Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автоматы разрушают живую связь продавца с покупателем — мешают воровать. Беда автомата, как заметил Александр Галич, в том, что он не умеет жульничать.
Сочетание планирования и дефицита создает ситуацию, которая становится источником обогащения для тех, кто проявляет предприимчивость, энергию, инициативу. Деятельность на грани советского закона и за его пределами, то что иногда называют «второй экономикой», свидетельствует о живучести подлинных деловых качеств, которым социалистическая система объявила — казалось бы — решительную войну. Государство использует «вторую экономику», неумирающие предпринимательские инстинкты, не только для того, чтобы крутились колеса советской машины, но и для удовлетворения некоторых потребительских потребностей, которые заведомо промышленность удовлетворять не может и не хочет. Популярный автор детективных романов Аркадий Адамов написал много книг, рассказывающих о преступлениях, состоявших, например, в создании подпольных фабрик по производству трикотажных кофточек. «Возникло пустое место, — говорит следователь в одном из романов, — которое не хочет или не может занять государство». Это место занимает «подпольный предприниматель».
Дополнительные ресурсы, которые удастся получить — за взятку — в планирующих органах могут стать источником производства внеплановой продукции, которая пойдет на «черный рынок». Дополнительные ресурсы — станки, инструменты, сырье — могут быть приобретены на «черном» рынке, украдены. Евгения Эвельсон, долгие годы проработавшая адвокатом, подробно рассказала о 42 процессах по экономическим делам. На основании этих процессов и многих других судебных дел, она пришла к выводу, что «левая», «вторая» экономика может существовать в СССР прежде всего за счет «перекачки фондового сырья, крупного и мелкого оборудования из государственных резервов».
Размеры этого явления таковы, что термин «левая экономика» узаконен юридическими документами: судебными приговорами, директивами Верховного Суда СССР. Совершенно очевидно, что «левая экономика» может существовать только с согласия властей — плановых, административных, партийных. И совершенно очевидно, что согласие на «перекачку фондов» дается за взятку. «Левая экономика» необходима, но преступна, ибо существует в нарушение закона. Нарушение закона происходит с ведома его создателей и хранителей.
Многочисленные свидетельства — газетные отчеты о процессах (когда начинается очередная кампания «борьбы с коррупцией»), советская литература, воспоминания эмигрантов — убедительно демонстрируют разложение как населения так и аппарата власти: партийных органов, государственных органов, юстиции, милиции, КГБ. Двадцать шестой съезд КПСС (1981) утвердил перечень грехов, с которыми следует бороться: «…Нужно всеми организационными, финансовыми, юридическими средствами накрепко закрыть всякие щели для тунеядства, взяточничества, спекуляции, для нетрудовых доходов, любых посягательств на социалистическую собственность». К. Черненко зовет вести «энергичную борьбу со спекуляцией и хищением социалистической собственности, взяточничеством и стяжательством». Ему вторит министр внутренних дел: «Воспитание нового человека тесно взаимосвязано с преодолением таких антиобщественных явлений, как пьянство, хулиганство, тунеядство, взяточничество, спекуляция, хищения социалистической собственности».
Тотальная власть — первый стимул к коррупции, «взяточничеству и стяжательству», как выражается К. Черненко. К. Симис подробно описал систему «дани», которую взимают партийные секретари в своих угодьях, где они являются полными хозяевами. Второй стимул — неуверенность в легитимности власти. Борис Бажанов, служивший в 1923 году секретарем Сталина, рассказывает, что нашел в архивах Политбюро информацию о специальном «алмазном фонде Политбюро», созданном на случай потери власти для обеспечения членам Политбюро средств для жизни и продолжения революционной борьбы. Бажанов сообщает, что еще в середине 20-х годов этот фонд существовал и хранился у вдовы Я. Свердлова, носившей девичью фамилию и нигде не работавшей. Лидия Шатуновская, жена старого большевика, жила некоторое время в Кремле, а затем в московском Доме правительства, построенном для элиты власти. В своих воспоминаниях она приводит разговор в первые послевоенные годы с проживавшей в Доме правительства Клавдией Байбаковой — женой министра нефтяной промышленности, ставшего впоследствии первым заместителем председателя Совета министров и председателем Госплана. Шатуновская спросила как-то жену министра, торговавшую на черном рынке: «Зачем вы так спекулируете?… Ведь у вас и так все есть». Жена министра возразила: «Вы не понимаете нашего положения. Ваш муж профессор и будет профессором завтра… А мы калифы на час. Сегодня мой муж министр и у нас все есть, а завтра он может прийти в министерство и увидеть, что от него все отворачиваются. А придя к себе в кабинет, он прочтет в газете, что он уже не министр, что он — никто». Е. Эвельсон присутствовала в 1965 г., как адвокат, на закрытом процессе первого секретаря Бауманского районного комитета партии Галушко. Полноправный хозяин одного из центральных районов столицы, человек, находящийся на полном иждивении государства, живший как при коммунизме, был схвачен за руку при получении взятки в 35 тысяч рублей за содействие в прекращении дела нелегальной фабрики трикотажа. На вопрос судьи: Какие причины толкнули вас на совершение преступления? — подсудимый Галушко ответил: Неуверенность в завтрашнем дне. После смерти председателя Ленинградского городского совета, Николая Смирнова, близкого друга члена Политбюро Фрола Козлова, открыли служебный сейф: в нем нашли пакеты с драгоценностями и крупными суммами денег, принадлежавшие Смирнову и Козлову. Фрол Козлов оставался до смерти членом Политбюро, одним из претендентов на пост генерального секретаря.
Последние месяцы брежневской эпохи прошли под знаком скандала, вызванного арестом группы воров, взяточников, контрабандистов, связанных невыясненными официально узами с дочерью Генерального секретаря ЦК КПСС Галиной Брежневой.
Сознание нелегальности существования, того, что только за пределами закона можно получить все — от предметов первой необходимости до предметов роскоши — важный инструмент воспитания советского человека. Тотальная коррупция дополняется государственной системой доносительства, которая превращает в добродетель слежку за другими во искупление собственных грехов.
Размах коррупции, признание ее государством иллюстрируют распространившиеся с начала 80-х годов особые формуляры доносов. «Сигнальная карточка на лицо допускающее правонарушения», распространяемая в Литве в 1984 г., позволяет назвать имя «правонарушителя», подчеркнуть совершаемое им преступление, из готового списка и переслать в милицию. В формуляре говорится: «Подпись инициатора карточки не обязательна». Доносчик — «инициатор карточки» — может остаться анонимным. Представляет интерес перечень «нарушений», которые предлагается «сигнализировать»: «проживает на случайные заработки, нетрудовые доходы, уклоняется от уплаты алиментов, долгов по гражданским искам, уклоняется от органов следствия, правосудия, нигде не работает, ранее судим, не занимается воспитанием детей, пьянствует, употребляет наркотические вещества, совершает преступления и иные правонарушения общественного порядка и правил социалистического общежития».
Подавляющее большинство граждан Советского Союза может быть объектом «сигнальной карточки», либо — при желании — «инициатором», донеся на соседа. Практика «сигнальных карточек» увеличивает число «народных контролеров» в десятки раз. Поощрение доносительства приносит иногда неожиданные — слишком хорошие, сверхплановые результаты. Бакинский рабочий вынужден был жаловаться на поток доносов, заливший милицию и КГБ. Тем более, что — как огорчалась газета — «многие доносы не имеют ничего общего с „бдительностью“», будучи простым сведением личных счетов.
Новосибирский документ констатирует, что «социальный тип работника», формируемый «в настоящее время в СССР» не соответствует ни «стратегическим целям развитого социалистического общества, ни технологическим требованиям современного производства». Документ перечисляет качества «советских работников»: «Низкая трудовая и производственная дисциплина, безразличное отношение к выполняемому труду, низкое качество работы, социальная инертность, низкая самоценность труда как средства самореализации, ярко выраженные потребительские ориентации» невысокий уровень нравственности. Достаточно напомнить о широких масштабах деятельности так называемых «несунов», распространении различных «теневых» сделок за общественный счет, развитии «левых» производств, приписок, «выведении» заработной платы независимо от итогов труда».
- Ищу предка - Натан Эйдельман - История
- Гитлер против СССР - Эрнст Генри - История
- Открытое письмо Сталину - Федор Раскольников - История
- ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР - Геннадий Янаев - История
- Франция. История вражды, соперничества и любви - Александр Широкорад - История
- Русская историография. Развитие исторической науки в России в XVIII—XX вв - Георгий Владимирович Вернадский - История
- «Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля» - Александр Тюрин - История
- Над арабскими рукописями - Игнатий Крачковский - История
- Русская история - Сергей Платонов - История
- История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов - История