Левый берег - Варлам Шаламов

- Ведь с ваших же курсов, только окончил. Сами же принимали.

- Это в кадрах прохлопали. Концов не найдешь.

- Ну,- сказал уполномоченный.- Если будет нарушать, совершать, словом, мы уберем. Поможем вам.

Доктор Доктор пожаловался на плохие времена и стал терпеливо ждать. Начальники тоже могут ждать терпеливо промаха подчиненных.

Центральная лагерная больница была большою, на тысячу коек. Врачи из заключенных были всех специальностей. Вольнонаемное начальство просило и добилось разрешения открыть при хирургическом отделении две палаты для вольных - одну мужскую, другую женскую для срочных послеоперационных. В моей палате лежала одна девушка, которую привезли с аппендицитом, а аппендицит не оперировали, а повели консервативно. Девушка была бойкая, секретарь комсомольской организации горного управления, кажется. Когда ее привезли, галантный хирург Браудэ показывал новой пациентке отделение, болтая что-то о... переломах и спондилитах, показывая все отделения подряд. На улице был шестидесятиградусный мороз, а в станции переливания крови печей не было мороз закуржавил все окно, и за металл нельзя было хвататься голой.рукой, но галантный хирург распахнул станцию переливания крови, и все отшатнулись назад, в коридор.

- Вот здесь мы обычно принимаем женщин.

- Без особенного успеха, вероятно,- сказала гостья, согревая дыханием руки.

Хирург смутился.

Вот эта-то бойкая девушка повадилась ко мне в дежурку. Там стояла мороженая брусника, миска брусники, и мы говорили допоздна. Но однажды, часов в двенадцать, двери дежурки распахнулись - и вошел доктор Доктор. Без халата, в кожаной куртке.

- В отделении все в порядке.

- Вижу. А вы - кто? - обратился доктор Доктор к девушке.

- Я больная. Лежу здесь в женской палате. Пришла за градусником.

- Завтра вас здесь не будет. Я ликвидирую этот бардак.

- Бардак? Кто это такой? - сказала девушка.

- Это начальник больницы.

- Ах, вот это и есть доктор Доктор. Слышала, слышала. Тебе будет что-нибудь за меня? За бруснику?

- Ничего не будет.

- Ну, на всякий случай завтра я к нему схожу. Я ему такого начитаю, что он поймет свое место. А если тебя тронут, даю тебе честное слово...

- Ничего мне не будет.

Девушку не выписали, свидание ее с начальником больницы состоялось, и все затихло до первого общего собрания, на котором доктор Доктор выступал с докладом о падении дисциплины.

- Вот в хирургическом отделении фельдшер сидит в операционной с женщиной,-доктор Доктор спутал дежурку с операционной,- и ест бруснику.

- С кем это? - зашептали в рядах.

- С кем? - крикнул кто-то из вольнонаемных.

Но доктор Доктор не назвал фамилии.

Молния ударила, а я ничего не понял. Старший фельдшер отвечает за питание - начальник больницы решил нанести самый простой удар.

Перемерили кисель, и десять граммов киселя не хватило. С великим трудом мне удалось доказать, что выдают маленьким черпачком, а вытряхивают на большую тарелку - неизбежно пропадет десять граммов из-за того, что "липнет ко дну".

Молния предупредила меня, хотя она была и без грома.

На другой день гром ударил без молнии.

Один из палатных врачей попросил оставить его больному - умирающему ложку чего-нибудь повкуснее, и я, обещав, велел раздатчику оставить полмиски, четверть миски какого-нибудь супа из диетического стола. Это не было законно, но практиковалось всегда и везде, в любом отделении. В обед толпа большого начальства во главе с доктором Доктором влетела в отделение.

- А это кому? - На печке грелось полмиски диетического супа.

- Это доктор Гусегов для своего больного просил.

- У больного, которого ведет доктор Гусегов, нет диетического питания.

- Подать сюда доктора Гусегова.

Доктор Гусегов, заключенный, да еще по "58-1а", измена родине, побелел от страха, явившись перед светлые очи начальства. Он недавно был взят в больницу, после многих лет заявлений, просьб. И вот неудачное распоряжение.

- Я не давал такого указания, гражданин начальник.

- Значит, вы, господин старший фельдшер, врете. Вводите нас в заблуждение,- бушевал доктор Доктор.- Подзашел, сознайся. Подзасекнулся.

Жаль мне было доктора Гусегова, но я его понимал. Я молчал. Молчали и все остальные члены комиссии - главврач, начальник лагеря. Бесновался один доктор Доктор.

- Снимай халат и в лагерь. На общие! В изоляторе сгною!

- Слушаюсь, гражданин начальник.

Я снял халат и сразу превратился в обыкновенного арестанта, которого толкали в спину, на которого кричали - давненько я не жил в лагере...

- А где барак обслуги?

- Тебе не в барак обслуги. А в изолятор!

- Ордера еще нет.

- Сажай его пока без ордера.

- Нет, не приму без ордера. Начальник лагеря не велел.

- Начальник больницы небось выше, чем начальник лагеря.

- Верно, выше, но для меня только начальник лагеря начальство.

В бараке обслуги сидеть мне пришлось недолго - ордер выписали быстро, и я вошел в лагерный изолятор, в вонючий карцер, такой же вонючий, как и десятки карцеров, в которых я сидел раньше.

Я лег на нары и пролежал до завтрашнего утра. Утром пришел нарядчик. Мы знали друг друга и раньше.

- Трое суток тебе дали с выводом на общие работы. Выходи, получишь рукавицы, и песок возить на тачке в котловане под новое здание охраны. Комедия была. Начальник ОЛПа рассказывал. Доктор Доктор требует на штрафной прииск навечно... В номерной лагерь перевести.

- Да что за пустяки,- все остальные.- Если за такие проступки на штрафной или в номерной лагерь, то ведь каждого надо. А мы фельдшера обученного лишились.

Вся комиссия знала о трусости Гусегова, знал и доктор Доктор, но бесился еще больше.

- Ну, тогда две недели общих работ.

- И это не годится. Слишком тяжелое наказание. Неделю с выводом на свою работу в больницу,- предложил уполномоченный Бакланов.

- Да вы что? Если не будет общих работ, тачки, то никакого наказания не будет. Если только ходить ночевать в изолятор, то это одна проформа.

- Ну ладно,- сутки с выводом на общие работы.

- Трое суток.

- Ну, хорошо.

И вот я через много лет снова берусь за ручки тачки, за машину ОСО две ручки, одно колесо.

Я - старый тачечник Колымы. Я обучен в тридцать восьмом году на золотом прииске всем тонкостям тачечного дела. Я знаю, как нажимать на ручки, чтоб упор был в плечо, знаю, как катить пустую тачку назад - колесом вперед, ручки держа вверх, чтобы отливала кровь. Я знаю, как перевернуть тачку одним движением, как вывернуть и поставить на трап.

Я - профессор тачечного дела. Я охотно катал тачки, показывал класс. Охотно развернул и выровнял камушком трап. Уроки тут не давались. Просто тачка, наказание, и все. Никакому учету работа эта карцерная не подлежала. Несколько месяцев я не выходил из трехэтажного огромного здания центральной больницы, обходился без свежего воздуха - шутил, что наглотался чистого воздуха на прииске на двадцать лет вперед и на улицу не хожу. И вот теперь дышу чистым воздухом, вспоминаю тачечное ремесло. Две ночи и три дня пробыл я на этой работе. Вечером третьего дня навестил меня начальник лагеря. За всю свою лагерную практику на Колыме ему еще не приходилось встречать такой меры наказания за проступок, которую требовал доктор Доктор, и начальник лагеря пытался что-то понять.

Он остановился у трапа.

- Здравствуйте, гражданин начальник.

- Сегодня твоя каторга кончается, можешь больше в изолятор не ходить.

- Спасибо, гражданин начальник.

- Но сегодня доработай до конца.

- Слушаюсь, гражданин начальник.

Перед самым отбоем - перед ударом в рельс - явился доктор Доктор. С ним были два его адъютанта, комендант больницы Постель и Гриша Кобеко, больничный зубной протезист.

Постель, бывший работник НКВД, сифилитик, заразивший сифилисом двух или трех медсестер, которых пришлось отправить в вензону, в женскую венерическую зону на лесную командировку, где живут только сифилитички. Красавец Гриша Кобеко был больничный стукач, осведомитель и делодаватель - достойная доктора Доктора компания.

Начальник больницы подошел к котловану, и трое тачечников, оставив работу, поднялись и встали по стойке "смирно".

Доктор Доктор разглядывал меня с величайшим удовлетворением.

- Вот ты где... Вот это для тебя самая работа и есть. Понял? Вот это и есть самая твоя работа.

Свидетелей, что ли, привел доктор Доктор, чтобы спровоцировать что-либо, хоть маленькое нарушение. Изменилось время, изменилось. Это понимает и доктор Доктор, понимаю это и я. Начальник и фельдшер - это не то что начальник и простой работяга. Далеко не то.

- Я, гражданин начальник, могу быть на всякой работе. Я могу быть даже начальником больницы.

Доктор Доктор выругался матом и удалился по направлению к вольному поселку. Ударили в рельс, и я пошел не в лагерь, не в зону, как два последних дня, а в больницу.