь, верно, вытесала рисунок из морщин вокруг его глаз, собрала на шее складки, обрисовав и второй, и третий подбородок, сделала веки его тяжелыми, такими, словно бы у Арриго недоставало сил поднимать их, оттого и ходил он в некоем вечном полусонном состоянии.

Тео он не замечал, хотя матушка все еще пребывала в надежде – заставить супруга полюбить дочь, оттого и наряжала она Тео в красивые платья, убирала ее волосы по-благородному и заставляла заучивать нудные стихи. Но если все же случалось Тео привлечь внимание отца, его скупую похвалу, то была это похвала талантам матери, ложью…