Подменыши - Игорь Малышев

— Держись. Не раскисай, — мягко и серьёзно сказала Белка. — Ну, и не обижайся, ладно? — добавила она. Потом развязала у себя на шее полюбившийся ей красный платок и обмотала им шею Сатира.

На следующий день Сатир раздобыл где-то маленький резиновый мячик и принялся, лёжа на диване, методично кидать его о стену. Некоторое время Белка, используя этот звук в качестве ритма, что-то тихо импровизировала на металлофоне, потом сбилась, запуталась и бросила своё занятие. Ленка, положив голову на лапы, поначалу следила глазами за происходящим, затем утомилась и отвернулась в сторону. А Сатир всё продолжал бросать, ловить и снова бросать о стену небольшой резиновый шарик с потускневшей от старости красной полоской. Раздавались звонкие размерянные звуки. Было в их ритмичности что-то безнадёжное и усыпляющее.

— Господи, будто гроб заколачивают и никак не заколотят, — не в силах сосредоточиться пробормотал Эльф, откладывая в сторону книгу.

— Сатир, в самом деле, прекрати, уже час колотишь. У меня даже сердце бьётся в твоём ритме, я боюсь, что если ты остановишься, оно тоже встанет, — сказала Белка.

Сатир поймал мяч последний раз, с сожалением посмотрел на его блестящий бок и швырнул свою игрушку Ленке. Та охотно схватила мяч зубами, и стала, ворча, с ним возиться.

Сатир включил ближайший телевизор. Шли новости. Сначала показывали жертв очередной авиакатастрофы, потом переключились на замерзающих шахтёров Дальнего Востока, продолжили сходом селевых потоков на Северном Кавказе и закончили бодрым рассказом о столкновении болидов «формулы один», в котором, лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Прогноз погоды пообещал метель, гололёд и минус пятнадцать всю неделю.

— Как вам? Это же не новости, это расстрельный приговор какой-то! — обернулся к друзьям Эльф.

— Всё правильно. Так и должно быть, негатив должен превалировать, — заверила его Белка. — Пастух пасёт своё стадо. С телезрителями теперь обращаются как с членами какой-нибудь тоталитарной секты. В сектах людям, прежде всего, внушают, что их окружает мрак и ужас, а спокойствие и счастье только здесь, в секте. Телевизор, как опытный гуру-мракобес, тоже ежечасно показывает, что вокруг тебя страдание и смерть, и внушает, что единственное место, где можно выжить — это твой дом, твой диван перед экраном. Поэтому спрячься, затаись, как «премудрый пискарь», сожмись в пылинку, в ничто, и будь счастлив, что у тебя есть этот уголок тишины, покоя и сытости. Кроме того, регулярно показывая голодных и замёрзших, всеми заброшенных и всеми забытых людей, телевизор внушает, что стране на тебя наплевать, поэтому ты тоже должен наплевать на неё, забыть о ней и заниматься только обустройством своей норы. Сделать своё жилище как можно глубже и безопаснее, и ни в коем случае не высовываться, что бы ни происходило на поверхности. Это для того, чтобы людей не волновало то, как идёт разграбление и уничтожение страны. И это никого не волнует. Действительно, не будет же обыватель волноваться о судьбе государства, от которого видел только гадости! Так что, в государстве, предназначенном для уничтожения, необходимо показывать как можно больше негатива.

— Да, похоже на правду, — согласился Эльф. — Кстати, я обратил внимание, что сейчас, даже когда показывают природу, часто делают акцент не на красоте мира, а на том, как животные пожирают друг друга, дерутся, какие они агрессивные, опасные. В общем, та же тактика запугивания. Идёт аккуратное редактирование реальности.

Сатир, меж тем продолжал внимательно смотреть телевизор.

— Сатир, ты не хочешь его выключить? — обратилась к нему Белка.

Он отрицательно покачал головой.

— Тогда забирай его и вали на кухню. Чтоб глаза наши его не видели.

— И уши не слышали, — добавил Эльф.

Сатир последовал совету. Поставил «ящик» на кухонный стол, улёгся в ванну и снова уставился на экран. Лицо его стало серьёзным и сосредоточенным, он словно бы весь подобрался внутренне, приготовившись к поиску и ожиданию чего-то. Так продолжалось весь день. Лишь изредка он поднимался из ванной, чтобы размять затёкшие члены, да переключить канал.

— А другие телевизоры забрать не хочешь? Там ещё три штуки осталось, — поинтересовалась Белка.

Сатир подумал минутку и забрал остальные. Поставил их всё на том же столе. Настроил на пару центральных российских каналов, MTV и Euronews.

Белка, наблюдая за происходящим, спросила:

— Ну и зачем тебе всё это?

— Не знаю, просто интересно.

— Что тут может быть интересного? Здесь же всё ненастоящее. Зачем тебе ненастоящее? Ты ведь никогда не был падальщиком!

Сатир помолчал, наблюдая за суетой на мерцающих экранах, испускающих голубоватый свет, чем-то похожий на тот, что включают в операционных для дезинфекции.

— Ну, устал я просто. Хочу лежать, смотреть и ничего не делать. Это запрещено?

Белка с сожалением посмотрела на него.

— Захотелось расслабиться и встать на четвереньки? На уютные четвереньки?

Сатир не ответил, переводя взгляд с экрана на экран, пытаясь выловить в звуковой каше то, что относится к происходящему на экране, а зачастую, выхватывая из звукового хаоса какой-нибудь один поток и применяя его к первой попавшейся картинке. Процесс захватил его. Он растворился в обрушившемся информационном потоке. Сатиру всё время казалось, что сейчас ему скажут нечто важное, что если уж не наполнит смыслом всю его жизнь и не сделает счастливым, то хотя бы даст пищу для размышлений, хоть немного заполнит вакуум, образовавшийся после увиденных смертей и уничтожения революционной организации. Ему неожиданно стало интересно всё, что бы он ни показывали, будь то мультфильмы, репортаж о теракте, футбольный матч, переговоры о мире, бомбардировки очередной страны, несогласной с новым мировым порядком, падение цен на нефть, репортаж из Эрмитажа, пеший переход через пустыню, клонирование, компьютерные вирусы, жизнь одноклеточных, заседание «большой семёрки», глубины космоса, грызня олигархов, пирамиды майя, малолетняя проституция… Он разглядывал происходящее, смешивая всё в единый ком, подобный тому, какой получается у детей, когда им надоедает играть в пластилин.

Сатир смотрел телевидение сутки напролёт, засыпая с включенными телевизорами и просыпаясь под их болтовню. Изредка, когда желудок сводило от голода вылезал из ванной, хватал что подворачивалось под руку и тут же ложился обратно, словно боясь, что пропустит самое главное. Спал не более двух-трёх часов в сутки. В кухне всегда были задёрнуты шторы, отчего его кожа после месяца такой жизни приобрела нездоровую бледность. Под ушедшими вглубь глазами залегли бурые синяки. Щеки ввалились. При дыхании в горле раздавалось посвистывание. Голос, некогда громкий и зычный, стал походить на шелест. Белка, глядя на Сатира, чувствовала, как по её спине сыплются ледяные крошки дрожи.

— У нас теперь, как в хорошем замке. Даже своё привидение есть, — жаловалась она Эльфу.

Сатир действительно походил на призрак. Из него словно высосали нутро, оставив только бегающие глаза и высохшее нервное тело. Двигался он торопливо, лихорадочно-бесшумно, если кто-нибудь начинал приставать к нему, реагировал неохотно. Иногда принимался быстро и невнятно говорить о чём-то сам с собой:

— …ровность поверхности образуется, вследствие отсутствия шероховатости. Отсутствие порождает присутствие…

— …мира нет, не было и не будет. Есть лишь горсть праха, которую Господь, играя, пересыпает с ладони на ладонь…

— …такие открылись дали, что сердца рвутся от ужаса…

— …плакать нашим матерям до конца веков, ибо нет радости…

— …наркотики. Ха! А что не наркотик?..

— …течёт, течёт нефть — кормилица. Сладкая, как девушка…

— …ага, доброй вечной ночи! С вами группа «Уроды на бис»…

— …спит президент и жуёт во сне халву власти…

— …и мёртвые при эксгумациях плюют в глаза живым…

— …остывают люди. Одна надежда — глобальное потепление…

— …MTV — воркующая пустота…

— … индоутка — есть тварь прямоходящща и оживлённа…

— …а, между тем, нынче в моде перелом основания черепа…

— …проплывали обломки империй над полями некошеной ржи…

А то вдруг начинал подвывать без мотива:

… Миллиарды лет безжалостной доброты,Миллиарды лет безжалостной доброты.Хочется кричать, когда больно, но мы в рукахМиллиардов лет безжалостной доброты…

Ни Эльф, ни Белка, не знали, услышал ли он эти странные фразы и стихи по телевизорам или выдумал сам.

Иногда Сатир начинал какое-нибудь движение и застывал, не доведя его до конца и уставившись в одну точку. То ли прислушиваясь к чему-то неслышимому для остальных, то ли просто впадая в ступор. Такое происходило с ним особенно часто, когда он зажигал спичку, чтобы прикурить. Он глядел на огонь, как загипнотизированный, пока пламя не гасло само собой. Пальцы его были сплошь покрыты ожогами.