Анжуйцы - Серж Арденн

На противоположном конце длинного стола заняла место мадемуазель Шарлотта, младшая дочь графа, чей тонкий стан и врожденная скромность радовали глаза и душу старика де Бризе. Девушка рано осталась без матери, безвременно скончавшейся, когда ей было всего одиннадцать лет. Лишившись материнской теплоты и ласки, молодая графиня росла излишне замкнутой и нелюдимой. После невосполнимой утраты Шарлотта избегала, чьего бы то ни было общества, даже отца, демонстрируя, просто таки, пример воздержания. Но печаль по усопшим – то же, что болезнь, тот, кого она не уносит в самый тяжкий её момент, выходит из неё более сильным и живучим, чем прежде. К восемнадцати годам преобразилась и наша молодая графиня. Её ангельская душа, по прежднему, являлась вместилищем всех добродетелей, и образцом целомудрия, но в глазах появилась та несгибаемая воля, с которой она по новому, воззрела на жизнь.

Старшая дочь де Бризе и сестра Шарлотты, Инесс, покинула родной дом за год до смерти матушки, восемь лет назад. Она по настоянию матери, и с легкой руки, их влиятельной, дальней родственницы, герцогини де Шеврез, была представлена ко двору и приставлена фрейлиной к юной королеве Анне Австрийской.

В то, давно минувшее, время, дальновидная герцогиня, будучи женой первого вельможи королевства, великого сокольничего и коннетабля Франции, герцога де Люиня7 , миньона короля Людовика, блистала при дворе, безраздельно властвуя в спальне мужа, а значит и в голове юного монарха. Именно тогда де Шеврез начала сближение с королевой, одинокой молодой испанкой, лишенной внимания мужа, прибывавшей в изоляции на чужбине, в этой холодной, варварской Франции. Герцогиня, невзирая на весьма юный век, сделала ставку на Анну, предложив ей дружбу и окружив её заботой, а заодно верными фрейлинами, многие из которых были родственницами расчетливой де Шеврез.

Граф улыбнулся дочери и поднял бокал, наполненный рубиновым кларетом8 .

– Дочь моя, сегодня особый день. Я вернулся из Мелёна в прекрасном настроении. Вы знаете, что мой брат Огюст, барон де Ковэ, отошел в мир иной, не оставив наследников. Сегодня, посетив нотариуса, я получил бумаги, о вступлении в права наследства. Это означает, что плодородные земли баронства Ковэ, теперь принадлежат нам.

Он сияющим от счастья взглядом, одарил всех присутствующих.

– А где падре Локрэ?

Мартель закашлял, виновато разведя руками.

– Святой отец отправился в деревню, к больному. Тамошний кюрэ уехал в Мэнси, вот они и прислали за нашим капелланом, боятся, что страждущий до утра не дотянет.

На лбу де Бризе появилась гряда морщинок, разгладившихся, как только он обратился к Шарлотте.

– Дочь моя, теперь вы наверняка самая богатая, а значит желанная невеста в округе. Теперь мне придется искать вам герцога, никак не меньше!

Он расхохотался, хлопнув ладонью по столу. Улыбнулись и лакеи. Густой румянец покрыл щеки молодой графини, поправившей отца.

– Но ведь всё это богатство принадлежит не только мне, но и Инесс.

Лицо графа сделалось угрюмым, а улыбка превратилась в гримасу такой ненависти, что у Шарлотты от страха пересохло в горле.

– Если вы желаете и в дальнейшем рассчитывать на мою благосклонность, не упоминайте, при мне, о вашей сестре. Я не желаю знать этой особы! Её нет! Пусть её лелеют те, кому она служит последних восемь лет. Ваша матушка, упокой Господь её святую душу, посмела перечить мне, послушав эту вертихвостку герцогиню, которая и сгубила нашу Инесс. Нет возврата минувшему! Я не желаю более знать эту девицу! Это моё отцовское слово!

Де Бризе выпил вина, расправив в стороны подмокшие усы. Отделив крылышко от запеченной, фаршированной перепелки, он, передумав есть, в отчаянии бросил его в тарелку.

– Вам же, милая моя, следует позаботиться о собственной судьбе. Пора бы подумать о замужестве. Пора. Я собираюсь отправиться в Дижон, по делам, разумеется, там, возможно, я и устрою ваше будущее, если найду подходящую партию. Я не позволю оборванцам, подобным этому мерзавцу де Шиллу, кичащимся своими предками и не имеющим за душой ни денье, посягать на вашу руку! Я заставлю наглеца знать своё место!

Молодая графиня поставила наполненный бокал, не сделав ни глотка. Слова отца удручающе подействовали на неё. Бледность проступила на прекрасном лице, а в глазах появились слезы.

Девушка непременно расплакалась бы, если бы не шум, донесшийся из передней и не скрип растворившейся двери. В зал вошел взволнованный лакей и с опаской провозгласил:

– Ваша светлость, прибыла мадемуазель Инесс, виконтесса де Шампо.

Брови графа сомкнулись на переносице, что не сулило ничего доброго. Он поднялся исполненный величия и обреченно произнес.

– Легка на помине… фурия. Проси в библиотеку.

Доковыляв до двери, он обернулся и обратился к дочери тоном, не терпящим возражений.

– Вам незачем видеться с этой особой.

После того как отец удалился, Шарлотта поспешила в свою комнату, вытирая горячие, катившиеся по щекам слезы. Она накинула длинный плащ, покрыв голову капюшоном, и толкнув дверцу потайного хода, скрылась в полумраке арочных лабиринтов.

Шум голосов, за резными дверями библиотеки, довольно скоро стих. Створки распахнулись, и появилась молодая женщина, с искаженным страданиями лицом. Она прошла мимо двух склонившихся лакеев, обдав их косые взоры запахом пахучей эссенции, удаляющимся вслед отороченному мехом манто. Оказавшись во дворе замка, где её ожидал экипаж, нежеланная гостья услышала тихий нежный голос:

– Инесс! Инесс, я здесь!

Она, обернулась, вглядываясь во тьму, под нависшей галереей, откуда прозвучал шепот. Сделав несколько шагов, Инесс, неспешно, подошла к одной из колон.

– Шарлотта, девочка моя!

Сестры обнялись, рыдая то ли от счастья, то ли от горя, а скорее от того, что они просто есть друг у друга в этом большом, безжалостном мире.

– Боже милостивый, Святая Дева Мария, как же давно я тебя не видела! Ты стала совсем взрослая!

– Инесс, милая Инесс, как же мне тебя не хватает! Как мне хочется прижаться к тебе. Помнишь как в детстве, в грозу, мы с тобой прятались в башне, закутавшись в шкуры, прижавшись друг к другу, и смотрели в небо, со страхом ожидая каждый новый раскат грома?

– Помню, помню, конечно, помню. Милая, маленькая моя Шарлотт, как ты изменилась, совсем уже девушка. Послушай мне теперь нужно ехать.

Погрустнев, произнесла сестра, обернувшись по сторонам.

– Нет, не уезжай, я прошу тебя! Хочешь, я на коленях стану просить отца! Только не уезжай!

С любовью и лаской, Инесс дотронулась до лица сестры, нежно вытирая её слезы.

– Шарлотта, глупая, это ничего не даст. Да и я не позволю, что бы ты унижалась перед этим человеком. Мне непременно нужно ехать. Но прежде, я хочу тебе сказать одну вещь.

Она с грустью взглянула в глаза сестре.

– Послушай, у меня будет ребенок. Я покинула Париж, что бы родить.

– Ах, Инесс! Как я рада за тебя! А кто отец?

Инесс потупила взор, но тут, же сверкающими от слез глазами, с мольбой обратилась к Шарлотте.

– Я не могу тебе сказать кто отец. Да и лучше, что бы ты, не знала этого. Поверь, так спокойнее. Вот только я хочу тебя попросить, чтобы ты, если что-либо случиться со мной, взяла ребенка к себе. Слышишь?

Шарлотта не понимая не единого слова из того что говорит сестра, продолжала плакать, скорее предчувствуя беду, чем осознавая её.

– Постой, Инесс, что ты говоришь?! Я не понимаю .

В темноте, откуда-то из глубины двора, послышался гул шагов и крики графа, обращенные к лакеям.

– Чертовы бездельники, где моя дочь! Найдите её!

Инесс встрепенулась, словно раненная птица при приближении охотников.

– Прости, я должна ехать! Прости, я должна!

Она вырвала свои руки из рук сестры и, вскочив в карету, крикнула:

– Я напишу тебе! Напишу!

Экипаж въехал в арку ворот, с грохотом промчавшись по дощатому мосту, растаял во мгле. Шарлотта, молитвенно сложив руки, глядела во тьму. Её плечи подрагивали, а губы, что-то беззвучно шептали. Она вздрогнула, услышав голос отца.

– Вы напрасно не послушались меня!

Девушка обернулась и в неистовстве обрушилась на седого графа.

– Это вы! Вы во всём виноваты! Вы жестокий и злой человек! Я не хочу видеть вас! Неужели вы не боитесь Божьего гнева?! Господь покарает вас!

Де Бризе в угрюмом величии взирал на дочь. Не один мускул не дрогнул на его лице.

Невозмутимо и твердо старый граф произнес:

– Я не боюсь ни Бога, ни черта. Я видел и того и другого когда сражался против Генриха Наваррского, уничтожая гугенотов, затем я воевал уже на стороне, короля Генриха, убивая католиков. Кровь одинаковая у тех и у других. Мне не страшно встретиться с дьяволом, он, как и Господь, не тронет меня. Я, у них, не вымолил для себя прощения, я его отвоевал!

1 донжон – главная башня в европейских феодальных замках