Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров - Максим Иванович Малявин

но я-то знаю! В общем, только на вашу больничку надежда-то и осталась. Спрячете?

Направление в стационар доктор написала. Отчего же не спрятать, раз такое дело? У нас тут не то что от полиции – от любой разведки спрятаться можно. И от охотников за мозгами с планеты Нибиру. А на той неделе так вообще пришлось астероид с курса сбивать. Так что очередной несостоявшийся апокалипсис тоже можно смело на наш счет записать.

Проводив пациента в приемный покой, доктор задумалась о том, что некоторые фабулы бреда можно без преувеличения назвать вечными. Приходят и уходят императоры, полководцы и президенты – а воры в законе были, есть и, пожалуй, долго еще будут. Кстати, надо бы позвонить заведующему отделением. Бред бредом, но мало ли… Как говорится, береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет…

Людоед

Истории в психиатрии – они как сказки. И не только потому, что сюжет зачастую невероятный, способный разбудить в читателе Станиславского. Они еще и по настрою похожи: некоторые смешные, некоторые поучительные. А некоторые откровенно страшны, в лучших традициях сказок средневековой Европы. Настало время одну такую вам рассказать.

Ее поведала нам с Оксаной Янина Чеславовна.

Представьте себе затерянное среди партизанских лесов и непроходимых болот небольшое поселение. Есть несколько жилых корпусов, есть кухня, хозблок, конюшня (гужевой транспорт был по тем временам доступнее автомобильного), рукотворный пруд, в котором пациенты разводили рыбу, а также непременные для сельского быта огороды, курятники, свинарники и коровники. А также собственное небольшое производство: психколония не только находилась на самообеспечении, но и зарабатывала кое-какую копеечку сборкой картонных коробок, пошивом белья и вязкой веников.

Однажды из района в психколонию привезли пациента. Юношу с личиком и фигурой Аполлона – если, конечно, можно представить Аполлона голубоглазым блондином. Привезли с очень нехорошими симптомами: у парня в голове звучали голоса. Причем не просто слуховые галлюцинации, а галлюцинации императивные. То есть они ему приказывали, пытались заставить, вынудить сделать так, как они говорят. О чем они ему твердили?

Исключительно о том, что свинина и картошка – это, конечно, неплохо, но пора бы уже переходить на человечину. Точнее – на детей. У них, уверяли голоса, мясо нежное, сладкое, да и охота трудностей не представит. И парень этим голосам уже особо не противился: надо – значит, надо. И уже начал поглядывать на соседских ребятишек с откровенно гастрономическим интересом. Слава богу, мать вовремя обратила внимание на странности во взгляде и на внезапно прорезавшиеся хищные повадки. Расспросила, что да как. А он возьми да и сознайся. А что тут такого? Свинину да говядину в эти времена на селе не особо часто отведаешь, а тут мясо само по улице бегает. Мать обомлела – и бегом к участковому милиционеру. А тот уже связался с врачами.

Лечебным процедурам парень не противился: доктора – они знают, что делают. Правда, поначалу никак не мог взять в толк, что такого страшного в этих самых голосах в голове. Ну говорят себе, приказывают – и ладно. Он ведь с ними не ругается. Кто сказал, что детей есть нельзя? Голоса вон говорят, что очень даже можно. И вкусно. И полезно.

Через некоторое время, уступив лекарствам, галлюцинации все же прекратились. И юноша, смущенно пожимая плечами, улыбался: мол, надо же, какая напасть со мною приключилась. И соглашался, что каннибализм – это не наш метод. Словом, по всем признакам, дело уверенно шло на поправку.

А однажды утром во время обхода обнаружилось, что парень исчез. Но как? Ни дежурная смена (а бдили тогда очень хорошо), ни соседи по палате не могли сказать ничего вразумительного. Исчез – и все. И только след на подоконнике и открытая форточка (и как только умудрился в нее просочиться?) выдали путь побега.

В милицию сообщили тут же. Когда из больницы сбегает потенциальный людоед – это страшно. Вокруг несколько деревень, и какая из них окажется первой на его пути, остается только гадать. И надеяться, что его успеют перехватить.

Была поднята на ноги вся белорусская милиция. Организовали засаду в доме, где жила его мама, выслали усиленные патрули в ближайшие к психколонии деревни, прочесывали леса и болота – но без толку.

Поиски прекратились на восьмой день. Рядом с деревушкой, что расположилась ближе всех к психколонии, текла речка. Неширокая, извилистая, петляющая между невысоких холмов, огибающая край болота и ныряющая в лесную чащу, к бобровым плотинам. Обманчиво спокойная и очень коварная: с корягами и омутами, с быстринами и ледяными ключами.

В этой речке его и нашли. Тело всплыло на восьмой день, и течение унесло бы его к лесу, если бы не корни дерева, которые подмыла вода и в которых он запутался. Наткнулись на него деревенские ребятишки. Те, на которых он так и не успел поохотиться.

Жене-то хорошо!

Первые дни после новогодних выходных – это, как правило, очереди перед кабинетами врачей. Причем такое впечатление, будто состоят они наполовину из тех, кто не успел пробиться на прием тридцать первого декабря, но уж теперь-то пришел. И, бросая укоризненные взоры на доктора (как посмел оставить их без внимания так надолго!), готов утопить его в подробностях анамнеза.

Вот и у одной из моих коллег один из первых в новом году рабочих дней тоже не стал исключением из общего правила. Где-то ближе к концу приема дверь приоткрылась, пропуская в кабинет очередного посетителя, и доктор тихонько вздохнула.

Есть среди наших больных особая категория. Это ипохондрики. Вроде бы ничего такого, что выбивается за рамки невроза, с ними не стряслось – а значит, поводов для серьезных опасений за жизнь (а по большому счету, и за рассудок) не наблюдается. Но это – с точки зрения врачей. У ипохондрика же на этот счет свое мнение, и он его яростно имеет.

Ну а как иначе, если в одном боку тянет, в другом колет, в голове переливается, в груди лопается, в животе булькает и покусывает – и это не считая фантомных болей там, где у других шило? А доктора словно сговорились, диагностически ослепли и в упор не видят ничего серьезного? Ни в фиброгастроскоп, ни на ЭКГ, ни на мониторе ультразвуковой аппаратуры, ни на томографе, не говоря уже про обычный рентген! Да и анализы норовят вернуть – дескать, в пределах нормы у вас тут все! Ага, а цифирки после запятой внимательно посмотреть? И от амбулаторной карты размером с «Войну и мир» все почему-то дружно шарахаются.

Этот пациент ипохондриком был выдающимся. Заслуженным, можно сказать. Сложно предположить, какие методы он сумел применить к медико-социальной экспертной комиссии и как они могут быть расценены