Земля - Григол Самсонович Чиковани

к добру вроде бы это. Осторожно, Сиордия. И привязалась ко мне эта чертова икона, кто меня за язык тянул, заладил — икона да икона. А он мне, коммунисту, мол, не к лицу иконы поминать. Да что икона, понадобится, я самим дьяволом поклянусь. Ха!.. Но... Поосторожней, Сиордия. Вполне возможно, что чекист этот не совсем чист... А что, если и он того... Все может быть». Сиордия остановился, и рука его привычно потянулась к записной книжке, но вокруг была такая темень, хоть глаз выколи, где там записывать. «Ничего, ничего, я и так запомню. Такого Сиордия не забудет, ей-ей не забудет», — подумал он и злорадно захихикал.

Рабочие и служащие Ланчхутского участка с самого утра собрались перед бараком, в котором помещался клуб. Они группками стояли на небольшой площади, опоясанной дремучим лесом. На их загорелых от беспощадного солнца и пожелтевших от малярии лицах выражались недовольство, возмущение, боль.

Большинство еще вчера узнало о решении управления и провело беспокойную ночь. И теперь они нетерпеливо дожидались начальника управления Тариела Карда и начальника строительства Ланчхутского участка Важу Джапаридзе. Больше всего они сердились именно на Важу. Важа тотчас же заметил это по их лицам и, честно говоря, не удивился: он ждал этого. И как было не ждать, когда почти всех рабочих и колхозников привел сюда сам же Важа. Работали здесь в основном гурийцы. Важа хорошо знал их вспыльчивый нрав. Они верили Важе, верили его обещаниям в кратчайшие сроки завершить строительство, но он нарушил свое обещание и теперь самолично должен был отвечать перед ними.

— Да, тебе придется нелегко, — сказал Тариел Карда. — Но отступать нельзя. Только ты один можешь убедить их в том, что так лучше для общего дела. Если ты сам уверен в собственной правоте, тебе поверят.

— С тем я и пришел сюда, Тариел, — ответил Важа.

Клуб был набит битком, яблоку негде было упасть. Те, кому не удалось сесть, стояли у стен, в проходах, толпились в дверях. Кто-то догадался распахнуть окна, и не уместившиеся в помещении пристроились у открытых окон прямо на улице.

Тариел Карда поднялся на сцену. За ним гуськом последовали парторг строительства Коча Коршия, Важа Джапаридзе и первый секретарь Ланчхутского райкома партий Шота Имнадзе.

Собравшиеся угрюмо и настороженно глядели на сцену. Не раздалось ни единого хлопка. А ведь раньше любое появление на сцене тех же самых людей встречалось бурными аплодисментами.

Стол президиума не был накрыт красным кумачом, не было на нем ни кувшина с водой, ни стакана. Голые стены навевали холод и тоску.

Парторг отодвинул от стола длинную лавочку и, перешагнув через нее, оперся о стол правой рукой. Он подождал, пока усядутся Тариел Карда, Важа Джапаридзе и Шота Имнадзе и, откашлявшись, поглядел в зал.

В зале воцарилась напряженная, гнетущая тишина.

— Товарищи, вы все знаете, для чего мы собрались здесь сегодня, — хрипло начал парторг. — Произносить вступительное слово, я думаю, нет нужды. Поэтому слово предоставляется товарищу Важе Джапаридзе, начальнику строительства Ланчхутского участка.

Взведенный как курок Исидоре Сиордия подтолкнул локтем тщедушного лысого колхозника Кириле Эбралидзе, сидевшего справа от него. И Кириле, вытянув шею, послушно подал голос:

— Да и в слове Джапаридзе нужды нет, милок. Какое такое у нас тут строительство? Было, да сплыло, вы его плотненько закупорили да законсервировали. Я вот грешным делом думал, что консервируют рыбу, мясо да еще фрукты какие-нибудь завалященькие, а тут сразу целое строительство, бац, и на тебе — консервы.

Никто не поддержал шутки Кириле. Все сидели, как в рот воды набрали.

— Одним словом, милок, нам и без слов все ясненько, — Эбралидзе глухо басил своим низким, хрипловатым голосом, так не вязавшимся с его тщедушной фигурой. — Лучше безо всяких там затей сказать нам: собирайте, мол, любезные, манатки и катитесь-ка отсюда на все четыре стороны.

Сиордия с удовольствием сощурил и без того узенькие, как прорезь копилки, глазки и отодвинулся от Эбралидзе.

— Не за тем мы сюда пришли, Кириле, потерпи маленько, дай человеку слово сказать, — спокойно отозвался парторг.

На сей раз Сиордия подтолкнул сидевшего от него слева Тенгиза Керкадзе, молоденького парнишку с темным пушком на верхней губе. Видно, Исидоре как следует настропалил парнишку, но тот молчал как рыба: сидел себе и давился дымком цигарки, зажатой в кулаке. Исидоре толкнул парнишку посильней, и тот, подскочив с места, выкрикнул срывающимся голоском:

— Вы, верно, с гостинцами к нам пожаловали. Так раздавайте их, чего уж там!

— Мы пожаловали с тем, чтобы перевести вас на другой участок, — чеканя каждое слово, сказал Важа, глядя Керкадзе прямо в глаза.

Ничего больше Эбралидзе не требовалось:

— Спасибочки вам, милок, зря беспокоились. Так вот гуртом и погоните нас на другой участок, а там еще куда-нибудь, так, что ли? Только не стоит трудов. Не на дурачков напали. Мы и сами с усами.

— Товарищи! — В голосе парторга послышалось раздражение. Он даже не посмотрел в сторону Эбралидзе. — Слово имеет Важа Джапаридзе.

— Не желаем!

— Нечего лясы точить!

— Нашли дураков!

— Сыты по горло!

— В другой луже половите рыбку!

Сиордия едва скрывал восторг. Голоса раздавались из его окружения.

Важа Джапаридзе совершенно не волновался и даже сам дивился своему спокойствию. Зато Серова волновалась страшно. Бледная и напряженная, глядела она из зала на Важу.

— Успокойтесь, товарищи! — Джапаридзе встал и обратился к рабочим, сидевшим возле Сиордия: — Я постараюсь подробно изложить вам суть дела.

Вовсю заработали локти Исидоре. Тенгиз Керкадзе сплюнул цигарку и крикнул:

— Всего уже наслышались, довольно!

— А ты, Керкадзе, перестань с чужого голоса петь, — сказал Важа и взглянул на Сиордия. — Пересядь оттуда и брось дымить.

— С чьего же это он голоса поет?! — не сдержался Сиордия.

— То-то и оно, что с твоего, — резко отрубил Важа. — Да и Кириле твой подголосок.

Все как по команде повернулись в сторону Сиордия, Тенгиза и Эбралидзе.

Тариел Карда внимательно приглядывался к собравшимся. Он ожидал искренних, открытых выступлений и заранее приготовился спорить с ними. Джапаридзе должен был разъяснить необходимость выполнения решения «Главводхоза» и убедить всех в его пользе для