Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

– Глупо было убирать машины, – заметил Кольберг. – Если бы он вернулся, то сразу понял бы, что здесь побывала полиция.

Мартин Бек осмотрел входную дверь домика, закрытую на защелку и большой висячий замок. Ключи от него имел один-единственный человек – Олафссон, и полицейским стало ясно, что придется немного потрудиться. Они взяли в машине отвертки и другие инструменты и уже через несколько минут открыли входную дверь.

Домик состоял из кухни, умывальной и большой комнаты, обставленной в деревенском стиле, с двумя откидными кроватями у стен. Воздух внутри был сырой, здесь пахло плесенью и керосином. В большой комнате имелся камин, в кухне – дровяная печь, а возле одной из кроватей – керосиновый обогреватель. Пол был в песке и засохших полосах грязи, мебель в большой комнате грязная и обшарпанная. Кухонный стол, табуретки и полки были завалены мусором, пустыми бутылками, грязными тарелками, чашками с кофейной гущей и немытыми стаканами. На одной из коек лежали грязные простыни и старое одеяло.

В доме никого не оказалось.

В маленькой прихожей за дверью находилась кладовка, полки которой были уставлены вещами, вероятнее всего, украденными из автомобилей. Здесь были транзисторные приемники, фотоаппараты, бинокли, карманные фонарики, инструменты, несколько удочек, охотничье ружье и портативная пишущая машинка. Мартин Бек встал на табуретку и заглянул на верхнюю полку. Там лежали старый крокетный молоток, выцветший шведский флаг и фотография в рамке. Он принес фотографию в комнату и показал ее Кольбергу.

Фотография изображала светловолосую молодую женщину и маленького мальчика в коротких штанишках и рубашке с короткими рукавами. Женщина отличалась красотой; и она, и мальчик смеялись, глядя в объектив. Одежда и прическа женщины были модными в конце тридцатых годов. На заднем плане виднелся тот самый домик, где сейчас находились Мартин Бек и Кольберг.

– Наверное, снимок сделан за пару лет до смерти отца Олафссона, – сказал Мартин Бек. – Тогда это место выглядело совершенно по-другому.

– У него симпатичная мать, – заметил Кольберг. – Интересно, как там дела у Рённа?

Эйнар Рённ немного поплутал в машине по Сегельторпу, прежде чем нашел дом, где жила мать Олафссона. Теперь она носила фамилию Лундберг, и Рённ выяснил, что ее муж заведует отделом в большом универмаге.

Женщина, которая открыла ему дверь, была седой, но выглядела максимум лет на пятьдесят пять. Она была стройной и загорелой, хотя весна едва наступила. Она вопросительно вскинула брови, и вокруг ее красивых серых глаз появились светлые морщинки, контрастирующие с загорелой кожей лица.

– Что вам угодно? – спросила женщина.

Рённ снял шляпу и достал служебное удостоверение.

– Вы фру Лундберг? – спросил он.

Она кивнула, с тревогой в глазах ожидая продолжения.

– Дело касается вашего сына, – сказал Рённ. – Бертиля Олафссона. Если позволите, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Что он натворил на сей раз? – нахмурилась она.

– Думаю, ничего, – ответил Рённ. – Вы позволите ненадолго войти?

Женщина нехотя отпустила дверную ручку.

– Да, – медленно сказала она, – пожалуйста, входите.

Рённ повесил пальто, положил шляпу на столик в прихожей и последовал за женщиной в гостиную, которая оказалась уютной и хорошо обставленной, однако без чрезмерной претензии на элегантность. Хозяйка указала ему на кресло у камина, а сама присела на диван.

– Давайте без предисловий, – лаконично заявила она. – Когда дело касается Бертиля, я готова ко всему, можете сразу сказать мне правду. Что он сделал?

– Мы разыскиваем его, он должен помочь нам разобраться с одним делом, – начал Рённ. – Я всего лишь хотел спросить у вас, фру Лундберг, известно ли вам, где он сейчас находится?

– Так, значит, его нет дома? – ответила она вопросом на вопрос. – В Орсте?

– Нет, и, по-видимому, он там уже давно не появлялся.

– А в летнем домике? У нас есть… У него есть домик в Вермдё. Его построил отец Бертиля, мой первый муж, и теперь домик принадлежит Бертилю. Возможно, он там?

Рённ покачал головой.

– Может быть, он говорил вам, что собирается куда-нибудь уехать?

Мать Бертиля Олафссона развела руками.

– Нет. Мы теперь с ним редко общаемся. Я совершенно не знаю, чем он занимается и где обитает. Здесь он не появлялся уже больше года, а если и приходил, то лишь для того, чтобы попросить денег.

– Он не звонил вам в последнее время?

– Нет. Впрочем, около трех недель мы были в Испании. Но я не думаю, что он звонил. У нас больше нет ничего общего.

Она вздохнула.

– Мой муж и я давно махнули рукой на Бертиля. Похоже, его дела ухудшились.

Рённ молча сидел, глядя на женщину. Возле уголков ее рта появились резкие складки.

– Вы знаете кого-нибудь, кто может сообщить, где он находится? – спросил полицейский. – Девушку, с которой он встречается, приятеля или еще кого-нибудь?

Она засмеялась, однако смех звучал фальшиво.

– Могу вам кое-что сказать, – ответила она. – Когда-то он был очень хорошим мальчиком. Но однажды попал в плохую компанию, под чужое влияние, и стал во всем противоречить мне, моему мужу и своему брату, в общем, противоречить всем. Потом его отправили в исправительное заведение, но от этого стало только хуже. Там он научился еще сильнее ненавидеть общество. Он вышел оттуда настоящим преступником и наркоманом. – Она свирепо посмотрела на Рённа. – Полагаю, общеизвестно, что эти ваши исправительные школы и заведения воспитывают преступников и наркоманов. Ни о каком перевоспитании там даже речи не идет.