МИР ТЕСЕН - Дэвид Лодж

— Короче, священника зовут отец Финбар О'Мейли.

— О'Мейли, говоришь? Кажется, у них ферма километрах в пяти от нашей, — сказала Бернадетта. — А его мамаша — первая сплетница в округе. Так что к нему я уж точно не пойду. Не забудь, Перс: не говори родителям, чем я занимаюсь. А вот привет можешь передать.

— Ладно, — согласился Перс

Бернадетта потянулась через стол и слегка коснулась губами его щеки, обдав Перса запахом дешевой парфюмерии.

— А ты неплохой парень, Перс.

— А ты лучше, чем хочешь казаться, — сказал он.

— До свиданья, — хрипло сказала она и, оглянувшись через плечо, не очень уверенно зашагала прочь на высоких золотых шпильках.

Вскоре она исчезла из виду, затерявшись в бесконечном людском потоке. Перс задумчиво доел ее салат. Затем он вернулся к стойке авиакомпании «Эйр Лингус», где ему с извинениями сообщили, что свободных мест на Шеннон нет, и посоветовали обратиться в компанию «Бритиш эйруэйз», чей самолет вскоре должен был вылететь в Дублин и где свободных мест было предостаточно. Перс решил лететь в Дублин, а затем автостопом добираться до Лимерика. И он поспешил в первый аэровокзал, где предстал перед стойкой регистрации пассажиров на дублинский рейс.

— Еще раз здравствуйте! — приветствовала его Шерил Саммерби. — Ну как, нашли часовню?

— Да, спасибо.

— Представляете, за все время, что я здесь работаю, я никогда в нее не заходила. Какая она внутри?

— Похожа на самолет, — нервно поглядывая на часы, ответил Перс.

— Наверное, там тихо и спокойно, — сказала Шерил, облокотившись на прилавок и приблизив к Персу голубые косящие глаза.

— Да, полное умиротворение, — согласился Перс. — Послушайте, э-э-э… Шерил, но ведь самолет вот-вот взлетит?

— Не волнуйтесь, вы успеете, — ответила Шерил. — Давайте-ка найдем вам хорошее место. Вы курите?

— Не курю.

Шерил постучала по клавиатуре компьютера и, нахмурясь, сосредоточенно взглянула на экран. Через мгновенье ее лицо прояснилось.

— Шестнадцать Б, — сказала она. — Чудесное местечко.

Перс вошел в самолет последним. Он так и не понял, что чудесного было в месте под номером шестнадцать Б, расположенном в середине ряда. Его соседями слева и справа были католические монашки.

Обед, состоящий из гаспачо[39], жареной цесарки с фаршированными перцами, свежими апельсинами под карамельным

соусом и сыром «дольчелатте», был превосходен, равно как и вино, изготовленное и разлитое по бутылкам, как сообщила Фульвия, в имении ее отца, носящего графский титул. Обедали они при свечах в обшитой панелями столовой, где по темному дереву стен и стола мелькали отблески и тени, а из темноты незаметно появлялась обслуживающая их челядь. По завершении трапезы Фульвия царственным жестом отпустила прислугу по домам и сказала Моррису, что в гостиной их ожидают кофе и ликеры.

— Это сказочное гостеприимство меня просто ошеломляет, Фульвия, — сказал Моррис, облокотившись на мраморную каминную доску и потягивая из крошечной чашки послеобеденный кофе — сладчайшую и обжигающую жидкость цвета черной ночи и с кофеиновым зарядом не менее тысячи вольт. — Даже и не знаю, как мне вас отблагодарить.

Фульвия Моргана взглянула на него с дивана, куда она прилегла, выставив в разрез платья стройную ногу. Ее алые губы раскрылись, обнажив два ряда ровных белых зубов.

— Сейчас узнаете, как, — сказала она, и вероятность того, что она намерена соблазнить его, о чем Моррис с тревогой и сомнением думал все это время, вдруг стала реальностью. — Сядьте сюда, — сказала она, похлопав по диванной подушке, словно подзывая комнатную собачку.

— Да мне и тут неплохо, — ответил Моррис, с нервным стуком поставив чашку на каминную полку и суетливо раскуривая сигару. — Скажите, Фульвия, кто, по вашему мнению, будет претендовать на эту профессорскую должность при ЮНЕСКО?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Возможно, Тардьё.

— Специалист по нарратологии? Но разве это не вчерашний день? То есть я хочу сказать, что десять лет назад все были на этом помешаны, на этих актантах, и функциях, и мифологемах, и прочей петрушке. Но теперь…

— Всего лишь десять лет назад! Неужели академическая мода так быстротечна?

— Да, и сроки ее жизни все время сокращаются. Есть люди, которые снова входят в моду, даже не подозревая, что они из нее вышли. А кто еще?

— Откуда мне знать. Фон Турпиц скорее всего подаст заявление.

— Этот нацист?

— Он не был нацистом, его просто призвали на военную службу.

— Ну, по крайней мере, он смахивает на нациста. В точности такой, каких я видел, — правда, не скрою, только в кино.

Фульвия поднялась с дивана и подошла к тележке с напитками.

— Коньяк или ликер?

— Пожалуй, коньяк. А что вы скажете о его последней книге? Вы читали ее? По-моему, это просто вариации на тему Изера и Яусса.

— Давайте больше не будем о книгах, — сказала Фульвия, подплывая к нему с бокалом коньяка, похожим на огромный пузырь. — А также о профессорских должностях и конференциях. — Она подошла к Моррису вплотную и потерла тыльной стороной ладони его гульфик. — И что, он действительно длиной в двадцать пять сантиметров? — ласково проговорила она.

— Почему вы так решили? — хрипло спросил Моррис.

— В книге вашей жены…

— Не надо слепо верить тому, о чем пишут в книгах, Фульвия, — сказал Моррис, выхватил у нее коньяк и залпом осушил бокал. Потом закашлялся, так что на глаза у него навернулись слезы. — Профессиональному критику вроде вас это известно. Писатели всегда преувеличивают.

— Да, но насколько, Моррис? Мне бы хотелось убедиться в этом самой.

— «Практическая критика»?[40]-парировал Моррис.

Но Фульвию это не рассмешило.

— Разве ваша жена не измеряла его портновским метром? — настаивала она.

— Разумеется, нет! Это все феминистская пропаганда. Как и вся книга.

Моррис подался к ближайшему креслу, окутав себя, как ретирующийся корабль, клубами сигарного дыма, но Фульвия крепкой рукой направила его к дивану и села рядом, прижавшись к его бедру. Затем расстегнула ему рубашку и просунула внутрь холодную руку. Он вздрогнул, почувствовав, как драгоценный камень ее кольца запутался в волосах на его груди.

— Густо поросшая волосами грудь, — вкрадчиво сказала Фульвия. — Об этом в книге упоминается.

— Я не имею в виду, что книга — сплошной вымысел, — сказал Моррис. — Некоторые мелкие детали действительно взяты из жизни.

— Волосатый как зверь… Я полагаю, вы и с женой обращались соответственно…

— Ой! — вскрикнул Моррис, так как Фульвия, для вящей убедительности, вонзила ему в грудь длинные красные ногти. — Как это?

— Как? Например, связывали ее кожаными ремнями и проделывали с ней всякие гнусные вещи.

— Ложь, все ложь! — с отчаяньем протестовал Моррис.

— Но если хочешь, ты можешь проделать это со мной,саго, —прошептала ему в ухо Фульвия, одновременно больно ущипнув его за сосок.

— Я ни с кем не хочу этого проделывать и ни с кем никогда. не проделывал, — простонал Моррис. Только один раз мы позволили себе кое-какие садомазохистские штучки, но это была инициатива Дезире, а не моя.

— Я не верю тебе, Моррис.

— Но это правда! А писатели ужасно врут. Они всё придумывают. Всё перекручивают. Черное у них белое, а белое черное. Совершенно аморальные типы. Ай! — Фульвия до крови прокусила ему мочку.

— Идем, — сказала она, резко вставая с дивана.

— Куда?

— В постель.

— Так рано? — Моррис взглянул на часы. — Но ведь сейчас всего десять минут одиннадцатого. Можно мне докурить сигару?

— Нет, надо поторопиться. — Но куда?

Фульвия снова уселась с ним рядом.

— Разве я не вызываю у тебя желание, Моррис? — спросила она и обольстительно прижалась к нему, но по угрожающему блеску ее глаз Моррис понял, что терпение ее на исходе.

— Да, конечно, Фульвия, ты одна из самых привлекательных женщин, каких я только знаю, — поспешно заверил он ее. — Но в этом-то и проблема. Тебя ждет разочарование, особенно после всех этих измышлений моей жены. Дело в том, что я уже давно, так сказать, отошел от дел.

Фульвия, отпрянув, уставилась на него в смятении.

— Ты хочешь сказать, что…

— Нет, я не импотент. Но утратил практику. Живу один. Бегаю трусцой. Пишу книги. Смотрю телевизор. — И никаких романов? — Уже давно никаких. Фульвия посмотрела на него с сочувствием. — Бедняжка.

— Видишь ли, я, к своему удивлению, совсем не страдаю от воздержания. Даже после всей этой суеты испытываю некое облегчение.

— Суеты?

— Ну, знаешь, раздеваться среди дня, а потом одеваться, и принимать душ до и после, и следить, чтобы на тебе всегда было чистое белье, и то и дело чистить зубы, и полоскать рот…

Фульвия, откинув голову, громко и весело расхохоталась.