На плечах добра и зла - Ольга Владимировна Морозова

поскольку царица полей слилась, у вас полно времени до полуночи, чтобы найти замену, — в трубке раздались возмущенные звуки. — Что? Прибуду в Залесово, так и быть. Видишь, какая я добрая?

Иштар положила трубку и, промурлыкав под нос какую-то песенку, крикнула:

— Ишкуина! Вызови машину на вечер!

— Может, я вас подвезу? — выглянула из-за двери Ишкуина.

— Ты в своем уме? Я еще на мотоциклах не ездила! Кыш с глаз моих и до вечера не показывайся!

Ишкуина исчезла, Иштар откинулась на спинку кресла. А что, интересная мысль. Нечисть будет в шоке.

* * *

Галя вызвалась помочь Зое готовить завтрак, а мне есть не хотелось. Ничего не хотелось. Время как будто остановилось, и я застыла в одной долгой минуте, как муха в меду: лапками шевелить можно, а деться никуда нельзя.

Я медленно пошла по улице, разглядывая разнокалиберные дома. Вот недостроенный коттедж, возле него возятся рабочие. Больше курят, чем работают. Видимо, хозяина нет, а бригадир, если он вообще существует, завалился спать или пошел бухать к соседям. Вряд ли здесь обитает нечисть. А вот обычный деревянный дом, покосившийся забор. Тут могла бы жить ведьма, но нас всего-то три. Может, кикимора? Или ей положено сидеть в болоте?

На порог вышла старушка в черном платье, цветастом платке и с ведром, медленно пошла к колодцу. Никаких спортивных костюмов, в которые, как говорила мама, цитируя какой-то старый фильм, «облачились даже самые отсталые слои населения». Старушка тоже вряд ли имеет к нам отношение. Впрочем, как знать. Домовой, к примеру, выглядел как обычный консьерж, да и Зоя с Яей, когда не меняли облик, ничем не отличались от человеческих женщин.

Я дошла до конца улицы и на маленькой площади увидела старинный замшелый колокол, до половины врытый в землю. Что-то он мне напоминал. Если бы висел на столбе… Мне почудился далекий звон. Да, такой я видела во сне. Получается, я Залесово видела? Или такие колокола в каждой деревне стояли? Как тревожная кнопка, на случай пожара или разбойничьего набега. Я развернулась и пошла обратно. Впереди маячил лес. Можно ли мне туда ходить до наступления ночи? Решив, что я почти что ведьма, а ведьме никто не указ, я решительно зашагала по тропинке.

Листья шумели, хотя ветра не было. Я сразу вспомнила рассказ Зои о духах леса. Покажутся они мне? Или, пока я еще человек, постесняются? Тропинка вывела меня на берег реки. У воды был старый причал, а чуть в стороне лежало бревно с заботливо обломанными или обрубленными сучьями, словно созданное для сидения и созерцания. Я приняла приглашение и уселась. Достала телефон. Нет никаких сообщений. А я так привыкла, что Егор мне пишет каждый день. Открыла переписку:

Егор: Как жизнь? Сегодня увидимся?

Я: Пока не знаю. Много работы.

Егор: Со-чувствую. Со-берись!

Я: Со-мневаюсь, что со-берусь.

Егор: А еще со-скучился.

Я: Тогда давай скучимся. Ну ее, эту работу!

Егор: Со-гласен!

С кем я теперь буду играть словами? Я убрала телефон, борясь с желанием выбросить его в реку… Или написать Егору. На реке было тихо, только где-то пела птица и время от времени раздавался одиночный всплеск.

— Рыба? — вслух сказала я.

Над водой рассыпалось хихиканье, такое тихое, что я не смогла бы поручиться, что мне не показалось. Неужели я так и не увижу ничего чудесного?

— Ну, здравствуй, — раздалось за спиной, и я подпрыгнула.

Рядом стоял старичок. Кажется, его я видела вчера, когда мы с Галей хотели отломить ветку от яблони.

— Вы леший? — робко спросила я и почувствовала себя неловко.

Старичок кивнул и, кряхтя, уселся рядом.

— Зови меня Петрович.

Я лихорадочно соображала, что у него спросить.

— Давно тут живете, Петрович?

— Давненько, — протянул мой собеседник и сообщил: — А ты — Аи.

Я кивнула. Он достал старую трубку и неспеша раскурил.

— Ну как, готова ведьмой стать?

Я вспомнила, как учителя на выпускном спрашивали: «Готовы ли вы вступить во взрослую жизнь»?

— Готова, — сказала я.

Старичок покачал головой.

— Врешь, небось. Вижу, что вопросы у тебя есть. Что ж Зое не задала?

— Не все можно спросить, — пробормотала я.

— Ладно уж, давай, может, и помогу.

Но у меня в голове крутилась какая-то ерунда.

— А русалки и правда существуют?

Леший вдруг свистнул так, что звук далеко прокатился по воде. Раздалось хихиканье, теперь уже явственное.

— Вот.

— А духи леса?

Старичок заухал совой, и за ним, где лес был погуще, плавно, как в оркестре, прошумели листья — одно дерево заканчивало, второе начинало. Потом все стихло. Петрович довольно заулыбался, попыхивая трубкой.

— Убедилась? Думала, все враки?

Я пожала плечами.

— Но я же их не вижу.

— Ничего, сегодня ночью увидишь. После костра.

Я вспомнила, что мне еще предстоит, и поежилась.

— Не бойся, милая, — лесовик похлопал меня по руке. Кожа у него была коричневая и сухая, как кора у старого дуба. — Не жечь же тебя будут.

— А если я передумаю, — шепотом спросила я, — все пойдет к черту?

Старичок с сомнением пожевал губами и несколько неуверенно сказал:

— Не передумаешь. В тебе силы много, куда ж ты ее денешь? Ведьме — ведьмовское.

Я потрогала оберег на шее, он был холодный. Мало во мне сегодня силы.

— Ты скажи Зое, она тебе зелье сварит, успокоишься.

— Да я и сама могу, — пробормотала я.

— Вот видишь? Ты — настоящая ведьма, — леший снова похлопал меня по руке, на этот раз — одобрительно.

Мне бы его уверенность.

— Пойдем, — внезапно сказал лесовик. — Ушица сегодня хороша, а ты неемши.

Я поняла, что действительно голодная.

Шли долго. То ли лес оказался больше, чем я думала, то ли лешие ходят своими дорогами, то ли Петрович демонстрировал мне местные красоты. Тут было, на что посмотреть — каждый куст, ветка, гроздь ягод просились на заставку для телефона. В самой чащобе стояла маленькая бревенчатая избушка, поросшая мхом, травой и даже деревцами — с двадцати шагов уже и не разглядишь.

Внутри все было просто и основательно: печка, массивный стол и лавки. Пахло деревом и трубочным табаком. На столе лежали какие-то бумаги.

— Из лесничества прислали, — сказал старичок, собирая листки.

На мой недоуменный взгляд он ответил:

— Лесник я. А что люди столько не живут, так это начальство не помнит, — он с удовольствием засмеялся.

Уха действительно была хороша, к ней полагался свежевыпеченный хлеб с солью.

— Есть тут одна баба, сама печет, мне приносит. Хорошая баба, кровь с молоком… и хлебом, — леший усмехнулся собственному каламбуру и, поколебавшись, достал большую прозрачную бутылку. Я пить отказалась: