Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

У Грибанова: «… взявший на себя командование вёшенским отрядом окружной военком Яков Фомин приказал всем бойцам отступать через Дон на хутор Базковский. Под натиском повстанцев, захвативших к тому времени почти всю Вёшенскую станицу, отряд бойцов, отстреливаясь, стал отходить по переулку Красному вниз к Дону. На улицах и площади станицы отряд потерял около 10 своих бойцов. На льду Дона из отряда было убито два человека…

При, мягко выражаясь, неорганизованном отходе к Дону пулемёт был оставлен вместе с коробками пулемётных лент на станичной площади. Подоспевший на коне Яков Фомин остановил на берегу Дона красноармейцев Фёдора Кисилёва и Константина Грибанова и, страшно матерясь, приказал под угрозой расстрела на месте вернуться на площадь и взять брошенный пулемёт. Вдвоём эти красноармейцы, под огнём повстанцев, перетащили пулемёт на правый берег Дона. Других Фомин заставил забрать пулемётные ленты. Пулемёт был установлен на опушке леса за вёшенским пляжем. Подоспевший пулемётчик, умело ведя огонь, помешал повстанцам, уже занявшим крайние дворы на берегу Дона, без помех расстреливать перебегающих по льду реки красных. Пулемётный огонь на некоторое время задержал повстанцев в станице, а тем временем Фомин навёл порядок в своём разношерстном отряде и повёл его через лес на хутор Базковский…»

У Фомина в Рубежном жили родители, жена и двое детей – мальчик и девочка, причём пацану было 14 лет, он был сверстником Шолохова. Звали его Давыд. Он тоже фигурирует в романе: «Похожий на отца четырнадцатилетний подросток, с такими же широко поставленными голубыми глазами».

Миша с Давыдом наверняка были знакомы. А вот дружны ли были – ещё вопрос. Миша колесил туда-сюда с повстанческим командиром Поповым и был среди белого казачества своим. А у Давыда отец служил в Красной армии. Если б Попову попался Фомин – он бы его расстрелял. Миша это знал, и Давыд это знал.

* * *

Казакам снова пришлось надевать погоны, что вызывало суровое раздражение в казачьей среде. Армейские иерархии отменили вовсе не большевики – когда они пришли, армия уже рассыпалась: прежнюю систему не признавали даже казаки – самое воинственное сословие и последняя опора монархии.

В силу множества самых разных причин никакого единения казачества и белогвардейцев не случилось. Когда говорят, что Красная армия не смогла найти с казачеством общего языка, не стоит забывать, что Белая армия переругалась с казачеством почти столь же стремительно.

Казаки начали дезертировать уже из Добровольческой армии. Только в течение, казалось бы, победного июня 1919-го на сторону красных перешло до десяти тысяч казаков. Кудинов, стоявший во главе вёшенских повстанцев, позже напишет: «Безответственная и безумная ватага белых тыловых грабителей и карателей ежедневно старалась вырвать из казачьих сердец чувства симпатии и солидарности к белой армии и этим увеличивало число красных. Естественно, что, видя произвол и обиду на одной стороне, человек невольно ищет правду на другой, хотя и там её не могло быть».

23 июня – в день, когда белые вышли к границам области, – Кудинов сложил с себя полномочия. Скоро стало ясно, что наступательные операции Добровольческой армии провалились. Начался откат белых обратно на юг.

«…в Татарский чаще стали наведываться служивые казаки. Пошли слухи, что казаков сбили на Балашовском фронте и они отступают к Дону, чтобы, пользуясь водной преградой, обороняться до зимы».

Под ударом оказывался уже левый берег, а значит – и Рубежный, и Вёшенская.

В романе «Тихий Дон» в конце августа 1919 года на Дону происходила повальная мобилизация – забрали даже пожилого Пантелея Прокофьевича. Как обычно, Шолохов всё это живописал позже с натуры: в Рубежном у них загребли на фронт всех казаков, что могли самостоятельно передвигаться.

«В хуторе из мужского населения остались только инвалиды, подростки да древние старики, – пишет он в романе про Татарский, но перед глазами у автора тот хутор, где он тогда находился. – Замолкший было орудийный гул 5 сентября возобновился с новой силой и теперь звучал уже отчётливо и грозно. Бои шли верстах в сорока от Дона, по направлению на северо-восток от Татарского. Через день загремело и вверх по течению на западе. Фронт неотвратимо подвигался к Дону».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Шолоховы снова решили съезжать. Уже во второй раз уходили они от надвигающейся Красной армии.

«Тихий Дон»: «Повторялось то, что было весной во время отступления повстанцев на левую сторону Дона: во всех направлениях по степи тянулись нагруженные домашним скарбом арбы и брички, шли табуны ревущего скота, словно кавалерия на марше – пылили гурты овец… Скрип колёс, конское ржанье, людские окрики, топот множества копыт, блеяние овец, детский плач – всё это наполняло спокойные просторы степи неумолчным и тревожным шумом».

Михаил Шолохов – не только автор «Тихого Дона». Он его персонаж.

* * *

Вернулись в Плешаков и снова заселились у Дроздовых.

Заниматься мельницей у Александра Михайловича не было больше никакой возможности: работники пропали и разошлись, доходы упали до нуля. Особой жалости судьба к шолоховскому отцу никогда не испытывала – но рушились не только его надежды, а вся жизнь вокруг.

Без видимых причин, вдруг заспешив вслед за своим покойным мужем, в жесточайшей хандре умерла Мария Дроздова. Местные говорили: её замучила совесть за убийство Ивана Алексеевича Сердинова.

В «Тихом Доне» двойник Марии Дроздовой Дарья Мелехова, заболевшая венерической болезнью, покончит жизнь самоубийством. Дарью в романе похоронят летом 1919-го. Марью Дроздову – в начале осени. Шолоховы были на похоронах и поминали свою соседку, ставшую за эти годы близкой и родной.

«Тихий Дон»: «Похоронили Дарью, как и полагается, на кладбище, рядом с Петром… Над могилой Петра шумел молодыми ветвями посаженный недавно тополь: на вершинке его наступающая осень уже окрасила листья в жёлтый, горький цвет увядания. Через разломанную ограду, между могил телята пробили тропинки; около ограды проходила дорога к ветряку; посаженные заботливыми родственниками покойников деревца – клёны, тополи, акация, а также дикорастущий тёрн – зеленели приветливо и свежо; около них буйно кучерявилась повитель, желтела поздняя сурепка, колосился овсюг и зернистый пырей. Кресты стояли, снизу доверху оплетённые приветливыми синими вьюнками. Место было действительно весёлое, сухое…»

Мотавшийся по фронтам и лишь время от времени возвращавшийся в родной хутор Алексей Дроздов вскорости заведёт себе новую любовь – а жена его, тоже Мария, так и будет жить со свекровью Агриппиной и печалиться на слухи о мужниной неверности. Конечно же, это тоже неизбежно напоминает нам о событиях в «Тихом Доне», когда Григорий вновь сходится с Аксиньей, а жена его Наталья в непрестанной тоске о муже живёт со свёкром и свекровью Ильиничной.

Как в романе рушится семья Мелеховых – так в жизни распалась семья Дроздовых. А Шолоховы ведь застали их два года назад, пусть и схоронивших одного из братьев, молодыми, шумными, весёлыми. Теперь же Агриппина жила с дочерями вовсе без мужиков и подолгу сидела на кладбище у могил Павла и Марии, молясь за последнего своего сына Алексея и его распавшуюся семью.

…В ту осень Шолоховы задумали вернуться в Каргинскую. Многое дурное забылось, многое доброе вспомнилось, решили, что, может, ещё раз получится заново пройти через воды Чира.

В ту же зиму в романе «Тихий Дон» Мелеховы, загрузив на повозку, запряжённую парой быков, сундуки, отправили дочку Дуню в отступ на Чир. Только не в Каргинскую, а на хутор Латышев.

Так Шолохов уже в третий раз отправился по той же дорожке, по которой спустя годы поведёт своих персонажей.

Перед нами тот самый случай, когда автор – прямой свидетель и соучастник перипетий, описанных им.

* * *

Вот в «Тихом Доне» бежавший с фронта Пантелей Прокофьевич Мелехов возвращается в Татарский: «Спускаясь с горы, он внимательно присматривался. Хутор поразил его безлюдьем. На улицах не было ни души. Безмолвно стояли брошенные, с закрытыми ставнями курени. Не слышно было ни людского голоса, ни скотиньего мыка…»