Добрая фея с острыми зубками - Татьяна Сахарова

— Я знаю… Но зачем же так кардинально? И тот баклажановый цвет был вам очень к лицу.

Я повернула голову и недоуменно уставилась в зеркало. В принципе мне от природы досталось не слишком большое красноречие, но сейчас оно, кажется, покинуло меня навсегда. С баклажановыми или ярко-бордовыми волосами вице-президенту инвестиционной компании вершить дела, конечно, противопоказано. Но как прикажете жить с темно-синим затылком и ярко-малиновой макушкой?! Оттеночный бальзам, вероятно, вступил в какую-то неведомую химическую реакцию с моющими средствами, и в результате мои волосы приобрели попугаистый окрас. С таким колором не то что на работу нельзя ходить, с ним даже на улицу высовываться опасно. Менты запросто примут за агрессивного панка.

В подтверждение этой ценной мысли Бандит, невесть откуда появившийся рядом, ощетинился и зашипел.

— Ну вот, а еще говорят, коты цвета не различают, — сокрушенно пробормотала я, вслед за чем пояснила обескураженной парочке причину моих цветовых метаморфоз.

Оглоедову пришлось все бросить и мчаться в круглосуточный супермаркет добывать мне стойкий краситель для волос. И все бы ничего, но только я попросила его купить среднерусый цвет, не уточнив марку производителя. Оказавшись перед бесконечным стеллажом со всякими красками, юрист рассудил, что хороший товар должен стоить дорого. Поэтому приобрел почти за пятьсот рублей безаммиачную крем-краску, которая, как известно, окрашивает волосы очень мягко, но не слишком интенсивно.

После часа мытарств мои волосы все же приняли относительно пристойный вид, однако макушка и челка сохранили розоватый оттенок, а затылок продолжал отливать «благородной» синевой. Других экспериментов мы решили на ночь глядя не проводить, оставив специалистам салона красоты шанс реабилитироваться. В конце концов, всему виной их оттеночный бальзам.

Однако в течение всего следующего рабочего дня парикмахерам такая возможность не представилась. Как снег на голову, на нас свалилась налоговая проверка. Представители налоговой администрации — это, разумеется, не налоговая полиция. Но тем не менее внеплановый визит городских налоговиков, вместо родных районных проверяющих, заставил всех быть начеку.

Треволнения по этому поводу даже отодвинули на второй план то, что все без исключения работники нашей конторы под любым предлогом просачивались в мой кабинет, как в зоопарк. С таким прикидом было бы эффектно танцевать на шесте, причем лучше всего вообще без одежды. В сочетании со строгим деловым костюмом мои разноцветные прядки выглядели, как перья павлина на вороньем хвосте. Мне понадобились титанические усилия, дабы абстрагироваться от сего прискорбного факта и с достоинством выдерживать ехидные взгляды подчиненных. Правда, папа, в отличие от остальных сотрудников, не сдержался и выдал мне на досуге пару ласковых, напомнив и о лице компании, и о занимаемой мною должности.

Едва досидев до ухода налоговиков, я кинулась к Ивановой маме, и нечеловеческими усилиями специалистов моим волосам удалось придать более или менее пристойный вид. Пришлось, однако, смириться с тем, что вместо спокойного русого они стали отдавать вульгарной рыжинкой, равняющей меня с официанткой из дешевого кабака. Но в любом случае официантка — много лучше, чем сине-розовая девушка из стриптиз-шоу.

Вечером на домашний телефон позвонил Когтев:

— Узнал, что мог. Не представляю, зачем тебе эти Караюшкусы понадобились, но держаться от них советую подальше.

— Что, совсем плохо? — забеспокоилась я.

— Это тебе не какая-нибудь пенсионерка Киселева. Йозес Караюшкус — серьезный мужик. Еще в семидесятых возглавил один из крупнейших металлургических заводов нашего региона. Во времена перестроечного беспредела первый начал гнать эшелонами металл на Запад. Дальше — больше. Полулегальная скупка у населения приватизационных сертификатов, передел сталелитейного рынка. Сегодня Караюшкус фактически контролирует десять процентов отечественной металлургии и выбирает экспортную квоту процентов на пятнадцать. И, заметь, при этом он практически нигде не засветился. Ни пресса его не трогает, ни разного рода политиканы, ни конкуренты. Все схвачено на высшем уровне без лишней суеты. Последние десять лет он проживает с семьей в Штатах. Здесь бизнесом руководят доверенные лица. Сам в Россию наведывается крайне редко, но на него зарегистрирована квартира в центре города. У металлургического магната имеется жена Инга и единственная дочь Ани семьдесят шестого года рождения. Дочурку отправили учиться в Штаты сразу после школы, а несколько лет спустя и родители перебрались поближе к своему ангелочку. Деньги запросто преодолевают эмиграционные препоны. По непроверенным данным, сейчас семейство проживает где-то в Лос-Анджелесе. Вот, собственно, и все.

— Спасибо, Никита, очень выручил. А адреса квартиры Караюшкусов у тебя случайно нет?

— Вообще-то есть, но я же сказал, они живут в Штатах. И даже если бы они были здесь, якшаться с людьми такого полета настоятельно не рекомендую.

Но адрес я у него все же выклянчила, толком не понимая, зачем он мне вообще сдался. Разумеется, единственная дочь Караюшкуса и есть та малышка, которую бросила в роддоме Оксана Киселева. Но что это мне дает? Почему-то не верится, что семья магната может иметь какое-то отношение к убийству медсестры.

К концу недели, как нам и было обещано, следствие по делу Киселевой забуксовало. Вернее сказать, даже не забуксовало, а пошло холостым ходом. Всплыло заключение патологоанатома о том, что женщина была задушена в промежутке между восемнадцатью и восемнадцатью пятнадцатью, хотя ранее эксперты точное время смерти назвать затруднялись. Теперь получалось, что Серебров-старший, замеченный входящим в квартиру после половины седьмого, действительно наткнулся на свежий труп. Конечно, у любого здравомыслящего прокурора в зале суда могут возникнуть веские сомнения относительно того, что время смерти могло быть определено с такой филигранной точностью. Но, с другой стороны, кто ж собирается доводить дело до суда?

При повторной экспертизе отпечатков пальцев, обнаруженных на месте преступления, специалисты в один голос заявили, что следы смазаны и идентифицировать их владельца со стопроцентной гарантией не представляется возможным.

Меня даже не стали вызывать на допрос, как я ожидала. А наш адвокат заверил, что волноваться нет никаких причин. Через пару месяцев дело попадет на дальнюю полку в ожидании какого-нибудь подходящего подозреваемого, который, по всей видимости, не найдется никогда.

Антонина получила, наконец, на руки беспроцентный кредит на мебель. Папа же, узнав о залоге ее квартиры, добавил лично от себя две тысячи долларов в качестве безвозмездной премии. Но даже сумму кредита, подозреваю, секретарше не придется расхлебывать в одиночестве. Во всяком случае, из моего коттеджа она съехала, а мебель, насколько мне известно, купить еще не успела. А так как жить в пустой квартире вряд ли возможно, догадываюсь, что погашать ссуду она будет из семейного бюджета совместно с Оглоедовым.

В общем, жизнь потихоньку стала налаживаться, за исключением налоговой проверки, которая обещала затянуться надолго. Неужто все-таки происки депутата Иевлева?

В пятницу вечером, завершив трудовую неделю, я решила наведаться в квартиру Караюшкусов, предварительно отпустив водителя, которому позарез нужно было попасть на родительское собрание в школу. Его сынок-первоклассник на неделе озорничал, и теперь учительница мечтала подержаться за горло родителя.

Конечно, на дверях квартиры меня наверняка ожидает заржавевшая замочная скважина, но зато у консьержа (не сомневаюсь, что таковой имеется в элитном доме) я смогу узнать, когда хозяева наведывались домой в последний раз. Вдруг их визит на родину совпадет с убийством Киселевой? Впрочем, при желании старушку можно было заказать и из-за океана…

И чего я, спрашивается, туда прусь? Что у меня есть на этих Караюшкусов? Зачем им убивать родную мать некогда удочеренной девочки? Хотя мое сознание активно сопротивлялось, подсознание точно знало ответ: мне просто необходима хоть малейшая зацепка, дабы убедить саму себя в том, что Серебров-старший не имеет отношения к убийству женщины.

Вход в подъезд вместо престарелого консьержа сторожил бравый молодец в военной форме и с кобурой на поясе. Я сообщила ему свою фамилию — на этот раз настоящую, опасаясь, что телевизионное удостоверение не сможет разговорить служивого. Затем я назвала номер интересующей меня квартиры. Охранник потребовал документы и только после тщательного изучения моего водительского удостоверения потянулся к телефонной трубке.

— Лия Карловна, тут к вам пришли. — После чего он сделал жест рукой, позволяя мне пройти.

Значит, в квартире Караюшкусов кто-то живет, и, судя по имени-отчеству, эта женщина тоже из Прибалтики. Что, интересно, я ей скажу? Поднимаясь на лифте, я сочинила корявое объяснение своему визиту. Лия Карловна оказалась весьма приятной пожилой дамой, приходящейся Йозесу Караюшкусу родной теткой. Она прежде всего предложила мне кофе, а уже после справилась о причине моего прихода. Стараясь сильно не завираться, я наплела, что в детстве была дружна с Ани, потом надолго уехала из города, а теперь вернулась и решила повидать старую приятельницу.