Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

Герцог поджал губы и отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает ворота в крепостной стене.

— Но, кажется, пора подумать об обеде, — тут же призналась Вэлланор.

— Хорошо, — отозвался Сигмон, вновь бросая взгляд на ворота. — Мне казалось, вам не очень удобно в этом седле.

— Пустяки, — откликнулась Вэлланор. — По горным дорогам ездить намного труднее. Когда мы отправляемся в гости к матушке Мелани, то три дня в седле выматывают…

— Что вы задумали, граф? — перебил племянницу герцог. — Ехать без остановки до самого Рива?

— Нет, — Сигмон нахмурился, думая про себя, что это был бы самый лучший вариант. — Но я считаю, что нам лучше не задерживаться в этом городе.

— Что? — Борфейм вскинул бровь. — Это почему, граф?

— Мы проедем город насквозь, — сказал Сигмон, задумчиво рассматривая изодранный рукав куртки. — Выедем за его пределы. Там, вдоль дороги, есть несколько таверн. В одной из них мы и остановимся.

— А Тир? — осведомился герцог. — Я слышал, это довольно большой город. Не лучше ли нам обратиться к местной знати и получить прием, достойный наших титулов?

— Можно и получить, — сухо согласился Сигмон. — А возможно, и нет. В городе небезопасно. В лучшем случае мы задержимся на пару дней, пока каждый местный выскочка не поздоровается с вами лично, в худшем… не будем о худшем.

— Вэлланор? — герцог обернулся к племяннице, разглядывающей башни города, что возвышались над деревянными стенами, подобно горным вершинам.

— Да, дядя?

— Тебе хотелось бы переночевать в этом городе, в гостях у какой-нибудь графини или барона?

Вэлланор обернулась и взглянула на Сигмона. Наткнувшись на суровый взгляд, она опустила глаза и принялась рассматривать пятна подсохшей крови на его куртке.

— Думаю, — медленно произнесла она, — лучше сделать так, как предложил граф, дядя. Он знает эти края и то, что здесь происходит. А заночевать в придорожной таверне — это не так страшно. Ведь мы уже ночевали вчера…

— Вот как, — бросил герцог, поджав губы, и щетина на его остром подбородке встопорщилась. — Что же. Раз вы, граф, настаиваете на своем плане, то сделаем так, как вы собирались. Что требуется от нас?

— Просто держитесь ко мне поближе, — сказал Сигмон. — И постарайтесь ни с кем не общаться, чтобы никто не заподозрил, что вы из Тарима. Предоставьте все разговоры мне. Просто езжайте за мной и молчите.

Борфейм с шумом втянул воздух носом. Так с ним давно никто не разговаривал. Очень давно. С тех самых пор, как он смог впервые поднять настоящий железный меч вместо тренировочной деревяшки.

Сигмон даже не заметил гневного взгляда герцога. Он задумчиво рассматривал свою куртку, покрытую пятнами засохшей крови. Вид у него сейчас был далеко не самый приятный. Перчатки в чужой крови, камзол на груди в прорехах, куртка по воротник заляпана грязью… Бандит с большой дороги, а не королевский гонец.

Сигмон расправил плащ и закутался в него, чтобы скрыть пострадавшую куртку. Потом вытащил из ворота рубахи медальон королевского гонца и оставил его болтаться на груди — на фоне черного плаща сияющая бляха производила весьма недурное впечатление. Понадеявшись, что для стражников и любопытных этого намека вполне хватит, Сигмон тронул поводья.

— За мной, — велел он спутникам и направил Вороного к воротам.

* * *

Высокие стрельчатые окна кабинета были распахнуты настежь. Солнце, радуясь отсутствию преград, заливало расплавленным огнем письменный стол с кипами бумаг, уже разворошенных осенним ветерком. Несмотря на все усилия светила, в кабинете было прохладно, и Де Грилл, сидевший за столом, накинул на плечи плотный черный камзол, сияющий золотым шитьем. Его руки быстро перебирали бумаги — выдергивали из груды лист, клали на стол, а иногда отбрасывали ненужный документ в сторону.

Советника короля била крупная дрожь. Ему было холодно, его терзал голод, и при всем этом он не спал больше суток. Просто не мог себе позволить отдых. Он искал малейшую зацепку, которая позволила бы ему привлечь на свою сторону короля и убедить его в том, что заговор — не плод воображения уставшего советника, а вполне ощутимая реальность.

Сотни доносов, десятки обстоятельных докладов, донесения, отчеты королевских дознавателей — все это скопилось на столе Де Грилла за несколько дней. Он зарывался в них с головой, как мышь зарывается в сено на конюшне, и продолжал искать, сам не зная что. Намеки, недомолвки, предположения — всем этим он был сыт по горло. И страшно злился, потому что все это никак не желало выстраиваться в стройную картину, способную подтвердить его предположение.

Совет Лордов! Источник вечной головной боли. Они и в самом деле что-то замышляют, но что? Кто именно? Геордор прав — накануне королевской свадьбы негоже чинить аресты и бросать за решетку знатных лиц королевства. Это — политика. Это и дурной знак. Это восстановит против новой королевы тех, кто еще испытывает к ней благосклонность. Аресты могут воспринять как вмешательство северян в дела Ривастана — дескать, освобождают места для своих родственничков, что вскоре наводнят столицу, пользуясь родством с Борфеймами. Нужны доказательства. Неопровержимые, увесистые, словно кулак кузнеца. А их-то у советника и не было. Но самым ужасным, самым чудовищным было то, что он практически ослеп и оглох.

Его верные глаза и уши — птицы всего Ривастана, — перестали быть надежной опорой. Де Грилл, коего за глаза называли не иначе как граф Птах, лишился своего основного оружия, которым верно служил королю. Нет, это произошло не внезапно, не вдруг. Просто он стал замечать, что где-то появились темные пятна. Возникли такие области, и в городе, и во всей стране, куда он не мог проникнуть. В этих черных дырах словно бы вымерли все птицы. Поначалу их было мало, таких мест, и неудачи в делах Де Грилл списывал на свою усталость. Потом он начал думать, что дар покидает его. Что он стал слишком стар для того, чтобы смотреть чужими глазами и отдавать приказы невинным крылатым созданиям. Но сейчас… Сейчас советник короля был уверен — его слепота вовсе не случайна. Кто-то ведет против него искусную игру, прикрывая от взора противника то одно событие, то другое, — как фокусник, что прячет секреты за черным полотном. Это было страшно. Эрмин порой коченел от ужаса, представляя силу, которая могла совершить подобное. Ведь даже всем королевским магам Ривастана, так быстро покинувшим столицу, не удавалось ослепить его. Нет, это не они, не та кучка бородатых бездельников, привыкших к сытной жизни под королевским крылом. Это — Волдер. Такие пятна темноты вполне по силам колдунам, продавшим душу темноте. Но что они скрывают? Вернее — кого? И зачем?

Больше всего Де Грилла беспокоило то, что он никак не мог разыскать Сигмона. И кортеж северян, который должен был появиться недалеко от столицы. Их словно кто-то укрыл зонтом, под каким южане прячутся от солнца. Или, скорее, они попали в черное облако, надежно скрывшее их от взглядов королевского советника. Проклятье! Пес с ними, со столичными заговорщиками! В самом крайнем случае можно обойтись стражей и военными из ближайшего северного гарнизона. Но принцесса! Возможно, прячут именно ее, а Сигмон пропал лишь потому, что подъехал к ней слишком близко? Доставили птицы послания в города на пути кортежа? И послушались ли их коменданты? Столько вопросов, и ни одного ответа…

Де Грилл в раздражении хлопнул ладонью по стопке бумаг, едва не разрушив белые пирамиды документов, заполнивших стол. Он больше не мог верить никому. Не мог верить даже себе, своим собственным глазам. Оставалось лишь проверенное временем средство — бумаги. Доносы, донесения, рапорты, отчеты… Все то, что можно пощупать руками. Разыскать автора. Допросить. Заставить подтвердить или опровергнуть. Да, осталось только это. Бумага — вещь надежная. Верно говорят — что написано пером, не вырубить топором. Слова, однажды прозвучавшие, записанные нужным человеком и в нужное время, могут быть острее меча и разрушительней самой черной магии.