Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— Пусть другие артиллеристы не открывают огня! — закричал граф в рупор. — Сохраняйте заряды для абордажа. Мендоса, ты уверен, что попадешь?

— Дайте мне хотя бы три ядра, — ответил баск.

— Даже шесть, если захочешь.

— Тогда какую-нибудь мачту свалю; пусть все замолчат.

— И даже я? — шутливо спросил дон Баррехо.

— А вы держите язык за зубами больше всех прочих, сеньор гасконец.

Глубокое молчание воцарилось на фрегате, прерываемое только трепетанием парусов и легким посвистыванием бриза в снастях.

Все взгляды обратились на галеон, убегавший к западу, но постоянно готовый повернуть к берегу, который находился на расстоянии не больше шести-семи миль и очень хорошо просматривался.

Мендоса продолжал возиться с прицелом, что-то бормоча и пыхтя как тюлень.

Известно, что стрельба в море по подвижной цели, при неожиданных толчках, которые испытывает судно при качке, всегда необыкновенно трудна, особенно на парусниках, лишенных абсолютной стабильности из-за внезапных порывов ветра.

Стало быть, перед баском была поставлена нешуточная задача.

Но вдруг сильнейший взрыв сотряс кормовую надстройку «Молнии»; кулеврина наконец-то выстрелила.

Мендосу и стоявшего с ним рядом гасконца наполовину окутало густое облако дыма. В то же время граф и его помощник, находившиеся на капитанском мостике, перегнулись и вытянулись вперед, словно хотели устремиться вслед за ядром.

Мендоса не удержался и завопил от досады. Грот-мачта галеона осталась на месте, хотя на палубу грохнулся большой кусок грота-марса-рея[42], перебитый рядом с марсом.

— Ах, ты мой волчок, ты переломил всего лишь перышко у этой огромной птахи! — сказал граф. — А мне ведь было нужно крыло.

— В моем распоряжении еще пять выстрелов, капитан, — ответил баск.

— Но ты не расстраивайся, потому что и перышко кое-что значит: этот галеон уже не побежит с той же скоростью, как прежде.

Страшный грохот заглушил его слова.

Это галеон разом разрядил все свои орудия левого борта, но пушки его, кроме кулеврин, были явно устарелыми, скорость снарядов оказалась слабой, и ядра упали в воду, не долетев до фрегата.

— Эти люди могут транжирить порох и ядра! — сказал граф. — Может, они хотят просто попугать нас? Ну, мы-то привыкли к подобной музыке, не так ли, сеньор Верра?

— На нас это не произведет впечатления, — ответил помощник капитана, спокойно набивавший свою трубку. — Прежде чем их ядра станут долетать до нас, я успею выкурить трубку.

Тем временем Мендоса с помощью нескольких флибустьеров перезаряжал пушку, потому что вторую он пока не мог использовать из-за неудобного положения галеона.

Во второй раз он стал колдовать над прицелом. Испанцы быстро воспользовались этой передышкой, чтобы снова поднять парус и закрепить его кромку прямо за марс, так как нельзя было и подумать о замене рея.

— Приятель, — сказал гасконец баску, — старайтесь не тратить дублоны, иначе вы не сможете возместить тот, который потеряли в погребах маркизы.

Мендоса не ответил; он продолжал старательно целиться, медленно смещая дуло орудия, чтобы удержать его на пути галеона. Раздался выстрел, который через несколько мгновений встретило громовое «ура!» и крики: «Браво, Мендоса!»

На этот раз ядро, посланное баском, попало не в какой-нибудь рей.

Грот-мачта, срубленная чуть пониже марса, упала поперек палубы галеона, сокрушая своей тяжестью ванты и брасы, после чего галеон сильно накренился на левый борт. Грот и один из косых парусов также полетели вниз, загромоздив палубу и накрыв добрую часть команды.

— Вот это выстрел! — восхитился гасконец. — Теперь мой дублон в безопасности.

— Вы удовлетворены, господин граф? — торжествующе спросил Мендоса.

Вместо ответа сеньор ди Вентимилья выхватил шпагу и закричал громким голосом:

— На абордаж, храбрецы!.. Через десять минут галеон будет у нас в руках!

Глава XII. Секретарь маркиза де Монтелимара

Галеон, остановившийся в своем полете над волнами, уже не мог избежать атаки фрегата.

Испанцы, пережив первый испуг, быстро принялись освобождать палубу от обломка мачты, который мог затруднять движения команды во время абордажа.

К обломку подступили с пилами и топорами, а в это время матросы, приставленные к пушкам, открыли адский огонь, надеясь не подпустить корсарское судно вплотную.

В свою очередь, и «Молния» яростно ощетинилась, и не только пушками.

Буканьеры поднялись на верхнюю палубу и не жалели пуль, находя все новые цели на галеоне. Но предпочтительными мишенями были рулевые и офицеры на мостике.

Расстояние быстро таяло, так как фрегат увеличил скорость, чтобы не дать испанцам перегруппироваться.

Пушечные залпы следовали один за другим: то вверх, по парусам, то вниз, чтобы продырявить судно ниже ватерлинии.

Матросы, в задачу которых входило затыкать большими деревянными пробками дыры, проделанные ядрами, трудились не покладая рук и падали без сил на банки.

На верхней палубе во всю лилась кровь, особенно на галеоне, где не было кулеврин, а солдаты-аркебузиры ни в коей мере не могли сравниться в точности стрельбы с неподражаемыми буканьерами.

Не прошло и десяти минут, как «Молния», вся окутанная огромным облаком дыма, подошла к галеону.

Лейтенант, который теперь стоял у руля, направил корабль к корме неприятеля, так что бушприт врезался в ванты и брасы бизань-мачты, а марсовые быстро сбросили многочисленные кранцы, чтобы смягчить удар.

Но последнее удалось лишь в малой мере; удар был таким сильным, что два судна пугающе наклонились: одно — на правый борт, другое — на левый.

Голос сына Красного корсара разносился словно трубный зов:

— Ко мне, буканьеры! Батарейцы на палубу!

Он устремился на бак, за ним — гасконец, отчаянно вращавший клинком своей длинной шпаги, Мендоса, размахивавший секирой, и буканьеры, уже перезарядившие свои аркебузы.

Тридцать или сорок испанцев, как стрелков, так и матросов, собрались на баке, чтобы оказать яростное сопротивление атакующим; они орали во все горло:

— Смерть корсарам! Охотников в воду!

Граф ди Вентимилья, гасконец и Мендоса первыми пробежали по бушприту и ворвались на испанский корабль, разрядили пистолеты и запрыгнули на бак.

Именно в этот момент ветер начал относить фрегат, который еще не притянули к галеону абордажными крюками, и трое храбрецов остались одни среди врагов.

Момент был трагичным, потому что буканьеры не могли попасть на испанский корабль: для этого пришлось бы перепрыгнуть пропасть шириной в шесть метров, а такое даже для этих бесстрашных и ловких охотников было вещью абсолютно невозможной.

На фрегате поднялся дикий вой:

— Спасем графа!

Испанцы, вооруженные шпагами, секирами и алебардами, устремились к трем смельчакам, уверенные, что без труда справятся с ними. Но они встретились с великолепными шпажистами.

Сеньор ди Вентимилья, нисколько не испуганный произошедшим, решительно бросился в схватку, ожидая, что буканьеры и флибустьеры поспешат к нему на помощь.

Достойный племянник Черного корсара, самый знаменитый фехтовальщик Мексиканского залива с неудержимым порывом вступил в рискованную схватку с неприятелем.

Гасконец, словно он хотел показать, что дети его родины, славящиеся хвастовством, в то же время тяжелы на руку и полны отваги, последовал за графом, нанося неистовые удары своей драгинассой и крича как одержимый:

— Дорогу гасконцам!

Мендоса же со страшной силой рубил секирой, разнося шлемы и кирасы, ломая шпаги и алебарды.

Казалось, это спустили с цепи трех дьяволов.

Посвистывала графская шпага, страшно похрустывали драгинасса гасконца и секира баска.

Однако схватка троих с сотней человек, а испанцев, наверно, и было столько, потому что из люков галеона поспешно появлялись новые матросы и пушкари, такая неравная схватка не могла долго продолжаться без поддержки буканьеров.

Увидев нависшую над графом опасность, эти чудесные стрелки, выстроившись шеренгой, открыли огонь во фланг испанцам, а в это время марсовые матросы бросали сверху гранаты, не обращая внимания на опасность разрыва снаряда в собственных руках.

Не теряли времени и матросы фрегата. С поразительной быстротой они забросили абордажные крюки через брасы и ванты галеона, соединяя оба судна в тесном, но и опасном объятии.

Граф и оба его товарища уже изнемогали под натиском испанцев, перед их алебардами, шпагами, секирами, когда буканьеры посыпались на бак галеона, не дожидаясь соприкосновения кораблей.

Раздался залп, палуба стала ареной кровавой бойни, защитников оттеснили в пространство между фок- и бизань-мачтами, где сразу же выросла баррикада из бочек, снастей, сменных реев, вышедших из строя пушек, которые теперь использовались только в качестве балласта.