Нечаянная радость (сборник) - Юлия Вознесенская

«За Леночкой смотреть особо не надо, она у меня умница! И передник сама себе погладит, и воротничок свежий пришьет и даже чулки сама себе штопает!» – как-то похвасталась мама соседке, а Лена нечаянно услышала и очень обрадовалась. Мама, конечно, и приласкать Лену могла, и на ночь всегда ее целовала со словами: «Спокойной ночи, доченька!», а вот в глаза никогда не хвалила. Наверное, считала, что это вредно – детей в глаза хвалить. Так что больше таких слов в свой адрес Лена не слышала, но и раз услышанного она не забывала и старалась мамины слова оправдать: надеялась, что мама когда-нибудь кому-нибудь еще разок похвалит Лену, а она возьмет и услышит.

А в тот день услышала она совсем другие слова: «Не возвращайся в школу без дневника или без матери!» И от кого услышала – от любимой классной руководительницы Любови Ильиничны, всеми девочками в классе обожаемой Любушки! Одноклассницы смотрели на Лену с осуждением, страхом и тайным стыдливым облегчением, будто каждая думала про себя: как хорошо, что это не с нею случилось…

А что случилось-то? На уроке ботаники, который вела Любушка, вредина Корсакова исколола ей все ноги остро отточенным карандашом. У нее, видите ли, ботинок спереди порвался, стал «каши просить», так она вставила в дыру карандаш и стала им под партой тыкать Лену в ноги. Ну, в общем, Лена терпела, терпела и не выдержала. Она осторожно развела ботинки в стороны, нащупала ими орудие вредной Корсаковой и изо всех сил сжала ботинками: раздался громкий хруст, а потом рев Корсаковой: «А-а! Петрова мой карандаш слома-а-ала!..»

Если бы набраться храбрости и все рассказать по порядку Любушке, то, может быть, ничего бы и не было. Любушка обычно понимала «своих девочек», она даже защищала их от завуча, если они шалили на переменке, бегали по коридору, например. Но у Лены будто язык замерз и не двигался: не станет же она ябедничать на глупую вредину Корсакову, той ведь и так дома за сломанный карандаш достанется.

– Положи мне на стол свой дневник, Петрова! – сказала Любушка.

Лена открыла портфель и почти сразу же увидела, что дневника в нем нет. На всякий случай она выложила все учебники и тетрадки на парту, но дневника не было.

Она догадывалась, куда он пропал. Утром, перед школой, кладя в портфель завернутый в салфетку и газету завтрак, она обнаружила, что чернильница-непроливашка в портфеле каким-то образом перевернулась и уронила большую каплю чернил прямо на обложку дневника. Наверное, Лена немножко перестаралась, когда наполняла ее, вообще-то непроливашки не проливаются, потому они так и называются. Она сменила обложку на дневнике, а надписать его решила позже, в школе. Тут ей в голову пришла мысль: а не запачкались ли чернилами и другие тетради и учебники? Она выложила все из портфеля на стол, чтобы проверить. Потом не просто осмотрела внутренность портфеля, а взяла новенькую промокашку и прошлась по подкладке – не впитает ли промокашка какое-нибудь незамеченное пятнышко чернил? Но больше никаких клякс обнаружено не было, и Лена, торопясь, чтобы не опоздать в школу, сложила книжки, тетрадки и пенал обратно в портфель. Завтрак тоже не забыла. Вот тут-то она, наверное, и проглядела дневник, оставшийся на столе! Поэтому она просто стояла, опустив голову. А Корсакова, поглядывая на нее одним глазом, так и заходилась притворными слезами. Впрочем, карандаша-то ей было и взаправду жаль, не станет же мама покупать ей каждую неделю новый карандаш. Тем более, что придется еще новые ботинки покупать или эти чинить, что тоже стоит денег.

– Где же твой дневник, Петрова?

– Не знаю… Наверное, дома забыла.

Вот тут и прозвучали те ужасные слова:

– Ступай домой за ним. И не возвращайся в школу без дневника или без матери!

Вот тут бы ей собраться с духом и все объяснить, но она не сумела. Постояла еще с минуту, а потом пошла к двери и вышла из класса, так и не сказав больше ни слова.

* * *

Лена позвонила в свой звонок и стала ждать, когда мама откроет дверь. Та вышла раскрасневшаяся и в калошах на босу ногу. Полы мыла в квартире, догадалась Лена: как раз было их дежурство по квартире.

– Я дневник забыла! – сказала Лена.

– Сними ботинки, не затопчи мне пол.

Лена расшнуровала ботинки, сняла их, но тапки из школьного мешка для обуви доставать не стала, побежала по коридору в одних чулках – их дверь была всего третья от входа.

– Тапки надень, ноги промочишь! – запоздало крикнула мама, но Лена уже входила в комнату. Она бросилась к столу и стала искать дневник. А его не было! Она дважды пересмотрела все книжки – учебники и те, что из школьной библиотеки, но все было напрасно, пропал дневник!

Она вышла в пустой коридор: в это время в их довольно шумной коммунальной квартире никого не было.

– Мама, ты мой дневник не видела? Я никак не могу найти…

– Вот сейчас все брошу и пойду искать твой дневник! – в сердцах сказала мама, неся ведро с грязной водой к уборной. – Некогда мне! Мне с Сереженькой к врачу пора идти, анализы сдавать. Ищи сама!

Сереженька, Сереженька, всегда у нее на первом месте Сереженька… Братишка только что переболел ангиной и неделю не ходил в садик; теперь надо было сдавать анализы, чтобы его туда пустили снова.

Лена подумала немного, а потом стала надевать ботинки и завязывать противные длинные шнурки. Ясно было, что ни в какую школу мама сейчас не пойдет – не идти же ей с Сережкой в школу вместо врача! Значит, и говорить, что Любушка ее вызывает, бесполезно, только лишнее расстройство для мамы и неприятности для нее самой.

Лена вышла из дома и постояла во дворе, думая, что же ей дальше делать. А делать было совершенно нечего. И Лена решила уйти из дома и из школы. Навсегда. Уехать далеко-далеко…

Она вышла на улицу и опять задумалась. И куда ей теперь ехать? На поезд денег у нее не было, разве что на трамвай. Мама давала ей каждый день рубль на школьный буфет, и она пока не успела его потратить, Так что хватит денег на трамвайный билет и еще останется на булочную. У Лены был еще завтрак: белый хлеб с вареньем, который мама ей дала сегодня. Когда она его съест, можно будет купить еще черного хлеба на оставшиеся деньги… Чем же еще питаться бездомному человеку, как не черным хлебом.

Как раз неподалеку от дома ходил 36-й трамвай, и Лена пошла на остановку. Она дождалась трамвая, купила билет у кондукторши, села у окошка и поехала в неизвестную жизнь. Она решила, что доедет до кольца, а там пойдет пешком дальше, куда глаза глядят. Может быть, поступит в детский дом, а может, будет жить одна где-нибудь в лесу…

Трамвай ехал долго, очень долго. Лена немного поплакала украдкой, но пассажиров в это время в трамвае было мало, и слез ее никто не заметил. Проехали Нарвские ворота, а дальше пошли уже незнакомые Лене места. Потом кондукторша объявила последнее знакомое название: «Кировский завод!» – дальше начинался пригород. «Автово». Здесь вдоль трамвайной линии уже шли сады и огороды с домиками-будками и просто деревянные дома, как в деревне. Попадались и каменные дома, и магазины, но уже редко. «Красненькое», – сказала кондукторша уже почти пустому трамваю. В окно Лена увидела зеленые деревья. «Лес!» – поняла она. Вот и доехала она до леса… И она быстро поднялась со скамейки и вышла на остановке.

Лес был окружен высокой кирпичной оградой. Лена подумала, что где-нибудь в ограде будет проход и она войдет сквозь него туда, где стоят большие, уже чуть-чуть зеленеющие деревья. Она свернула с большой дороги, по которой шел трамвай, на узкую дорожку, идущую рядом с оградой, и пошла по ней. Вдоль дорожки шла канава. Лена подошла к ней, присела на корточки и заглянула в воду. По дну канавы текла коричневая вода. Потом она увидела на кочке с прошлогодней травой большую зелено-желтую лягушку. Лена долго с интересом ее разглядывала, а лягушка смотрела на Лену.

– Греешься на солнышке? – спросила Лена. – Ну и грейся… А потом, когда солнце сядет, ты сразу же иди к себе домой, а то замерзнешь…

Это Лена подумала о том, что самой-то ей, когда придет вечер и сядет солнце, идти будет совсем некуда. Хотя дни уже долгие и солнце сядет еще не скоро. Отбросив набежавшие грустные мысли, она пошла дальше, вдоль канавки и кирпичной стены за ней. Постепенно расстояние между канавкой и стеной стало расширяться, и на нем появились кусты и деревья. И тут она увидела цветы! Маленькие белые звездочки в кружевной зелени, целые тысячи белых звездочек, наверное… Много-много! Она так много цветов и не видела никогда, даже в Юсуповском саду, куда они с мамой и Сережей ходили гулять, никогда не было столько одинаковых цветов в одном месте.

Она нашла самое узкое место в канаве и решила ее перепрыгнуть. Примерилась раз, другой… И не решилась. Тогда она перебросила на ту сторону канавы свой портфель, прямо в цветы! Теперь струсить уже было нельзя, оставалось только разбежаться и прыгнуть. И она перепрыгнула удачно, почти не замочила ботинки. И сразу же, даже не подобрав портфель, присела на корточки и стала разглядывать цветы. Они были чудесные! Лена сорвала один цветок и сосчитала лепестки – их было шесть. Снизу они были немножко розовые. Если бы у нее были, как прежде, дом и школа, она нарвала бы два букетика – один для мамы, а другой для Любушки. Но ни дома, ни школы у нее больше не было…