Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров - Максим Иванович Малявин

и что это было? – язвительно поинтересовался у извлеченного из-под шкафа доктора военком.

– Проверка рефлекса, – кряхтя и потирая поясницу, ответил невропатолог.

– Лобно-мебельного, судя по всему, – уточнил психиатр, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

– Он первый молоточком драться полез! – обиженно пробасил призывник.

– Вы бы ему еще кремастерный рефлекс [19] проверили, коллега! – фыркнула врач-дерматолог, краснея от сдерживаемого смеха. – Он бы тогда на этом шкафу еще и попрыгал.

Работа комиссии возобновилась, но в кабинет невропатолога призывники теперь заходили с большой опаской и по двое: мало ли что…

Бешеная баньши

Вопреки устоявшемуся мнению и стонам нашего обаятельного медужаса… тьфу, то есть обязательного медстраха, психиатры не ставят диагнозы направо и налево. И на учет тоже берут далеко не всех из числа обратившихся. И в диспансер к себе коварно не заманивают. Поверьте, нам и так хватает пациентов. И доказывать государству и Минздраву свою страшную востребованность нам нет абсолютно никакой необходимости. Достаточно, как это однажды уже случалось, закрыть дурдом на несколько дней…

Как-то раз пришел ко мне на прием взволнованный молодой человек и с порога спросил, верю ли я в возможность того, что галлюцинации можно официально задокументировать. Скажем, заснять на видео. Или хотя бы, если речь идет о слуховых, записать на диктофон. Я честно ответил, что не особо верю. То есть попытки такие предпринимались, и в научно-популярной прессе даже мелькали однажды нечеткие снимки, сделанные через зрачок галлюцинирующего пациента. Кроме того, были попытки расшифровать, как тот или иной звук или изображение выглядят, если регистрировать в момент их фиксации активность коры головного мозга в разных его отделах, – но и только.

Евгений (назовем молодого человека так) спросил: возможно ли проконсультироваться анонимно. Так, чтобы без последствий. Я ответил, что можно, и он начал рассказывать. Оказывается, что голоса он начал слышать около пары месяцев назад, на фоне полного здоровья: никаких тебе травм до этого, никаких экспериментов с запрещенными веществами либо излишеств с разрешенным экзогенным этанолом. В общем, никаких видимых причин. Нет-нет, доктор, я отдаю себе отчет в том, что ваши болезни могут и без видимых причин появляться, – я так, на всякий случай информирую.

Голоса обычно появлялись к вечеру, когда он приходил с работы домой и начинал заниматься своими делами или садился на диван читать. Да, все классически – из розетки, с угрозами, с ругательствами. То на грани слышимости, то чуть более отчетливо. Особенно по ночам. Сами понимаете, особой радости от факта их появления Евгений не испытал. Одно было хорошо: на работе они его не доставали, но заставляли прислушиваться. И пару раз даже казалось, что и вне квартиры он что-то такое услышал – но так, легким намеком. Не поймешь: то ли были они, то ли нет. Зато дома – сколько угодно. Почти каждый день. Он даже подумал – а может, выпросить в аптеке без рецепта упаковку таблеток да попить самостоятельно? Но потом отбросил эту мысль: в Интернете про эти лекарства столько страшилок ходит!

Зато появилась другая идея: записать голоса на диктофон. Вдруг получится? То устройство, что было в его мобильном, зафиксировало лишь шорохи и помехи, но Евгений не сдался и взял технику получше. И – о чудо! – у него получилось. Вот, доктор, прислушайтесь!

Пожав плечами, я начал слушать запись. Поначалу, кроме белого шума и скрежета (вплотную к розетке поднес, пояснил Евгений), ничего в записи не обнаруживалось. А потом… Голос был тихим, бубнящим. И ничего хорошего своему адресату не сулил. Во всяком случае, «убью», «ты скоро умрешь» в том монологе звучало с завидным пугающим постоянством. Не считая обсценной лексики. На семейную ссору монолог не походил. Я покачал головой. Потом задумался. Потом спросил Евгения: может ли он под мое честное слово нарушить свою анонимность и сказать мне свой адрес. Пришлось дать обещание, что спецбригада в гости не заглянет. Потом я сходил в регистратуру, вернулся и попросил Евгения прийти ко мне еще разок, но попозже, где-то через неделю. Нет, лекарства, скорее всего, не понадобятся.

Через неделю он пришел посвежевший и удивленный.

– Доктор, голоса прошли! – радостно сообщил он с порога.

– Я в курсе, – улыбнулся я.

– Как вам удалось? – полюбопытствовал он.

Я объяснил. Дело в том, что источник голосов, которые слышал Евгений, жил в его же подъезде. Этажом выше. Бабулька, наша давнишняя пациентка, недавно переехала туда по настоянию родни – они решили взять ей квартиру поближе к себе: так и проследить за ней легче, и продукты далеко возить не надо. Полагаю, что жильцы того дома, где она жила прежде, вздохнули с облегчением: уж очень она их доставала. Могла часами бубнить в розетку всякие гадости. Почему? Да потому, что все соседи, по ее глубокому убеждению, колдун на ведьме и чернокнижником погоняет. Вот и приходится держать народ в страхе, чтобы не расслаблялись. Когда от угроз она переходила к действиям и под дверями колдунов появлялись обереги из пахучей органики на газетке – приезжала спецбригада, и тогда на некоторое время в подъезде наступала тишина…

– То есть она сейчас в больнице? – спросил Евгений. – А что потом?

– А потом все будет зависеть от того, насколько аккуратно она будет принимать лекарства после выписки, – ответил я. – Точнее, насколько родственникам удастся за этим проследить.

– Займусь звукоизоляцией от этой бешеной баньши, – вдохновился Евгений. – Хотя сами понимаете – в этих панельных домах с ней порою такие причуды бывают… Спасибо, доктор! Вы меня, можно сказать, вылечили!

Восстание машин отменяется

С бредом и галлюцинациями у наших пациентов дела обстоят почти так же, как с мировой литературой. Я имею в виду, что есть классика и нетленка – про колдовство там, про порчу и все такое прочее; есть суровая будничная проза – к примеру, про коварных соседей. Бывает и откровенная желтизна – тут, как правило, какие-нибудь знаменитости из мира моды или эстрады бывают замешаны. Ну и про casual, на злобу дня, о преобладающих в текущем тренде настроениях, опасениях и чаяниях, тоже не следует забывать.

Вот на этом злободневном Дмитрий (дадим ему такое имя) и прокололся. Хотя, надо заметить, держался он долго и почти два года успешно скрывал от родни и от не в меру любопытных психиатров свои особые отношения с машинным разумом. Начались они, эти самые отношения, поначалу довольно безобидно. Просто в один прекрасный день гаджеты начали с Дмитрием здороваться. Нет, они, в принципе, и раньше писали ему на экране приветствие при каждой новой загрузке – так это не в счет, это они с каждым так из машинной вежливости поступают. С Дмитрием же они стали здороваться персонально – дескать, привет, милый. Как дела? Как настроение?