В смысле, Белоснежка?! (СИ) - Разумовская Анастасия

Но он даже не обернулся.

– Прости…

Я не знаю, сказала ли последнее слово вслух, потому что голос вдруг пропал. Опустилась на ближайшую садовую скамейку, стараясь не упасть, и закрыла лицо.

Что со мной? Что вообще со мной происходит? Я же… ну я же совсем по-другому хотела и…

Я закрыла лицо руками и расплакалась. Если бы он вернулся и увидел, что я плачу, он бы, наверное, понял, что со мной, и, наверное, простил бы… Злость и гнев, ярость и обида куда-то исчезли. Осталась только невыносимая боль. И я знала, что если бы Бертран подошёл сейчас, то я бы не стала его отталкивать и лгать, что не ревную, и что мне нет до него дела. И не стала бы сопротивляться, если бы он меня обнял. Наоборот, прижалась бы к нему…

Но он не пришёл.

***

На ужине появилась Белоснежка. Я сделала вид, что ничего не происходит. У меня не было сил даже обрадоваться её первому шагу ко мне.

Бертрана не было, и я не стала спрашивать где он. Его место никто не занял, и пустой стул странным образом портил мне аппетит.

– Румпель, я хочу, чтобы по каждому шагу следствия вы отчитывались передо мной и принцессой, – насколько могла мягко сказала я. – Нужно найти и наказать убийцу Его величества. И нам с Белоснежкой будет спокойней, если мы будем понимать, что происходит.

Румпельштильцхен наклонил голову.

– Конечно, Ваше величество.

– Белоснежка, завтра будет бал. Я не очень-то хочу его, но он нужен для блага королевства.

Синие глаза сузились. Она побледнела и явно рассердилась.

– Думаю, тебе тоже надо будет на нём появиться, но танцевать не обязательно. И присутствовать до конца – тоже. Я верно понимаю?

Я вопросительно взглянула на Румпеля. Тот кивнул.

– Королевы не всегда делают то, что хотят, – грустно усмехнулась я. – Но я буду тебя очень признательна, если завтра утром ты составишь мне компанию в прогулке по саду.

– Зачем? – буркнула Белоснежка.

– Мне кажется, нам есть что обсудить. Или ты так не считаешь?

Белоснежка положила себе на блюдечко шарик сливочного мороженного. Полила шоколадом. Зачерпнула серебряной ложечкой, облизнула её и только тогда сумрачно взглянула на меня и ответила:

– Хорошо.

– Вот и чудесно. А сейчас, господа, прошу меня простить. Я ещё не совсем выздоровела.

Я встала, кивнула присутствующим и отправилась к себе.

Комната встретила меня тишиной и молчанием. Я легла на кровать, чувствуя, как кружится голова и меня знобит. Всё вспоминала и вспоминала дурацкий разговор в саду и не могла понять, что со мной случилось. Почему я говорила то, что совершенно не хотела говорить, и не говорила то, что было сказать разумно и правильно.

Почему меня так трясёт в его присутствии? Почему я злюсь на него тогда, когда вовсе не на что злиться?

И в то же время я прислушивалась к тишине. Мне почему-то казалось, что Кот непременно постарается ещё раз попытаться поговорить и вообще… Может захочет высказать претензии, например. Я всё ждала, что он либо поскребётся в дверь, либо заберётся на балкон.

Но нет. Всё было тихо.

Я поймала себя на этом чутком вслушивании. Ужаснулась. Накрылась одеялом с головой и тихо прошептала:

– Майя, ты влипла.

Сердце стучало как сумасшедшее. Я так давно ни в кого не влюблялась! Даже уверена была, что всё, все эти глупости позади, и я просто не способна снова… Но лгать себе больше сил не было: я влюблена. Самым дурацким видом влюблённости. Будто подросток, чьи чувства опережают мозги.

Снова всхлипнув, я обняла подушку, уткнулась в неё и горько расплакалась.

За что мне всё это?

Глава 17. Белый танец

На следующий день я проснулась с головной болью и решимостью всё изменить.

Полежала с открытыми глазами, размышляя. Радует, что лёд в наших отношениях с Белоснежкой тронулся. Да, впереди много работы, и девочка всё ещё не принимает меня. Но оно и понятно: смерть отца потрясла и глубоко травмировала ребёнка. Но я вспомнила наш разговор в саду, который так безжалостно оборвал Анри, и поняла, что шанс есть. Мы сможем подружиться, пусть и не сразу.

Второй задачей был Румпель с его загадочными «мы». Но, чтобы в этом разобраться, нужно освоить мир Эрталии, понять расстановку сил, экономику и политику страны. Куклой в их руках я, конечно, быть не собираюсь.

Третья задача… Бертран. И вот она меня пугала больше всех. С остальными двумя я точно разберусь, я уверена. Нужно лишь время, терпение, внимательность и усердие. А вот Бертран…

То, что произошло вчера… Я вела себя как девочка-подросток лет… пятнадцати. Или четырнадцати даже, потому что в пятнадцать мозгов всё-таки больше. Знала, что так нельзя, но… Меня понесло, и я не могла остановиться и взять в руки разбушевавшиеся эмоции.

«Нам надо поговорить, – с тоской думала я. – Но как? Не закончится ли новый разговор всё тем же, чем закончился предыдущий?». Я не была в себе уверена. Не понимала, что происходит со мной.

– Ты влюбилась, Майя, – прошептала самой себе.

Но разве это оправдывает подобное сумасшествие?

Я встала, сбросила сорочку и подошла к зеркалу. Придирчиво осмотрела себя. Красивая. Фигура, и… Да в целом, всё хорошо. Вот только… важно ли это?

– Он бабник, Майя, – напомнила себе. – Ему, наверное, вообще неважно, насколько женщина красива. А тут при дворе есть те, кто ещё симпатичней тебя.

Прошла в душ и долго, старательно мылась.

Я влюблена и вот просто так взять и отменить любовь – не получится. Мне вдруг вспомнилось, как мы целовались, как валялись на чердаке у Рапунцель, и Бертран прижимал меня к себе. И в миг стало жарко.

– Ты не могла себе кого-то попроще выбрать? – упрекнула себя вслух. – Кого-то более верного и…

Крепко растёрлась полотенцем, вернулась в спальню и надела свежую сорочку. Забралась с ногами в кресло, отвернув его к окну, и снова задумалась.

Что чувствует ко мне Бертран?

Я детально вспомнила вчерашний разговор. Кот тоже вёл себя как идиот. Впрочем, с самого первого дня знакомства его было сложно обвинить в здравомыслии. И всё же… Он меня ревнует ведь, да? К Румпелю? Я позвонила в колокольчик, появилась Чернавка, и уже через какой-то час я оказалась одетой полностью.

Было довольно ранее утро. Часов восемь или девять. Перед моими дверями меня, к счастью, никто не ждал. И я прошла в кабинет покойного Анри, а ныне мой. Тут уже не было пыли, даже на дверной резьбе. Первым делом я просмотрела книги на полках, выбрала нужные: по экономике, по истории, по генеалогии и тому подобное. Но начала не с них.

Села за стол, пододвинула лист бумаги, менее гладкий и белый, чем в моём мире. Окунула перо в чернильницу. Задумалась. Хотела было погрызть край пера, но побрезговала.

«Кот!» – вывела первые буквы, и тут же возник новый вопрос: а почему я могу читать и писать на их языке? Да и вообще, разговаривать? Странно, что я не задумывалась об этом раньше. Ладно. Не сейчас.

«Прости меня за вчерашнее. Я сама не поняла, что на меня нашло. Я очень ценю твою дружбу, поверь. И ты мне дорог. Вчера я погорячилась и наговорила тебе совершенно ужасные вещи. Не понимаю, почему. Видимо, стресс. И, прости, но я и сейчас не готова к разговору. Боюсь, снова понесёт. Думаю, нам надо взять паузу и успокоиться. Обсудить всё можно ведь и письменно, не правда ли?».

Перечитала. Сдержано, лаконично. Класс! Ну вот он и выход: эпистолярный жанр – наше всё.

Подумала-подумала и приписала внизу:

«А с Румпелем я не целовалась. В этом мире меня целовали только двое: ты и Анри. У тебя получается лучше».

Так, теперь письму нужно высохнуть… Я открыла книгу по истории Эрталии. На чём мы там остановились в прошлый раз? Прочитала несколько страниц, покосилась на письмо и снова дописала:

«Ты тоже вёл себя очень неразумно, согласись. Слова про глупую девчонку были совершенно ужасны. Надеюсь, ты тоже извинишься».