Кольцо златовласой ведьмы - Екатерина Лесина

– Или как у скифов… там всякие гребни, серьги… красиво получилось, – Серега вздохнул. – Где и когда она кольцо увидела?

Вике самой хотелось бы это знать.

– Где-то же увидела. Нарисовала. Она неплохо рисовала. Папаша как-то даже подумывал для нее выставку организовать, только Светка не захотела. Поняла, что это будет нечестно. Ну, то есть появятся там критики, пресса, расхвалят молодой талант… а за спиной станут шушукаться, что папаша ей все и всех купил. Он и правда покупает. Сделает гадость, от которой душу выворачивает наизнанку, и потом, в утешение, покупает что-нибудь этакое.

Вика не знала, как ей реагировать на эти признания. Она не умела утешать людей, тем более посторонних. И вряд ли слова о том, что она сочувствует Серегиной утрате, действительно его утешат.

– Кто делал ей украшения? Узнать сможешь? – Вика заерзала. Ей всегда было сложно высказывать свою точку зрения, тем более когда требовалось ее как-то аргументировать. – Понимаешь, скорее всего, она с одним ювелиром работала… ну, с тем, кто понимал, что именно она хочет. Если этот комплект – не первый… и если его сделали недавно… Она ведь тебе его не показывала?

Серега мотнул головой. Следовательно, ее догадка верна.

– Значит, получила она его не так давно. И знали про него немногие. Если ты не знал.

Но кто-то был в курсе и добрался до комплекта. Покрыл украшение древним ядом, рецепт которого был утерян. И убил Светлану.

Причем убить он хотел именно Светлану!

А Славка… получается, он отыскал подвеску, взял ее в руки – и тоже умер. Случайная жертва?

Похоже, Серега пришел к таким же выводам.

– Не понимаю, – сказал он, убирая подвеску в карман. – Кому Светка помешала?

– Дай ее мне, пожалуйста, – Вике казалось, что она что-то пропустила, вероятно, важное. Жаль, что украшение нельзя вытряхивать из пакета. Так было бы легче его рассмотреть. – Должен быть комплект. Она не смотрелась бы одна. А вот если еще серьги есть…

…Серега найдет ювелира и узнает, что именно следует искать.

– …и все остальное забрали. Я так думаю.

Потому что, если бы не забрали, в кармане у Славки обнаружилась бы не только подвеска. Но почему не взяли ее? Ловушка? Или… конечно!

– Смотри, здесь тугой замок. Я знаю эту модель, – Вика попыталась растянуть цепочку, но, укрытая пластиком, она выскальзывала из пальцев. – И цепочка порвалась. Или ее порвали. А подвеску бросили. Тот, кто пришел за ее украшениями, просто не увидел ее. А искать побоялся. Или времени не было? Твой брат на нее наткнулся. Поднял… и все.

А если бы не наткнулся, вряд ли бы кто-то понял, каким именно образом отравили Светлану. И тем важнее найти ювелира.

– Умница, – Серега притянул к себе Вику и поцеловал ее в макушку.

– А… – Этот вопрос изначально вертелся у нее на языке. – Разве этим не должна полиция заниматься?

Не то чтобы Вике хотелось связываться с полицией, но… ведь произошло убийство. Даже два.

– Должна, Светлячок. Но не будет. Папаша костьми ляжет, чтобы это дело замять, – Серега похлопал по карману. – Он уже вычислил виновного.

Кого?

О Боже! Ну, естественно, Вику. Или маменьку… они ведь чужие в доме.

– Спокойно. Я не позволю тебя обидеть.

Вика кивнула. Но – не поверила. И вновь она всерьез задумалась о том, что ей следует бежать. Желательно, за границу. Глядишь, там Антон Сергеевич ее и не отыщет.

Осталось мелочь – убедить маменьку, что желание это – не блажь.

А оказалось, что убеждать уже некого.

Мама была мертва.

Тадеуш Вильгельминович был человеком сложного характера, но у Светки как-то получалось с ним ладить. Вообще, следовало признать, что Светка умела находить общий язык с самыми разными людьми, причем, казалось бы, не прикладывая к тому особых усилий.

Серега так не умел. Нет, он научился быть обаятельным, играть роль «своего» парня, где-то даже сжился с ней, но чтобы, как у Светки, естественно и от души… может, поэтому и любил ее капризный старик Тадеуш Вильгельминович.

Он был потомственным ювелиром, перенимавшим это мастерство если и не с молоком матери, то с самим воздухом старой квартиры. Дом середины девятнадцатого века перестраивался дважды. Скрипучая лестница. Потемневшие перила, некогда покрытые лаком, давно облезшим. Стойкий пряный аромат, по местной легенде, оставшийся с прежних времен – некогда внизу располагалась лавка, где торговали скобяными товарами и пряностями.

Фикусы в кадках.

Белая кошка, дремавшая на подоконнике.

Она была стара и слепа на один глаз, наверное, оттого Серегу и заметила слишком поздно.

– Опять сбежала? – поинтересовался он, и кошка зашипела. Никто не смел обращаться с ней подобным образом! Чтобы хватать за шкирку – и без всякого уважения!

Звонить пришлось долго, дверь наконец открыли.

– Анна Анатольевна, здравствуйте. Вы, как всегда, прелестны… это вам, – Серега протянул ей букет розовых тюльпанов, которые старушка приняла с церемонной благодарностью. – И это тоже.

Кошка в хозяйских руках перестала шипеть, обмякла и жалобно заплакала: мол, что творится в мире-то?!

– Люсенька нашлась! Тедди, Люсенька нашлась! Сереженька принес ее! Проходите…

Голос Анна Анатольевна, несмотря на годы, сохранила. Глубокое контральто, которое некогда сделало ее знаменитой, но слава – это ведь так несерьезно, преходяще… а вот супруг, дети, ныне разлетевшиеся, дом и Люсенька, точнее, Люсинда Третья, – совсем иной коленкор.

На плюшевого медвежонка Тадеуш Вильгельминович не походил и прежде. Серега помнил строгого подтянутого старика, который осмеливался перечить папаше. Годы иссушили его, но не отняли ни осанки, ни колючего, недружелюбного взгляда, ни манеры говорить словно бы свысока.

– С чем пожаловали, милейший? – Он ко всем обращался именно так, выделяя лишь Светку, которую называл полным именем. Тадеуш Вильгельминович не терпел сокращений, разве что в устах жены.

– С вопросом, – ответил Серега.

– Все еще бунтарствуете? В вашем возрасте, милейший, сие – непозволительная роскошь. Вольность духа идет молодым. Вы же выглядите паяцем.

Это не было проявлением недружелюбия, скорее, привычно высказанным взглядом на Серегину манеру одеваться и вести себя. Главное, что теперь он и правда чувствовал себя паяцем.

– Светлану убили, – сказал он, пряча руки за спину. – И я хочу найти того, кто это сделал.

В кабинете Тадеуша Вильгельминовича было много света. Огромные окна, которые в обязательном порядке мылись еженедельно. Мощные лампы. И многочисленные светильники, словно старик боялся, что темнота до него доберется.

Мебель, доставшаяся ему от родителей, если не от дедов, готова была пережить хозяина и перейти в иные, более надежные руки. Сереге нравился ее запах, кисловато-пивной – дерево по-прежнему чистили теплым баварским, исключительно темных сортов, а кожу сидений протирали взбитыми яичными белками.

Это место не признавало современных средств.

– Присаживайтесь, будьте любезны. – Тадеуш Вильгельминович надел очки, чересчур большие для сухого его лица. – И рассказывайте.

Отцу Серега врать умел. А вот этому человеку – не получалось у него… Во взгляде его все дело? В самой обстановке? Или в том, что Сереге нужна помощь, а Тадеуш Вильгельминович – человек, способный помочь если не ответом, то советом точно.

Он слушал внимательно и был неподвижен, словно неживой.

– То есть вам представляется возможной ситуация, что ваш отец скрывает истинные причины своего интереса к… артефакту Тофано?

– Я в этом уверен.

Скрипнула дверь, пропуская Люсинду. Кошка обвела кабинет рассеянным взглядом и мяукнула.

– Брысь, – сказал ей Тадеуш Вильгельминович. – Совсем в маразм впала. Анна переживает… вчера весь вечер сердечные капли из-за этой паразитки глотала. А что будет, когда она сдохнет?.. Украшение у вас с собой?

Серега вытащил сверток. Вчера ему позволили забрать одежду, признаться, пытались возражать, что дело-то подозрительное и, возможно, им заинтересуется полиция. Но Серега умел быть убедительным. И сообразительным – он не прикасался к цепочке голыми руками.

– Только, пожалуйста, осторожнее, – он знал, что Тадеуш Вильгельминович в подобном предупреждении не нуждается, но и промолчать не сумел.

Тадеуш Вильгельминович не ответил. И не стал вытряхивать цепочку из пакета. Поднес к лампе, достал лупу, старинную, на отполированной до блеска ручке. Разглядывал украшение долго, поворачивая его то одной, то другой стороной.

– А кольцо?

Кольцо Вика тоже позволила у нее взять. На время.

Оно увлекло старика надолго. Он изучал каждый его завиток, каждый лист. И камень едва ли не на зуб попробовал.

– Ваша знакомая права. Это – разные вещи. Здесь – мастерство, – Тадеуш Вильгельминович вернул кольцо. – Его сделали давно, может, и правда в шестнадцатом веке, но главное, что с душой.

По мнению Сереги, кольцо мало чем от подвески отличалось. Где в нем душу разглядеть? Ну, камень. Ну, завитки всякие. Листочки…